Под защитой камня - Ауэл Джин Мари Антинен - Страница 37
- Предыдущая
- 37/224
- Следующая
Она сделала еще глоток. После брожения обычно труднее определить составляющие настойки.
— По-моему, она сделана из зерен, возможно, сока березы или какого-то другого дерева и, может быть, еще каких-то фруктов, хотя есть еще какой-то странный сладковатый вкус. Однако я не могу определить их соотношения, сколько чего положено, — сказала Эйла.
— Ловко ты определяешь состав. — Ее способности определенно произвели на него впечатление. — В эту бражку я добавил плоды, яблоки, провисевшие на дереве до сильных заморозков, — тогда они становятся слаще, но еще ты почувствовала сладость меда.
— Точно! Теперь, после твоих слов, я точно чувствую вкус меда, — сказала Эйла.
— Не всегда удается раздобыть мед, но с ним березовица становится вкуснее и даже крепче, — сказал Ларамар на сей раз с искренней улыбкой. Ему редко удавалось обсудить с кем-нибудь способы изготовления его бражки.
Большинство людей осваивали какое-то ремесло, в котором могли расти и совершенствоваться. Ларамар знал, что умеет делать березовицу лучше всех. И он считал это своим ремеслом, единственным делом, в котором он хорошо разбирался, но ему казалось, что мало кто по достоинству оценивает его заслуги.
Многие плоды начинали бродить сами по себе прямо там, где созревали, на лозах или на деревьях; они оказывали опьяняющее воздействие даже на поедающих их животных. И большинству людей приходилось порой делать сброженные напитки, но из-за случайного набора ингредиентов их продукт зачастую превращался в кислятину. Обычно люди нахваливали отличное вино Мартоны, но такое занятие считалось маловажным, и, разумеется, она владела не только этим мастерством.
Ларамар знал, как получить из сброженного пойла опьяняющий напиток, не кислый и обычно очень вкусный. Он понимал, что это не пустяковое занятие, а мастерство, требующее определенных знаний, для того чтобы напиток получился приятным на вкус, но большинство людей волновал лишь конечный продукт. Не улучшало его положения и то, что сам он частенько прикладывался к своим изделиям и потом по утрам бывал слишком «болен», чтобы участвовать в охоте или заняться вместе со всеми каким-то общим и порой не особенно приятным, но, как правило, необходимым делом, обеспечивающим нормальную жизнь всей Пещеры.
Вскоре после того, как Ларамар налил березовицу виновникам торжества, к нему подошла женщина. За ее ноги цеплялся малыш, едва научившийся ходить, но она, похоже, не замечала его. В руках у нее была чашка, которую она протянула Ларамару. По его лицу пробежала недовольная тень, но он постарался сохранить спокойствие, наливая ей немного березовицы.
— А ты не хочешь познакомить с ней свою жену? — спросила она, обращая свой вопрос к Ларамару, но глядя на Эйлу.
— Эйла, познакомься с моей женой, Тремедой, и ее младшим сыном, — коротко сказал Ларамар, и Эйле показалось, что он довольно неохотно выполнил ее просьбу.
— Тремеда, это Эйла из… Матумо.
— Именем Матери я приветствую тебя, Тремеда из… — начала Эйла, ставя свою чашку на стол, чтобы освободить руки для ритуального пожатия.
— Я приветствую тебя, Эйла, — сказала Тремеда и отхлебнула из чашки, явно решив не утомлять себя рукопожатием.
Возле нее появилось еще двое детей. Их одежда была такой потрепанной, рваной и грязной, да и сами дети в отличие от других детей Зеландонии выглядели настолько чумазыми, что трудно было отличить мальчика от девочки, впрочем, и сама Тремеда выглядела не намного лучше. Лохматые волосы, грязная одежда покрыта множеством пятен. Эйла заподозрила, что Тремеда слишком увлекается напитками своего мужа. Старший из детей, мальчик, подумала Эйла, неодобрительно глянул на нее.
— Почему она так смешно говорит? — спросил он, подняв глаза на мать. — И зачем надела мальчиковое белье?
— Откуда мне знать. А почему бы тебе самому не спросить ее? — сказала Тремеда, опорожняя свою чашку.
Взглянув на Ларамара, Эйла заметила, что он едва не кипит от злости. Казалось, он готов ударить своего отпрыска. Опережая его, Эйла сказала мальчику:
— Я так странно говорю, потому что жила в дальних краях, там, где люди не говорят на языке Зеландонии. Джондалар научил меня говорить на вашем языке, когда я была уже взрослая. А эту одежду мне подарили сегодня.
Мальчик, похоже, удивился, что она ответила ему, но, не раздумывая, задал очередной вопрос.
— А зачем тебе подарили мальчиковое белье? — спросил он.
— Я не знаю, — сказала она. — Возможно, в шутку, но такой наряд мне понравился. В нем я чувствую себя очень удобно. Разве тебе так не кажется?
— Кажется. У меня никогда не было такой хорошей одежды, — сказал мальчик.
— Тогда, может быть, мы вместе сделаем ее для тебя. Я буду рада, если ты мне поможешь, — сказала Эйла.
Его глаза загорелись.
— Ты серьезно?
— Конечно, серьезно. А ты скажешь мне, как тебя зовут?
— Я Бологан, — ответил он.
Эйла протянула ему руки. Бологан удивленно посмотрел на нее. Он не рассчитывал на ритуальное знакомство и не знал толком, что надо делать. Он не знал даже, как надо представляться. Ему не приходилось еще слышать, чтобы его мать или ее муж знакомились с кем-то, используя свои поименования и родственные связи. Эйла склонилась и взяла его грязные руки в свои.
— Я Эйла из Мамутои, член Львиного стойбища, — начала она и перечислила все свои ритуальные звания. Поскольку он продолжал молчать, она продолжила за него: — Именем Мут, Великой Земной Матери, также известной как Дони, я приветствую тебя, Бологан из Девятой Пещеры Зеландонии; сын Тремеды, одаренной Дони, жены Ларамара, изготовителя самой вкусной березовицы.
Она произнесла все это таким важным тоном, словно он действительно мог гордиться своими званиями и связями, как любой другой. Он взглянул на свою мать и ее мужа. Злость Ларамара уже прошла. И оба они улыбались, явно довольные тем, как она назвала их.
Эйла заметила, что к ним подошли Мартона и Салова.
— Я тоже хотела бы попробовать самой вкусной березовицы, — сказала Салова. Ларамар с очевидной радостью принялся разливать свой напиток.
— И я тоже, — быстро добавил Чарезал, чтобы в числе первых успеть удовлетворить свое желание, поскольку многочисленные желающие уже направились со своими чашками к Ларамару.
Эйла заметила, что Тремеда, осушив еще одну полную чашку березовицы, удалилась вместе со своими отпрысками. Бологан перед уходом глянул на Эйлу. Она улыбнулась ему и обрадовалась его ответной улыбке.
— По-моему, ты уже завела одного юного друга, — сказала Мартона.
— Правда, изрядного озорника, — добавила Салова. — Ты действительно собираешься сделать ему зимнее белье?
— А почему бы и нет? Мне хочется научиться шить такой наряд, — сказала Эйла, показывая на свою одежду. — Возможно, когда-нибудь и у меня будет сын. А может быть, я сошью еще нечто подобное и для себя.
— Для себя? Ты хочешь сказать, что собираешься носить такое белье? — удивилась Салова.
— Не совсем такое, верх нужно слегка подогнать по фигуре. А разве вы никогда его не примеряли? В нем очень удобно. И, кроме того, мне его вручили в качестве гостеприимного подарка. И я хочу показать, как высоко его оценила, — слегка запальчиво заявила Эйла, гордо вскинув голову.
Широко распахнув глаза, Салова разглядывала чужеземку, приведенную домой Джондаларом, и вдруг вновь заметила необычность ее произношения. "Гнев не ослепил эту женщину, — подумала она. — Марона попыталась поставить Эйлу в неловкое положение, однако Эйле удалось обратить эту шутку против ее же изобретательницы. В итоге именно Марона окажется униженной. Она будет испытывать неловкость всякий раз, когда чужеземка будет щеголять в подаренном наряде. Ох, не хотела бы я, чтобы Эйла рассердилась на меня!"
— Я уверена, что к зиме для Бологана найдется теплая одежда, — сказала Мартона. Она подметила все тонкости общения этих двух молодых женщин. "Наверное, даже хорошо, что Эйла сразу же отстояла свое положение, — подумала она. — Люди должны понять, что ее не так легко обвести вокруг пальца. Все-таки ей предстоит стать женой мужчины, рожденного и воспитанного среди влиятельных людей, имеющих статус вождей Зеландонии.
- Предыдущая
- 37/224
- Следующая
