Выбери любимый жанр

Весёлая дорога - Арро Владимир Константинович - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Сергей Семёнович Смирнов, начальник артиллерии, фронтовой офицер, отвечает:

— Триста две штуки за два часа, это почти три снаряда в минуту. Команды не успевали подавать! У артиллеристов из ушей кровь текла, все мы были страшные, истерзанные, пот с нас — заметьте — лил градом!

— В тот день, — говорит Серёжа, — шесть зон дали «крупу», одна — дождь и только две — град, в результате спасли семьдесят процентов урожая. А так бы всё полетело вверх тормашками.

Я тогда набрался наглости и спросил:

— Слушай, а почему вы не спасли весь урожай?

Серёжа посмотрел на меня презрительно.

— Ишь какой умник.

И показал почему-то на Арарат.

Арарат

Воздух был настолько знойным, густым, что очертание горы смутно угадывались. Ледяная вершина, казалось, висела сама по себе.

— Там что, — спросил Серёжа, — как ты думаешь? Там граница. А если град к нам из-за границы готовый приходит, а? Сам посуди, разве мы можем в ту сторону стрелять?

Нет, стрелять туда они, конечно, не могли. Но всё-таки к самому приходу тучи на нашу территорию — буквально за минуту до того, как она пересекает границу, — градобои выпускают заслон — штук десять — пятнадцать снарядов.

Град все же падает в приграничных районах, но дальше туча ослабевает.

Виноград

А виноград в Армении в том году уродился отменный. В Ереване через каждые двадцать шагов — фруктовый базар. Над продавцами, над покупателями носятся осы. Садятся, пьют сладкий сок. Так и отвешивает продавец виноград вместе с осами.

Как-то мы шли вместе с Серёжей мимо этих базаров, народу возле ящиков!..

Продавец кричит: «Успокойтесь, граждане, винограда всем хватит!»

Взглянул я на Серёжу, а он вышагивает такой гордый!

Золотое руно

Когда говорят про кого-нибудь, что он трусливый, то добавляют: как овца.

Когда говорят про кого-нибудь, что он очень глупый, то добавляют: как баран.

Существует и много других оскорблений овечьего и бараньего достоинства.

А вот в Киргизии я встретил людей, которые говорили об овцах очень любовно, очень душевно и даже с нежностью.

— Овечки, — говорили они, — наши умницы, старательные работницы, гордость наша, наш золотой фонд.

Это было на горе Оргочор, на опытной овцеводческой станции, вблизи Иссык-Куля.

* * *

Овцеводство в Киргизии — самое древнее занятие. А что человеку еще оставалось делать, если кругом были горы?

Киргиз кочевал по горам, двигался вслед за овцами по склонам и узким теснинам в поисках пастбищ. Овца его кормила и одевала.

Вся жизнь кочевника и его семьи вертелась вокруг овцы. Жизнь его зависела от случая. А случаев таких его подстерегало немало. То засуха — пастбища все выгорели, то эпидемия — овцы все передохли.

Кочевник довольствовался тем, что ему давала природа. Как-нибудь воздействовать на неё он не умел. У него и в мыслях этого не было.

* * *

Овечка и сейчас верно служит человеку. Но посмотрите-ка, сколько мы от неё хотим! Всем (вдумайтесь только — всем!) нужны пальто, брюки, платья, кофты, носки, варежки, одеяла, ковры и многое другое, что делается из овечьей шерсти. А если кому-нибудь чего-то не достанется, то он будет в обиде. «Почему это, — скажет, — того-сего нет, а ну-ка, подайте жалобную книгу!» Оно и понятно — человеку теперь всего хочется вдоволь.

Как же сделать, чтобы каждый человек всё это имел?

А только так — шерсти, как и других сельскохозяйственных продуктов, нужно получать во много раз больше и самого лучшего качества.

Но овечка-то ничего этого не знает. Как отдавала раньше три килограмма грубой шерсти, так и теперь отдаёт. Честно отдаёт и не возражает.

А одну овцу, судя по поговорке, два раза не стригут. То есть стригут, но на следующий год. А нам сейчас надо.

Вот учёные на Оргочорской опытной станции и задумались над тем, как увеличить овечью продуктивность. Как заставить овечку выращивать больше шерсти за год, да такой, чтобы про неё можно было сказать: «золотое руно».

