Омерта десантника - Алтынов Сергей Евгеньевич - Страница 3

Надо ли говорить, что никаких сновидений в ту ночь Сафронов не видел. Утром следующего дня, не успело пробить и восьми часов, как он попросил охранника свести его с Петром Васильевичем.

– Я согласен, – произнес Сафронов, стоя напротив Лорда, восседающего в кресле, похожем на трон. – Говорите, что мне нужно сделать…

Петр Васильевич ответил не сразу. Он оценивающе, уже в который раз, оглядел жилистую, худую фигуру Полковника. Нет, он, Лорд, не ошибся. Тот, кто еще недавно казался не поддающимся приручению зверем, теперь будет служить ему, Лорду. В этот момент Лорд вспомнил их первую встречу. Она произошла более двадцати лет назад. И не в России, а на территории охваченного войной Афганистана…

– Окунь, проверьте связь! – скомандовал Виктор, ободряюще подмигнув взводному.

Окунь была фамилия радиста, а Виктор Крылов – командир разведроты, прикрывающей автоколонну. Взводный, лейтенант Сафронов, в данный момент был его первым заместителем. Сегодня у лейтенанта было боевое крещение – впервые перед Сафроновым была поставлена не учебная, а боевая задача. Со стороны посмотреть – ничего особенного. Обычный рейс. Правда, выполнялся он по просьбе афганских властей, и груз предназначался для жителей Кабула и его окрестностей. Тридцать восемь «Уралов», загрузившись в Кундузе рисом, стояли сейчас перед шлагбаумом. Подчиненные лейтенанта Сафронова – сержанты и рядовые – смотрели на своего нового командира с пытливым интересом. Многие из этих гвардейцев сходили уже не в один боевой рейд, знали, кто чего стоит. Лейтенант же был новичком. За плечами Рязанское десантное – солидная фирма, но боевой опыт нулевой. Да и сам лейтенант походил скорее на романтичного десятиклассника, нежели на гвардейца-разведчика. Долговязый, худой, с некомандным голосом и уж совсем некомандирской манерой общения с подчиненными. К солдатам он обращался то на «вы», то на «ты»; кажется, совершенно не умел кричать. Когда прапорщик Максимов рассказал матерный анекдот, и вовсе засмущался, как красная девица, не зная, то ли ржать вместе с остальными, то ли сделать старшине замечание. Сегодня для лейтенанта решалось многое. Особенно, если возникнет так называемая НС – нештатная ситуация…

– Связь есть! – доложил ефрейтор Окунь.

– Маяк! Я – Шхуна. Начинаю движение, – сообщил по рации Крылов и, получив «добро», передал об этом в головную машину, где находился начальник колонны подполковник Лугов.

«Уралы» двинулись по дороге, которую только что прошли саперы с инженерной разведкой.

– Второй приказал ускорить движение, – доложил радист Окунь, и команда тотчас была передана по колонне.

За бортами грузовиков проплывал унылый, абсолютно однообразный пейзаж.

– Ни деревца, ни кустика, – прокомментировал зрелище прапорщик Максимов, сидевший рядом с лейтенантом. – Не знаю, как вам, Роберт Сергеевич, а мне очень нравится!

Федор Максимов был одного возраста с Сафроновым, но упорно называл лейтенанта по имени-отчеству. В этом чувствовалась заметная ирония, но взводный не реагировал. Хотя Сафронов с детства предпочитал, чтобы его называли по фамилии. Своего имечка, данного родителями, очень уважающими поэтов Бернса и Рождественского, взводный стеснялся.

– С точки зрения боевых действий лучшего пейзажа не придумаешь, – отозвался Сафронов. – Если «духи» появятся, то будут как на ладони.

В середине кузова, в котором сидели Федор и лейтенант Сафронов, было обустроено нечто вроде окопа среди мешков. В этом самом окопе и разместились вооруженные автоматами взводный, прапорщик и молчаливый киргиз – рядовой Бекамбаев. Между тем асфальтированное, с выбоинами шоссе петляло по склонам. С левой стороны показались глиняные дувалы заброшенного кишлака. Сафронов старался ничем не выдать своего волнения, так как именно в таких дувалах обычно и устраивали засады афганские моджахеды. Максимов и Бекамбаев, в свою очередь, также не проявляли беспокойства.

