Островитянин - Азаров Алексей Сергеевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/42
• Следующая

Паника порождает отчаяние и нелепые поступки. Первый уже сделан — Тырговиште. Но это мелочь, сущая мелочь в сравнении с тем, что произойдет, если Слави без основания сотворит очередное чудо невидимки и растворится в воздухе.

Надо решать. Надо быстро и точно решать, Слави. Или ты уверен, что засветился, и тогда уходи на первой же остановке, или возьми себя в руки и признайся, что заболел манией преследования.

Я гашу сигарету и возвращаюсь в купе. Попутчики спят, и среди них нет ни одного, кто внушает подозрения. Пожилой попик с корзинкой у ног, щуплая личность с манерами дамского парикмахера, три женщины — ну эти, пожалуй, не в счет, старичок в очках. Шестеро: Я седьмой. С самой Софии я приглядываюсь к ним, силясь угадать — кто?

Я намеренно шумно зеваю, покашливаю. Достаю из сетки саквояж и роюсь в нем. Долго, не меньше минуты. Со дна извлекаются полотенце, кусочек мыла и паста... Попик вертится, покряхтывает во сне.

Покачиваясь и держась за стенку, я иду в туалет и, громко хлопнув дверью, отворачиваю кран. Сполоснув лицо, чищу зубы и подмигиваю своему двойнику, торчащему над раковиной. Грустно подмигиваю...

Засветился или нет? Шестеро в купе. Но разве не может быть, что «хвост» караулит меня в одном из соседних? В сущности, у него простенькая задача: проводить Слави до Тырговиште и не спугнуть в дороге. Работа для приготовишки.

Кран, завернутый до отказа, выцеживает последнюю каплю. Пот и вода покрывают лоб. Я тру его полотенцем и в последний раз выстраиваю факты в длинный ряд: болезнь — трамвай — обморок — Искра — Петков. Несколько звеньев умышленно пропущены, поскольку относятся к разряду ощущений... «Откуда они тебя повели? Неужели от границы?»

Решено: на ближайшей станции — в Плевене — я сойду. Все. И конец колебаниям.

Я надавливаю на запор и с шумом открываю дверь. Теперь все равно. «Хвост», если он в вагоне, должен что-нибудь предпринять. Сойти следом, дать телеграмму из Плевена, помешать мне уйти... Словом, он хоть как-нибудь проявит себя.

...Петков огромен и расплывчат. Он нависает надо мной, широко улыбаясь, качает пальцем.

— Послушай, Багрянов! Какой смысл врать, что ты из Добрича? Посмотри, вот ответ на запрос: Слави Николов Багрянов в Добриче не проживает. Не думаешь ли ты, что в ДС работают кретины?

— Ну что ты, — мягко отвечаю я. — У вас в ДС чудо что за умницы!

— Зачем же ты врешь?

— А я и не вру. Клянусь детками!

— Нет у тебя деток, Багрянов.

— Верно, нет. А почему? Все из-за таких, как ты, Петков. Мыслимое ли дело иметь детей, зная, что рано или поздно какой-нибудь сукин сын подведет тебя под шестьсот восемьдесят первую? Под расстрел подведет... Погоди, Петков, куда ты?

— На полигон. Надо же распорядиться насчет твоей казни. Все будет честь по чести: священник, повязка на глаза, солдатики с патрончиками... Прощай, Багрянов!

Петков машет рукой и взлетает к потолку, теряя очертания.

Был Петков — стало облако.

Оно колышется растекаясь, шепчет нежно и печально:

— Мне жаль тебя, дурачок. Ведь тебе конец. Конец. — Совсем тихо и нежно: — Мы вели тебя от самой границы. До Софии, где ты опустил в почтовый ящик письмо — серый конвертик. И еще нам известно, зачем ты шел в модный магазин на улице Царя Калояна... Скажи, кто тебя ждал там? И где чемоданчик? Чемоданчик из крокодиловой кожи? Мы не нашли его в гостинице... Куда ты его дел? Как тебя зовут? Имя! Настоящее имя! Говори!

— Нет! — вскрикиваю я и открываю глаза.

Фу ты черт! И надо же, чтобы приснилось такое! Кажется, я только успел присесть на лавку в зале ожидания и даже глаз не закрывал. Выходит, устал, до предела устал, да и с нервами не все ладно.

Я сглатываю кислую слюну и тыльной стороной ладони вытираю губы. Сколько я спал? Смотрю на часы и прикидываю — минут десять, может, чуть побольше. Где же моя «тень»?..

