Чудесный мир - Батуев Андрей Михайлович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/29
• Следующая

У стрижа все четыре пальца направлены вперед, и поэтому его легко отличить от любой другой птицы. Из-за отсутствия заднего пальца стриж не может сидеть на жердочке или ходить, а только ползает. Ноги ему нужны, чтобы цепляться за каменные выступы скал или карнизы высоких зданий, где он гнездится.

Выбравшись из гнезда, Куси-куси впервые распустил длинные крылья и вдруг, взмахнув ими, полетел, но, сделав два круга, быстро потерял высоту и упал на пол. Стрижу необходимо большое пространство, где можно нестись по прямой с огромной скоростью. В тесной же комнате нужно было все время ловко рулить, летая по кругу, а этого Куси-куси еще не умел.

И все же, повторяя свои попытки, стриж овладел искусством летать в закрытом помещении. Он делал до восьмидесяти кругов и садился на махровое полотенце, повешенное под потолком. Взрослые стрижи, выпущенные в комнате, всегда летят в окно и падают, ударившись о стекло, а Куси-куси никогда этого не делал.

Хотя Куси-куси и вырос, но и теперь я возил его на работу, так как сам есть он так и не научился. И в кружке он так же летал по кругу, а прицеплялся всегда в определенном месте, на сетку вольера.

Когда Куси-куси хотел есть, он издавал свои «позывные», и я знал, что сейчас стриж слетит ко мне. Описав по комнате круг, он ловко подвешивался к лацкану моего пиджака и просительно вздрагивал крыльями.

Нелегко было вырастить стрижа, но он отплатил мне не только доверием, но и раскрытием одной маленькой тайны. Во многих книгах о птицах сказано, что стриж взлететь с плоскости не может, так как этому мешают его короткие ноги и длинные крылья. Но Куси-куси не раз опровергал это утверждение. Сидя на полу или столе, он распластывал крылья и, резко сдвинув их, подбрасывал себя и летел.

Приближался конец августа. Дни стали заметно короче. Это был сигнал к началу перелета птиц, и в первую очередь — стрижей, которые покидают нас одними из первых. Надо было спешить с выпуском Куси-куси на волю. И вот мы поднимаемся на крышу Дома пионеров. В последний раз я несу в коробке своего Куси-куси.

На крыше я взял его на руку. Вот он сидит — большеглазый, черный, с беловатым горлышком. Конечно, он не понимает, что мы сейчас расстанемся с ним навсегда, а для меня эта минута — нелегкая. Он медлит, но менять решения нельзя: дитя воздуха, в квартире он неминуемо погибнет. «Ну, лети!» — тихо говорю я и осторожно трогаю его за плечо, наклоняя руку. И вот он взвивается ввысь, чертит в небе замысловатые фигуры, все выше, все дальше и наконец скрывается из виду. Прощай, Куси-куси!

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, я получил подарок — трехнедельного голубенка-почтаря. Был он очень несуразный, с огромным клювом и коротким хвостом. Есть еще не умел, и я долго мучился, пока приноровился его кормить. Дело в том, что кормление голубиных птенцов особое. У певчих птиц родители погружают клюв с кормом в раскрытый рот птенца, а голубята наоборот — засовывают свой клюв в раскрытый рот родителей, и те отрыгивают пищу из зоба. При этом взрослый голубь таскает за клюв своего птенца и сильно содрогается. Насколько трогательна картина кормления певчих птенчиков, настолько неэстетично кормление голубят. У голубей бывает два птенца, реже — один. И вот можно наблюдать, как два прожорливых голубенка, одновременно засунув клювы в рот родителю, добывают там корм. При этом они все время пищат и хлопают своего кормильца крыльями.

Мой Снежок ел очень много. Я научился схватывать его левой рукой за клюв и удерживал клюв в раскрытом состоянии, не обращая внимания на попытки голубенка вырваться, а правой впихивал глубоко в рот смоченные водой длинные пластинки вареного яйца и булки. Кормить зерном голубенка было слишком трудно и долго. А яйцо он глотал огромными кусками. В небольших количествах я давал ему еще яичную скорлупу, резаные листья салата и одуванчика, а для лучшего пищеварения — очень мелкие камешки. Кормление птенца всегда носило несколько насильственный характер, так как он не хотел держать клюв открытым, а пытался всунуть его мне между пальцами. Целую неделю мне пришлось исполнять роль папы-голубя, и я был очень рад, заметив, что птенец стал клевать сам. Сначала это были только попытки, и корм часто вываливался из клюва, но вскоре Снежок постиг премудрость самостоятельного питания. Пить он научился много раньше. Я совал его клюв в мисочку с водой, и голубенок быстро сообразил, что ему следует делать. Обычно птицы пьют, сопровождая каждый глоток плавным закидыванием головы, как, например, это делают курицы, голуби же глубоко погружают клюв в воду и пьют не отрываясь.

