Мой бедный Марат - Арбузов Алексей Николаевич - Страница 1

Диалоги в трех частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Марат.

Лика.

Леонидик.

1-я часть: март 1942 года.

2-я часть: март 1946 года.

3-я часть: декабрь 1959 года.

Ленинград.

Одна из немногих уцелевших квартир в полуразрушенном доме на Фонтанке. Комната почти пуста: вещи сожжены, только громоздкий, тяжелый буфет остался и большая, широкая тахта. На ней, укутанная чем попало, Лика. Скоро вечер, и в комнате весенние ленинградские сумерки. Тихонько отворилась дверь, на пороге показался Марат, с некоторым удивлением оглядел комнату, увидел Лику. Молчание длилось недолго.

Лика (обеспокоенно). Вы кто такой?

Марат. А ты кто такая? (Не сразу.) Нет, верно… Ты чего делаешь тут?

Лика. Живу.

Марат. А кто тебя сюда пустил?

Лика. Дворничиха, тетя Настя. В этой квартире никого умерших не было. А потом тут в окошке стекло целое – одно на весь этаж. Просто чудо. (Тихонько.) Вы меня прогнать хотите?

Марат ничего не ответил.

Не надо. Я уже здесь скоро месяц. Привыкла все-таки.

Марат (оглядел комнату). Тут вещи были… Мебель, ну и прочее… Где все?

Лика. Я сожгла.

Марат. Все?

Лика. Все.

Марат молча сел на подоконник.

Лика. А вы кто?

Марат. Я жил здесь. Это наша квартира.

Лика (не сразу). А где же вы были?

Марат. Был где был. (Помолчав.) Слушай, здесь, между окнами, фотография висела – военный моряк, в рамочке… Не видела?

Лика. Сожгла.

Марат (зло). Смотри-ка… не растерялась. А много ли тепла на этом выгадала… Кусочек картона!…

Лика. Я ведь не одну ее сожгла – тут много фотографий висело… (Словно оправдываясь.) Все вместе – кое-что все-таки. А рамочки знаете как отлично горят? Очень хорошая растопочка.

Марат. Буфет-то как измерзавила.

Лика. Зачем? Он цельненький стоит. Я только лучинки от него откалывала.

Марат. Ты деловая. (Негромко.) Спалила, значит, мое детство?

Лика (почему-то повеселела). Вот теперь я вас узнала… по фотографиям. Это вы – мальчик на лодке… и на велосипеде!… И на Стрелке, с моряком… Я ведь не сразу все сожгла… Я их рассматривала сначала.

Марат. Ну и как – хорошо я горел?

Лика. Зачем вы шутите?

Марат (серьезно). Могу заплакать. Хочешь?

Лика (негромко). Вы меня простите.

Марат (обернулся). А ты что валяешься? Сдалась?

Лика. Нет, я только с улицы… Просто согреться захотелось.

Марат (усмехнулся). Согреешься так… (Серьезно.) Буфет-то почему не сожгла?

Лика. Не осилила. Очень уж громадный.

Марат (огляделся). Ты… одна здесь?

Лика. Совсем.

Марат. И не страшно?

Лика. Конечно, страшно, что же я, дура? Когда стреляют – не так: все-таки жизнь какая-то… А вот когда вдруг тишина… тогда страшно. (Недоуменно.) А чего я боюсь – сама не знаю… С улицы никто ведь не зайдет: наш дом, считают, разрушенный. И лестница еле держится, посторонние очень опасаются… А на самом деле она крепкая – у нее только вид такой. На нашей лестничной клетке всего ведь в двух квартирах жильцы остались. Из одной, правда, уже не выходят – я им хлеб из лавки приношу, прибираю… Они мне за это мебель на дрова обещали – если им уже не понадобится… (Замолчала.) Нет. Страшно.

Марат. А в квартире шесть? Никого?

Лика. Пусто. (Не сразу.) Знакомые ваши?

Марат. Была там одна… Леля. Осенью в Тбилиси собиралась.