Сухопарый субъект в однобортном пальто скромненько, словно и нет его вовсе, жмется в уголке на дальней скамье между пожилой добруджийкой, закутанной в платок, и поручиком с тонкими усиками. Он не смотрит на меня, дремлет, утопив нос в воротнике, и вряд ли найдется в зале хоть один человек, способный угадать, что между ним и Слави есть нечто вроде шпагатика, прочно связывающего их и не позволяющего перемещаться в пространстве по отдельности... Ладно, дружок, сиди себе и не волнуйся. Слави постарается не доставить тебе хлопот. При всех условиях мне нужно обязательно вернуться в столицу, и я не намерен ускорять свой арест попытками смыться в дороге.

Наружник приклеился ко мне еще в Софии. Я засек его, когда, прощался с Петковым и Искрой, но потом потерял из виду и решил, что ошибся. До самого Плевена я тешил себя мыслью, что все обошлось и Петков набился Слави в друзья по чистому совпадению, однако сухопарый все же возник на плевенском перроне, и все стало на места. Он ехал в соседнем вагоне, и проводник, очевидно, обеспечивал ему связь с кем-то, кто «вел» меня в моем: иначе трудно объяснить, каким образом агент ухитрился столь быстро догадаться, что я решил сойти, а не прогуляться по перрону. Страхуясь, я делал вид, что это именно так, не отходил от подножки, широко позевывал и демонстративно посматривал на часы, торчащие на фонарном столбе. Саквояж мой стоял в тамбуре — я рассчитывал снять его в последнюю секунду. Перрон был пуст, и за мной никто не наблюдал. Видеть Слави из своего вагона агент не мог, и все же он сошел — не спрыгнул второпях, а именно сошел как раз тогда, когда надо, — и потопал за мной в зал ожидания.

Итак, с кем же я имею дело? Петков, проводник, сыгравший роль курьера между вагонами, два «хвоста». Многовато для скромной персоны Слави.

Судя по тому, с какой тщательностью обставлено наблюдение в дороге, в ДС не импровизировали, а имели время подготовиться. Следовательно, Петков успел дать знать кому следует, что я покидаю Софию. Когда? Мы же не расставались с ним ни на минуту — в ресторане, в гостинице, где брали саквояж, на вокзале... А Искра? Нет, и она не отходила от нас. Что же получается? Чертовщина какая-то...

Вновь, как давеча, вспоминая о причине обморока, я сознаю, что столкнулся с задачкой, решить которую не могу. Какая-то мелочь, крохотная деталька упущена, ускользнула от меня, и, вероятнее всего, безвозвратно.

Я хлопаю по карманам, ища сигареты, и, не найдя, лезу в саквояж. На самом дне, под бельем, у меня лежит запас — сотня «Арды» в мягкой упаковке. «Тень» ненадолго высовывает нос из воротника, но тут же успокаивается: сигарета в моей руке ничем не походит на пистолет и, конечно, же, нет смысла поднимать тревогу.

Я закуриваю и, сложив тубы дудочкой, выпускаю тоненькую струйку дыма. Разгоняю ее рукой. И странно, это движение — простое и привычное — возвращает мне душевное равновесие. «А ну, кончай курить?» — приказываю я себе.

Окурок, описав дугу, летит в урну, а я встаю. Не поворачивая головы, вижу, что агент беспокойно дергается на своей скамье. Подхватив саквояж и сверившись с указателями, я иду в туалет — не спеша, но и не слишком медленно.

«Хвост», выдержав паузу, тянется следом. Невидимый шпагат по-прежнему связывает нас, поэтому, зайдя в кабинку, я прислушиваюсь и жду, когда хлопнет дверь соседней... Секунд пять прошло: очевидно, не новичок — не стал спешить... Э! А вот это зря! Залез на унитаз и подглядывает через перегородку.

Я стою, не поднимая головы, и тихо злюсь. Экий настырный! Придется справлять нужду под наблюдением. Неловко, но что поделать?.. Меньше всего мне хочется, чтобы агент догадался, что его засекли. Поэтому я держу очи долу и в десятый раз подряд читаю синюю надпись на унитазе: «Ниагара». Латинский шрифт... Американцы, что ли? И чей только след не сыщешь в суверенном государстве болгарском!

Думая об этом, я машинально запускаю руку в карман макинтоша и выуживаю из него плотную бумажку. Листок из блокнота в клеточку. Записка... Детским крупным почерком с наклоном влево. «Вам грозит опасность...» Вот так сюрприз! На миг я забываю о «тени», чей взгляд устремлен на меня поверх перегородки, и перечитываю послание. «Вам грозит опасность...»

• Предыдущая
• 25/42
• Следующая