– Подбил машину – одна цена, подорвал «броник» еще – выше, – произнес Федор. – Хозяева у этих гадов щедрые. Ну а уж если сумеют живым добыть какого-нибудь лейтенанта, то и вовсе озолотят.

– Озолотят не озолотят… – задумчиво произнес в ответ Сафронов. – Вот если вместе с лейтенантом захватят прапорщика, который лихо травит анекдоты, то точно озолотят.

Максимов лишь усмехнулся, но не ернически, а скорее одобряюще. Лейтенант оказался не из унылых, вполне свойский. В это самое время колонна втянулась в узкое ущелье. Капитан Крылов дал по рации команду усилить бдительность. Однако ущелье оказалось неопасным и коротким. Холмы расступились, вдали показались деревья, видимо, абрикосовые. И тут колонна остановилась.

– Я – Шхуна! – послышался в рации голос Крылова. – Почему встали?

Ответил капитану ближайший пост боевого охранения. На дороге были замечены подозрительные люди, поэтому на маршрут вновь вышли саперы. Вынужденный привал затянулся на полтора часа.

– Роберт Сергеевич, анекдот про прапорщика хотите? – прервал вынужденную затянувшуюся тишину Федор.

– Сам ты Роберт Сергеевич! – откликнулся Сафронов. – Давай свой анекдот.

– Прапорщик возвращается из командировки и первым делом заходит к соседу:

– К моей никто не заходил?

Сосед отвечает:

– Никто.

– Совсем никто?

– Совсем.

– Все двадцать восемь дней?

– Все двадцать восемь дней.

– Ну, тогда и я не пойду… Не смешно, Роберт Сергеевич, зато про прапорщика.

– За то в одно место суют долото, – как ни в чем не бывало, произнес Сафронов. – А за это в тараканье царство билеты.

Федор хотел было как-то скаламбурить в ответ, но в это мгновение пришла команда, что можно расслабиться и пообедать. В самом деле – место стоянки было безопасным. Справа и слева – ровное, не позволяющее устроить засаду пространство. Прапорщик достал консервные банки с гречневой кашей, рядовой Бекамбаев буханки хлеба. Только все трое приступили к еде, как в их поле зрения возник старший лейтенант Гоголев. Он имел армейскую специальность политработника-спецпропагандиста, окончил по этому профилю училище во Львове. Службу свою старался нести справно. При его появлении Сафронов и прапорщик досадливо переглянулись. Позавчера Гоголев в категорической форме потребовал от взводного, чтобы тот лично организовал выпуск «боевого листка». Неужели сейчас старлей-пропагандист потребует отчитаться о проделанной работе? Однако Гоголев был сейчас задумчив и настроен на иной лад.

– Душманы объявили по кишлакам, что наша колонна вывозит рис в СССР, – сообщил Гоголев. – Хотим, дескать, устроить голод. Такая вот пропагандистская акция. Такое нельзя оставлять без ответных действий. Я сейчас напишу текст, переводчик перекатает его на фарси, и мы с тобой, лейтенант Сафронов, должны будем выступить перед афганским населением. Мы привезем им рис и… скажем дружественную речь на их родном языке. Какой тяжелый все-таки язык фарси, – вытерев пот со лба, проговорил Гоголев.

– Извините, товарищ старший лейтенант, но местное население говорит на дари и пушту, – заметил Сафронов. – Дари, правда, еще называют фарси-кобули.

– Да?! – беззлобно вскинул брови спецпропагандист. – Спасибо, Сафронов. Так вот, основные положения нашей речи я построил на принципах пролетарского интернационализма.

– Еще раз прошу прощения, – своим некомандным штатским голосом Сафронов вторично внес свои коррективы в спецпропаганду. – Наша колонна двигается с севера на юг. Последнему, извините, идиоту ясно, что мы двигаемся не к границе СССР, а в сторону окрестностей Кабула.

В самом деле – автоколонна двигалась в глубь страны.

– М-да, – кивнул Гоголев и тут же обернулся на чей-то окрик. – Сейчас, сейчас, товарищ Замонуддин.