Поиск неожиданного - Басов Николай Владленович - Страница 46

А тот уже, как-то сообразуясь со своим пониманием этих коней, бросал их в воду прямо перед мордой того зверя, который нуждался в кормежке, и кони выхватывали угощение прямо из воды своими зубищами… которыми были способны раздирать не то что это мясо, но и охотиться, пожалуй, почище иных волков. Вот только как подпаивать коней водкой, Франкенштейн не сумел придумать. По словам возницы, переданным все тем же странно понимающим его Тальдой, он хотел бы этого, вот только побаивался, если подплывет к ним с кружкой, они не столько выпивкой займутся, сколько попробуют его самого прихватить…

— Он что же, собирается в воду спрыгивать? — подивился такому предложению Сиверс.

— Он говорит, это для него не очень сложно, он холода почти не чувствует, — комментировал предложение возницы Тальда. — Тем более что плыть-то ему почти и не придется, он же будет держаться за упряжь…

— Цирковой номер, да и только, — сказал на это рыцарь. И решил: — Пусть кони пока в трезвости остаются. Такие эксперименты устраивать я не позволю.

Так они продержались на плаву все это время… И лишь к исходу третьего дня, когда кони уже окончательно утомились, несмотря на почти постоянное подкармливание, пришлось-таки выбраться на берег.

К счастью, места здесь стали уже вовсе другими. Двигаясь на север по течению реки, карета оставила за собой не одну сотню лиг. Лес здесь превратился в невысокий кустарник, среди которого преобладали странноватые деревца с белыми, разбросанными широко по земле, тонкими и на редкость прочными, будто шнуры, ветвями.

Горели они плохо, оказавшись чрезмерно сырыми, но все же стоянку путешественники устроили удобную. Ночью их никто не потревожил, хотя Оле-Лех и приказал Тальде бодрствовать. Пару раз он просыпался и подходил к оруженосцу, который бродил вокруг их стоянки, чтобы не ослеплять себя соседством с костром. Это была тщетная предосторожность, в этой местности никто из опасных хищников уже не обитал.

Оле-Лех постоял возле Тальды, вглядываясь в туманную и уже заметно морозную мглу над рекой, будто невесомым поводом уводящим ее, как коня, дальше на север.

— Как думаешь, скоро мы попадем, куда нам нужно? — спросил он задумчиво.

— А куда нам нужно, сахиб? — удивился оруженосец.

— Да, это верно, знать бы еще, куда нам нужно, — согласился рыцарь.

— Ничего, сахиб, дальше будет еще хуже, — вдруг решил поддержать своего господина Тальда. — Я с профессором немного поговорил давеча, он сказал, что скоро вообще тундра начнется.

— Тундра — это когда холод и сплошная сырость? — спросил Оле-Лех, чтобы разговор поддержать.

— Он сказал, что не только сырость, сахиб, он сказал, что еще — ледяные озера, тучи разных перелетных птиц и чудовищные комары с гнусом… Проехать по ней, по тундре, будет труднее, чем нам доставалось в лесу.

— И что же нам остается?.. Раз так, значит, пусть будет, — решил Оле-Лех.

— Верно, сахиб, — кивнул оруженосец. — Поживем — увидим, каково это — чтоб хуже, чем по лесу без дороги переться… М-да, господин мой, что еще остается?

Ехать через ползучие полудеревья-полукусты было действительно невозможно. Хуже, чем тащиться по камням неглубокого ручья. С камня можно было съехать, и даже если удар получался чувствительный, колесо освобождалось и могло катиться дальше. А вот карликовые деревья опутывали колеса намертво, приходилось выбираться из кареты и разрубать неподатливые, жесткие, как просмоленные веревки, растения. Лучше всего для этого подошел тот самый странный нож, похожий на мачете, который возница в конце концов и вовсе забрал себе.

Сначала Франкенштейн пробовал двигаться вдоль реки по берегу, но уже спустя пару часов даже карета Госпожи стала так угрожающе трещать чуть не всеми своими деталями, что возница остановился. Тальда поднял голову, чтобы получше услышать, что он хочет объяснить своим пассажирам. Оле-Лех уже в который раз подивился странности этих безмолвных переговоров и выжидательно посмотрел на оруженосца.