Помните, как древние греки отправились за золотым руном в Колхиду на корабле «Арго»? На пути их стоял злой дракон. С помощью волшебницы Медеи аргонавты похитили золотое руно и привезли его в свою Древнюю Грецию.

Киргизских учёных тоже можно было назвать аргонавтами. Только им не приходилось надеяться на волшебную силу.

* * *

Учёные наметили себе два пути к золотому руну.

Первым делом, решили они, нужно улучшить овечью породу. Куда это годится, что в Киргизии такая маленькая овечка. Она хоть и выносливая, но толку от неё мало.

И вот скрестили киргизскую породу с кавказской тонкорунной. Новое поколение, как и ожидали, унаследовало лучшие качества своих родителей: овечки выросли крепкими, выносливыми и с длинной шерстью. Но до золотого руна было ещё далеко.

Из нового поколения нужно было отобрать самых достойных представителей, а чтобы понять, кто самый достойный, на каждого претендента заводилось личное дело. В этом личном деле было всё как полагается: фамилия (то есть личный номер), дата рождения, кто родители, а также уйма всяких наблюдений. Учёные-селекционеры изо дня в день, много лет подряд следили за тем, как развиваются их питомцы.

Тут всё было важно: и прибавка в весе, и размеры, и телосложение, и осанка. Но главное, что интересовало селекционеров, — конечно, шерсть. Она должна была быть длинной, густой, тонкой, извилистой, с особым кремовым цветом и блеском. А уж чего добивались учёные — они знали: каждый понимал, что такое золотое руно.

* * *

На Оргочорской опытной станции я только и слышал: «Это вам расскажет Мария Романовна», «Это вам покажет Мария Романовна», «Вот погодите, придёт Мария Романовна».

Как вы уже догадались, Мария Романовна — главный селекционер.

Давно не встречал такого доброго и скромного человека. В стареньком пальто, с сумкой, набитой какими-то тетрадками, Мария Романовна Хомякова скорее была похожа на сельскую учительницу, чем на учёного. Она мне с первого взгляда понравилась. А когда она заговорила о своей работе и работе своих товарищей, я ещё лучше понял, кто передо мной. Люблю увлечённых людей, без остатка преданных своему делу. Люблю, когда они не хвастаются, но и цену себе знают.

Шестнадцать лет Мария Романовна живёт на этой станции. И каждое утро, чуть свет, уезжает из посёлка на гору, в отары. В это утро с нею поехал и я.

На пологой и ровной горе Оргочор только ещё намечалась весна. Кое-где лежал талый снег, земля чавкала под ногами, всюду торчали почернелые прошлогодние кустики какого-то злого колючего растения.

Во дворе, в окружении низких белых строений, и помещалась нужная нам отара. Тучные овцы грудились за изгородью, между ними и в отдалении топали ножками крошечные трёхнедельные ягнята.

Вот тут-то я и услышал те самые слова, сказанные с любовью и даже с нежностью:

— Овечки, наши умницы, старательные работницы, красавицы…

Это говорила Мария Романовна, и говорила скорее для себя, чем для меня. Она ходила между ягнятами, как ходит садовник возле молодой поросли своего сада. И замечала каждую перемену. И гладила своих ягнят, и шлёпала, и трепала.

— Амантур, — говорила она чабану, не отстававшему от неё ни на шаг, — ты посмотри, какой из этого малыша баранчик вырастет, ну просто замечательный! Ножки, видишь, как широко и крепко ставит? Ты его береги, Амантур.

А Амантуру и говорить про это не надо. Для него отара — самое главное. Ведь это не простая отара, а опытная, и что из его труда выйдет, Амантур хорошо понимает. Вот уже в прошлом году в среднем каждая овца дала чуть ли не шесть килограммов тонкой золотистой шерсти. Слыханное ли это дело!

Для ягнят в углу загородки Амантур устроил специальную столовую. Ровно в назначенный час он даёт им по-научному приготовленный обед. В меню входит овсянка, ячмень, витаминная мука, биомицины, качкорская соль, которая содержит микроэлементы: и йод, и марганец, и железо. Всё понимает чабан, а отец его, тоже чабан, и слов-то таких не знал. Но сын Амантура, Усен, ещё больше будет знать, потому что через год кончает среднюю школу.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы