Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк - Страница 26
- Предыдущая
- 26/100
- Следующая
– Не так! – сказала она. – Я достаточно взрослая, Гай!
Она схватила своими маленькими ручками Гая за уши, притянув его лицо к своему.
– А теперь целуй меня! – скомандовала она.
«Словно на изгородь налетел», – подумал Гай. Ее маленькие губы были сжаты и холодны как лед от воды из ручья. Она отпустила его уши и откинулась назад вся сияя довольством.
– Теперь мы обручены, – сказала она, – и, если ты когда-нибудь хоть мельком взглянешь на другую девочку, Гай Фолкс, я тебя отхлещу плеткой, а ей глаза выцарапаю!
– Что ты, никогда! – прошептал Гай, но она уже поднялась с земли и тянула его за руку.
– Пошли! – весело говорила она. – Я хочу показать тебе платье, которое надену в день рождения. Оно такое красивое!
Он пошел к дому вслед за Джо Энн, испытывая чувство добродушной снисходительности. Они вошли в огромный холл, на цыпочках пройдя мимо предков с хмурыми лицами, но остановились у дверей кабинета Джерри: они были приоткрыты, а оттуда, из кабинета, лестница, по которой они собирались подняться, была хорошо видна.
Гай осторожно двинулся вперед, столь же бесшумно, как на охоте. Потом он обернулся, поманил за собой Джо Энн, и они вдвоем прокрались мимо двери к ступеням.
Но не успел он преодолеть четыре или пять ступенек, как мельком увиденное заставило его остановиться, настолько оно было странным. Он обернулся и еще раз внимательно посмотрел, нахмурив густые брови: «Любопытная штука, более чем любопытная. Просто странная».
Джеральд Фолкс сидел за письменным столом спиной к двери, деловито обстругивая перочинным ножом кусок белого дуба. Перед ним на столе лежал открытый футляр с бархатной подкладкой, а в нем – дуэльные пистолеты. Оттуда, где стоял Гай, со ступенек, было видно, что почти все в футляре не тронуто: пули, шомполы, щеточки для чистки, маленькая масленка, коробка для ударных капсюлей, – практически все, кроме одной из покрытых узорами пороховниц. Она была прислонена к шкатулке, а кусок дуба под ножом умелого резчика быстро приобретал форму пороховницы.
Странно. Большинство мужчин в округе выстругивали что-нибудь из дубового и орехового дерева в часы досуга. Но только не в своих кабинетах. И строгали они, по большей части, без определенной цели, а результатом их трудов обычно была только горка стружек. Джерри же выстругивал точную копию серебряной пороховницы и делал это с подлинным мастерством, только по размеру она выходила значительно меньше оригинала.
Гай даже потряс головой от удивления. Он никак не мог осознать, что Джеральд Фолкс режет по дереву в кабинете своими мягкими, как у женщины, руками. Может, кто-то другой, но Джерри – никогда…
Он почувствовал, что Джо Энн с силой тащит его за руку.
– Да пойдешь ты наконец или нет? – говорила она.
Красный камзол прекрасно сидел на нем. Так же как и бриджи желтовато-коричневого цвета и желтый жилет, который великодушно предоставил в его распоряжение отец. Брутус принес камзол и бриджи уже после полуночи, но время ничего сейчас не значило. Гаю было совсем не до сна.
Утром, еще до того как рассвело, он встал и облачился в принадлежащую ему впервые в жизни по-настоящему красивую одежду. Пришел отец и помог намотать белоснежный шарф на его худую шею. Потом Вэс надвинул на голову сына охотничью шапку с козырьком. Сидела она на Гае залихватски.
– Ей-богу, мальчик! – воскликнул он. – Ты прекрасно выглядишь!
Гай удивленно взирал на свое отражение в зеркале. Превращение было разительным: на него теперь смотрел не долговязый деревенский мальчишка, одетый в рубашку из грубой полушерстяной ткани и хлопчатобумажные штаны, но юный лорд, готовый занять место в картинной галерее Фэроукса среди своих хмурых предков. Он пытался придать лицу присущее им выражение строгости и властности так, что Вэс, наконец заметив это, грубовато поинтересовался:
– Что за дьявол, сынок? Тебе не нравится камзол?