Сидел Снежок в папочной коробке, на подстилке из резаной мочалы. Голубенок оказался очень чистоплотным и в своем гнезде никогда не пачкал.

Когда Снежку исполнилось сорок дней, он стал летать. Я поселил его в маленькой пустой комнате, а окно замазал мелом, чтобы он не интересовался сизаками, жившими во дворе. Голубенок был абсолютно ручной и прекрасно знал меня и свою кличку. Вскоре он перелинял. Белый, как снег, с могучей грудью и большим массивным клювом, составлявшим прямую линию со лбом, он был моим первым почтарем, и я очень им гордился.

Однажды я принес Снежку зеркало. Увидев себя, он принял страшно важный вид, весь распушился и вдруг заворковал и стал вертеться, распустив крылья и метя по полу хвостом. Так выяснилось, что Снежок — самец. Где достать голубку-почтарьку, я не знал и поймал обыкновенную сизачку. Сначала Снежок то и дело ее поклевывал, но потом оказалось, что это — просто своеобразное ухаживание, и вскоре птицы уже обменивались нежностями. Забравшись в решето с сеном, Снежок начинал гукать, слегка вздрагивая концами крыльев, и голубка спешила в гнездо. Я научился подражать зову Снежка и, спрятав его в корзинку, звал голубку, а она взволнованно бежала за мной по всей квартире, не понимая, где же зовущий ее голубь. Я часто дурачил бедную птицу, заставляя ее по нескольку раз обойти всю квартиру. Но однажды, во время игры, к моему изумлению, неожиданно появился Снежок и с громким воркованием устремился к своей подруге. Оказывается, могучая птица научилась открывать корзинку: не желая сидеть в заточении, он подпрыгивал и, пользуясь моментом, когда крышка приоткрывалась, просовывал голову в щель — и вылезал. Я никогда бы не поверил, что такое возможно, если бы не увидел этого своими глазами. Впоследствии я усаживал в эту корзину до десяти голубей, и ни разу им не удавалось из нее выйти.

Как-то я отправился к своему школьному товарищу, захватив в коробке Снежка. На улице я столкнулся с соседом Ронькой — большим любителем всяких злых проказ. «Что это ты так бережно несешь?»— обратился он ко мне. «Своего почтаря!» — с гордостью ответил я. «Почтаря? — как бы заинтересовавшись, спросил он. — Покажи!»

Ничего не подозревая, я слегка приподнял крышку. В то же мгновение Ронька сильно ударил по дну коробки и пустился наутек. Коробка выпала у меня из рук, а испуганная птица стремительно взвилась вверх. Я был потрясен. Ведь мой Снежок не только не вылетал за окно, но даже никогда не видел двора. Но самое ужасное это то, что он вылетел из коробки на улице. Дом наш большой шестиэтажный, а мы жили в четвертом этаже, так что я решил, что Снежок безвозвратно потерян. Я вернулся домой к осиротевшей голубке. Здесь меня поразило, что кто-то стучит в стекло. Еще не понимая, что это значит, я открыл форточку, и в комнату ворвался Снежок; громко хлопая крыльями, он слетел на пол и завертелся, радостно воркуя. С момента, как Снежок вылетел из коробки, прошло едва ли две минуты, а он не только сразу нашел свой двор, но даже и форточку! Наверное, ему помогло то, что окно было замазано мелом. Когда я пришел наконец в себя, я схватил белоснежную птицу и закружился с ней по комнате в какой-то пляске диких.

Я часто подумывал раньше: а что, если выпустить Снежка? Ведь почтовые голуби хорошо находят свой дом. Но я читал, что их надо предварительно тренировать, и никак не мог отважиться на это, боясь потерять любимую птицу. Теперь же я твердо решил с наступлением тепла заняться тренировкой своего почтаря.

• Предыдущая
• 2/29
• Следующая