Лика. Уехала, наверно.

Марат. А ты где жила?

Лика. В шестом подъезде…

Марат. Чего-то я тебя не помню.

Лика. А я до войны маленькая была.

Марат. В шестом… Да, не повезло вам.

Лика. И стен не осталось.

Марат (помолчал). В квартире был кто-нибудь?

Лика. Няня. У меня мама на фронте, военврач. Мы с няней остались. Она у нас уже двенадцать лет, как родная была… Я на Садовую хлеб получить пошла – тут и ударило. Прибежала обратно, а уж и нет ничего – только ваш подъезд стоит. Это первого марта было. Послезавтра месяц исполнится.

Марат. А ты сама как… не очень ослабела?

Лика. Я, в общем, чувствую себя сносно. Мне ведь за зиму три посылки летчики приносили от мамы. (Не сразу.) А теперь больше не будет посылок. Меня уж не найти.

Марат. Захотят – найдут. Ты, видно, удачливая.

Лика. Какой вы недобрый.

Марат. А ты чего мне вы говоришь… Смешно слушать! (Резко.) Тебе сколько лет?

Лика. Через две недели, может быть, шестнадцать исполнится.

Марат. Почему – может быть?

Лика. Все может быть.

Марат. Иди ты… со своим пессимизмом! Мне на будущий год восемнадцать исполниться должно… И то не психую. Уверен – будет.

Лика. Я еще когда совсем маленькая была – мечтала, как мне исполнится шестнадцать… представляла, что тогда со мной случится. Помните – «дети до шестнадцати лет на эту картину не допускаются»? Так бывало всегда обидно!… Хотя я, конечно, проскакивала, – мне ведь на вид можно куда больше дать. (Помолчала.) Обидно было бы… не дожить.

Марат. Теперь доживешь.

Лика. Пожалуй. Я ведь сейчас на две карточки существовала. Целый месяц! Няню еще первого числа убило.

Марат. Тебе потрафило.

Лика (не сразу). Зачем вы так шутите?

Марат. А я веселый. Только не такой удачливый, как ты. (Вынул из кармана две хлебные карточки, поглядел на них.) Мне только один день достался. Тридцать первое. Завтра.

Лика. Не надо… Ты не плачь.

Марат. А я и не плачу. Я уж ко всему привык.

Лика (поглядела на карточку). Мамина?

Марат. Сестры. (Негромко.) Видишь пуговицу на куртке? Она мне ее утром пришила. Еще сегодня.

Лика. Ты жил у нее?

Марат. На Каменном острове. Как война началась – я к ней и переехал. И дом-то маленький, деревянный – всего два этажа… Очень надо было бомбить его. (Не сразу.) В августе у нее муж в ополчение ушел, она, дурашка, одна осталась… Я ей говорил: вернемся, ведь дом родной… А она не хочет – у нас, говорит, на Каменном лучше… и потом, вдруг действительно Коленька вернется, нет, я дома быть должна! (Помолчал.) А послушалась бы меня, здесь сейчас сидела. (Тихо.) Живая.

Лика. Разве это угадаешь. (Посмотрела на Марата внимательно.) А родители где?

Марат. Отец в морской пехоте был. Пятый месяц не пишет. (Не сразу.) И не осталось ничего… Ни одной фотографии. Мне бы снять ее тогда со стены… (Поглядел на Лику.)

Лика (тихо). Я не знала.

Где-то вблизи разорвался снаряд.

Недалеко.

Марат. Ага.

Лика. Мне уходить?

Марат. А куда же ты пойдешь?

Лика (осторожно). Тебе ведь тоже некуда.

Марат. Мне тоже.

Лика. Тут в углу кушеточка маленькая стояла…

Марат. Сейчас бы пригодилась…

Лика. Кто же знал…

Марат (не сразу). Тебя как зовут?

Лика. Лидия Васильевна… Лика. А тебя?

Марат. Марат Евстигнеев. А ласкательное было – Марик.