Департамент налоговой полиции - Иванов Николай Федорович - Страница 1

• 1/65
• