Золотой ястреб - Йерби Фрэнк - Страница 6
- Предыдущая
- 6/64
- Следующая
ГЛАВА 2
Ранним утром Киту почудилось, что черная цапля, которая так долго сопровождала его на золотом знамени, заполнила все пространство его маленькой каюты. Эта зловещая фигура, казалось, стояла в ногах его кровати. Кит долго вглядывался в странные глаза птицы, золотые, совершено лишенные век. Внезапно, с низким криком, цапля двинулась вперед и подошла вплотную к нему. Кит попробовал пошевелиться, но не смог сделать ни одного движения.
Казалось, что-то случилось с его руками. Он сделал усилие, пытаясь отвести волосы, прилипшие ко лбу, но его руки остались неподвижно лежать вдоль тела. Цапля села в ногах его кровати, и ее вес был так огромен, что его легкие, казалось, разорвутся от недостатка воздуха. Внезапно, необъяснимо, во времени и пространстве что-то изменилось и цапля исчезла. Вес все еще оставался, но рядом с ним оказалось что-то, совершенно непохожее на цаплю. Что-то давило ему грудь, лежало на всем его теле, теплое, душистое, мягкое, движущееся. Это что-то плакало, и теплые слезы падали на его лицо. Он знал, даже не глядя, что это ощущение похоже на опавшие лепестки цветов, похоже на пламя.
Он попытался шевельнуть пальцами, чтобы дотронуться до этого, и на этот раз они послушались, двигаясь без малейшего напряжения. И бледное лицо над ним моментально обрело отчетливость и резкость, с дрожащими губами. Губы сжались, а тело вплотную прижалось к нему. В этот момент его захлестнула грохочущая гигантская волна пламени, а в следующий миг все потонуло в темноте.
Он вновь вернулся назад, его охватила яркая реальность, в которой черная цапля снова превратилась в символ на золотом знамени, развевающемся над улицами Кадиса…
Кит увидел себя, мальчика Кита, стоящего на крыше отцовского дома вместе с матерью, милым, прелестным созданием, одетым в розовое, белое и золотое, все еще говорящее с нормандским акцентом, и Бернардо Диаса.
Кит мог видеть группу всадников, но их лица были довольно неопределенны и расплывчаты, отчетливо выделялись только их фигуры, одетые в черный бархат. В затуманенном сознании возникло только одно лицо.
Кит вспоминал это лицо – чувственное в гневе, похожее на вздрагивающее разгневанное животное, слабое и грубое. Он приподнялся на своей койке, но кто-то, кто находился рядом с ним, прижал его обратно. В этот момент Кит ясно увидел перед собой обеспокоенное лицо Бернардо. Он открыл рот, чтобы утешить своего друга, сказав…
Но эти слова никогда не были сказаны, потому что прежде, чем он успел сделать это, он снова вернулся на крышу дома в Кадисе. Под ним в солнечных лучах снова развевалось знамя с черной цаплей, а гранды ехали через толпу, которая в ужасе разбегалась прочь при их приближении. Кит наблюдал этот спектакль до тех пор, пока не услышал низкий, звучный голос своей матери. Он слышал, что она как будто задыхалась. Потом, к его изумлению, она повернулась и побежала вниз по лестнице, легко, как девочка. Бернардо бежал в двух шагах позади нее, и Кит тоже последовал за ними. Но никто из них не мог догнать ее. Она выбежала на улицу, и Кит, стоящий в дверях, увидел, что она схватила повод одного из всадников.
– Луис! – пронзительно закричала она. – Луис!
Кит видел, что мужчина хлестнул лошадь, вставшую на дыбы. Плеть просвистела еще раз, оставив на лице его матери полосу, похожую на след ползущей змеи.
Кит видел свою мать сидящей на дороге; она закрыла лицо руками, а между ее пальцев струилась кровь. Его охватила жгучая ярость и первым желанием было схватить гранда за шею и задушить его. Он ярко представил лицо этого человека, смуглое, как у мавра, с выступающим носом и маленькой черной бородкой. Один из солдат, сопровождавших гранда, склонил свою пику так, что ее древко прошло через светлую шевелюру мальчика. Мальчик упал на мостовую, вокруг него все кружилось, но он все равно слышал вокруг себя издевательский смех идальго…
Этот звук снова преследовал его и, казалось, наполнял всю каюту. Он слушал его до тех пор, пока не понял, что то, что казалось ему смехом на самом деле было звуком плещущихся волн.
Когда он в очередной раз проснулся, снова было утро, и ему потребовалось не меньше часа, чтобы понять, где он находится. Он различал дубовые балки потолка, свою одежду, развешанную на колышках, и утомленного Бернардо, спящего в кресле.
– Бедный Бернардо, – размышлял он, – сколько хлопот я ему доставляю!
Он приподнялся на койке, но внезапно почувствовал головокружение и вокруг него снова сгустилась тьма. Это была странная темнота, временами походившая на дремоту, а временами разрываемая потоками яркого света, не зависящими ни от времени, ни от пространства…
Он видел себя ребенком в доме Пьера Лабата, изготавливающего парики для испанских грандов, который, как и множество других французов его времени, приехал в Испанию, по причинам, которые он держал в тайне. Кит снова и снова слышал шепот:
– Дон Луис… Луис дель Торо… Дель Торо…
Шепот стих, как только он вошел в комнату…
…Он снова не чувствовал перемещения времени и пространства и видел себя стоящим с большим пистолетом напротив Дель Торо. Потом он увидел себя и Бернардо, бегущих по улицам Кадиса.
Кит видел себя остановившимся и стреляющим, видел, что Бернардо тоже стрелял, а когда они достигли убежища среди старинных могил кладбища Кадиса, Кит увидел, что держит в руках знамя с изображением цапли…
В этот момент он стоял на своей койке и его голос дрожал:
– Остановитесь, грязные свиньи! Вонючие убийцы, палачи, трусливые собаки!
Бернардо мгновенно спрыгнул со своего кресла и попытался уложить его обратно, но в своем горячечном бреду Кит был сильнее десяти человек. Его глаза горели диким огнем. Его лицо под бинтами выражало такую боль, какой Бернардо никогда раньше не видел. Он боялся, что Кит навсегда потеряет зрение, но теперь начал опасаться, что Кит потеряет рассудок. Он стоял на коленях на своей койке и вглядывался голубыми глазами в картины, проносящиеся перед его внутренним взором.
…Он видел, как будто сам находился там, подземную комнату, расположенную под каменным замком, и мускулистую фигуру палача, блестящую от пота, покрасневшую от стоящей рядом жаровни, в которой разогревалось железо. Он видел человека, лицо которого было спрятано под капюшоном так, что была видна только линия губ, и глаза, сверкающие из-под маски, а перед ним – мать Кита. Ее руки и ноги привязаны к колесу, которое скрипело, когда мужчина тянул за веревку. С помощью этого орудия можно было вывихнуть плечи, локти, запястья, колени, лодыжки до тех пор пока не подадутся кости. Все эти орудия были направлены против несчастной женщины, тело которой было уже похоже на скелет. А над всем этим возвышалась грозная фигура инквизитора, мягко спрашивающего несчастную женщину.
– Где ваш сын Кристобаль? Где он? Где? Где? Где?
Кит видел, что из уст измученной, изуродованной, когда-то прекрасной женщины, вырвался стон:
– Я не знаю! Правда, я не знаю! Может быть, в Виргинии! Может, в Сан-Антонио! Я не знаю!
Он видел ее обморок. Они ослабили дыбу и стали приводить ее в себя. Потом они повторяли все сначала: спрашивали, пытали, прикладывали раскаленное железо к ее белой коже и разным частям тела в течение долгих часов. Хлестали кнутом. Били сапогами. Зажимали пальцы клещами. Наконец, были перепробованы, все средства, которые были в ходу у испанской инквизиции.
Кит стоял на своей койке, еле удерживаемый Бернардо, не замечая окружающей его обстановки, снова и снова повторяя:
– Как долго это продолжалось, Бернардо? Сколько времени было нужно, чтобы убить маленькую и слабую женщину?
Наконец, его светлая голова опустилась и он забился в конвульсивных рыданиях. Бернардо мягко уложил его на койку, и на этот раз Кит не сопротивлялся.
Весь этот день и на следующий Бернардо следил за картинами, которые возникали в затуманенном лихорадкой сознании Кита. Он вспоминал, как они покидали гавань Кадиса, собираясь отправиться в Нидерланды. Он вспоминал, как лицо Кита засветилось жестокой радостью, когда они узнали, что их корабль идет в Вест-Индию, так как еще раньше узнали, что дон Луис дель Торо покинул Испанию. Он вспомнил сражение, в котором их корабль был атакован и потоплен пиратской бригантиной, » Морским цветком «.
- Предыдущая
- 6/64
- Следующая