– Очень нравится, папа, – ухмыльнулся Гай. – Я просто пытался придать себе значительный вид…
– А тебе и не надо стараться, – сказал Вэс ласково. – Ты именно так и выглядишь, и никогда не забывай этого. А теперь пошли: Зеб уже заседлал Демона…
Они вместе прошли к конюшне. Массивная фигура черного жеребца неясно вырисовывалась в полумраке, его атласная шерсть блестела в свете раннего утра. Гай протянул руку и похлопал его, в ответ конь нежно ткнулся носом в его щеку. Мальчик взлетел в седло и, сидя в нем, глядел сверху вниз на отца и негра.
– Вот, – неожиданно произнес Вэс, передавая ему маленький пакет, обернутый в папиросную бумагу. – Подарок для Джо Энн. Медальон из чистого золота. Думаю, ты не хотел бы, чтоб твой подарок был хуже других…
– Спасибо, папа, – прошептал Гай и положил пакетик в карман. Затем, отчасти для того чтобы скрыть свои чувства, он развернул Демона и вихрем помчался к еще не растворенным воротам.
– Остановись! – проревел Вэс. – Боже!
Но Гай без всякого видимого усилия поднял черного жеребца, и тот взмыл ввысь в бледном рассветном воздухе, преодолев ворота с гораздо большим запасом, чем это когда-либо удавалось отцу, может быть, потому, что Гай был легче. За воротами конь опустился на землю, из-под копыт во все стороны полетели большие комья земли, и вот он уже несся по дороге мощными скачками.
– Боже правый! – прошептал Вэс.
– Ну уж ездить он умеет! – ликовал Зеб. – Почти как вы, масса Вэс!
– Лучше, – сказал Вэс гордо. – Да и вообще мальчик уже сейчас мужчина получше, чем я.
Когда Гай остановил Демона на аллее, ведущей к Фэроуксу, почти все уже были в сборе. Килрейн, увидев Гая в безукоризненно сидящем на нем великолепном охотничьем камзоле, сердито нахмурился. Причина гнева не была ясна даже ему самому. Но все объяснялось просто: легко прощать тому, кто был несправедлив к нам, но те, кого мы сами обидели, одним своим существованием напоминают об этом, причиняя боль самой незащищенной части нашего естества – самоуважению.
– Скажи пожалуйста! – произнес он насмешливо. – Разодет, как джентльмен, и верхом на Демоне. Всякий подумает…
Гай подъехал на черном жеребце поближе к Килрейну.
– Что же всякий подумает, Кил? – спросил он холодно.
– Слушайте, вы двое! – обратилась к ним Джо Энн. – Я не хочу, чтобы здесь ссорились! А тем более в мой день рождения. Ведите себя прилично!
Юноши утихли, но продолжали неприязненно поглядывать друг на друга.
Обстановку разрядил сигнал охотничьего горна, сзывающего свору, – это главный егерь появился со стороны псарни в гуще бросающихся друг на друга, оглушительно лающих коротконогих гончих. За ними подали голос, заливаясь ликующим лаем, более рослые английские паратые гончие для охоты на лис. Следом, привстав в стременах, ехали два всадника, свет отражался от их серебряных горнов, звуки которых чисто и протяжно разносились над холмом и лесом, отдаваясь вдалеке эхом, слабым и печальным. Теперь все двигались медленной чередой – мужчины и женщины, впереди Джеральд с Речел, следом за ними по двое – остальные.
Паратые затихли, обнюхивая землю, и, развернувшись веером, рыскали по лесу; коротконогие гончие лихорадочно лаяли и натягивали поводки; всадники двигались медленно и тихо; горны трубили время от времени, сверкая серебром в лучах утреннего солнца.
Затем гончие подали голос: их лай разнесся далеко вокруг, колокольчики вызванивали на ветру свою древнюю погребальную песнь погони и смерти, а всадники теперь подались вперед в седлах, пуская в ход кнут и шпоры; они безмолвно неслись напрямик по вспаханному полю, лошади порезвее умчались вперед в перестуке копыт, звуках горна, тявканье коротконогих гончих и отдаленном лае паратых.
Все это очень волновало Гая. Он чувствовал, как поддается магии происходящего, и это нельзя было свести просто к спорту: это была высокая драма, блестящее зрелище, неминуемая трагедия, языческая и варварская, принесение в жертву маленького пушистого зверька, жестокость, облеченная в музыку и великолепие, величественная церемония в честь древних кровавых богов.
- Предыдущая
- 26/100
- Следующая