— Он говорит, что придется плыть по реке дальше. Вот только кони не хотят в воду входить, слишком вода стылая.

Оле-Лех пожал плечами и сделал вид, что это не его забота. Возница снова выбрал пологий спуск к воде и принялся нахлестывать коней, кажется впервые после бегства из замка Титуф. Но все же ему пришлось повозиться, прежде чем кони вошли в реку и карета снова оказалась на плаву.

На этот раз, как ни удивительно, воды просачивалось намного больше. Чем это можно было объяснить, Оле-Лех не знал. Он просто достал один из кожаных походных черпаков, которые валялись под задней лавкой кареты, и велел сначала Тальде, а потом Сиверсу эту воду по возможности вычерпывать.

Сиверс работал медленно, лениво и больше расплескивал воду из черпака, чем выливал в боковое окошко, поднятое для этой операции. Зато теперь под ногами собиралось не больше полудюйма воды, и это было, как показалось рыцарю, терпимо. Тальда работал лучше, более сноровисто и ловко, хотя чувствовалось, что ему не нравится, что и теперь им приходилось плыть по реке.

— Придется кому-то и по ночам теперь не спать, сахиб, — объяснил он свое неудовольствие. — А то, не ровен час, утонем, и кони с Франкенштейном не спасут.

— Пожалуй, — согласился с ним рыцарь.

Сиверс при этом довольно хитро посмотрел на рыцаря, безмолвно спрашивая, будет ли Оле-Лех помогать им? Рыцарь понял это почти приглашение, но решил, что его спутники и сами справятся.

Четверо суток пришлось им качаться на волнах, и рыцарь этому немало удивился. Во-первых, снарки, которые могли обитать только в лесах, остались позади, и, следовательно, если бы они вечерами выбирались на берег для небольшого роздыха, это не грозило бы неприятностями. А во-вторых, течение реки, даже на его не слишком внимательный взгляд, стало более плавным, медленным. И, следовательно, коням приходилось больше работать, чтобы тащить в воде за собой не слишком-то приспособленный для плавания экипаж.

Вероятно, Франкенштейн решил все же не выбираться на берег, как со временем понял Оле-Лех, чтобы не заставлять коней в третий раз входить в воду. Почему-то в третий раз это могло не получиться даже у него.

И все же больше четырех дней двигаться по реке они не смогли. Устали кони, у них стала кончаться еда, и даже вода теперь уже сочилась через дверцы почти непрерывно. Кому-то из троих путешественников проходилось вычерпывать ее постоянно, и все равно воды плескалось под ногами уже больше двух дюймов. Иногда приходилось браться за ковши вдвоем, но слишком узкое окошко не позволяло работать в таком режиме долго и споро, а потому в конце концов пришлось согласиться, чтобы черпаком орудовал только кто-то один из путешественников, зато в ускоренном темпе.

Это занятие раздражало Тальду, к тому же Сиверс каким-то образом ухитрился так сбить и намозолить руки, что пришлось и рыцарю помогать им. Но он этому даже обрадовался, потому что чрезмерно долгое сидение в этой тесной коробочке теперь мешало ему. Он заметил вот что: если слишком долго вслушиваться в звук, доносящийся спереди, откуда-то из безбрежных далей все более широко расстилающейся тундры, то воспринимался он острее, доходил до болезненного гула, который уже из головы перетекал в грудь, мешая дышать, сбивая с ритма сердце, раскалывая голову… А вот работа помогала отвлечься, и тогда эти ощущения делались почти терпимыми.

На берегу, куда наконец выкатилась карета, кустарника уже не было, зато обнаружилось множество разных мхов, вырастающих почти до колена обычному человеку. Рыцаря это порадовало, но обеспокоило Тальду, который вдруг начал жаловаться, что они не догадались заготовить нормальных дров для костра, пока еще были в лесах.

— Ты пойми, сахиб, дерево бы и карету на плаву удерживало, — объяснил он Оле-Леху.

— Лучше бы нам какие-нибудь кожаные мешки воздухом надуть, — неожиданно вмешался в разговор профессор, — и привязать к колесам… Впрочем, — он задумчиво обозрел их черный с серебром экипаж, — она и так неплохо справилась. А касательно мешков — лошадям бы тогда пришлось, пожалуй, больше воды расталкивать…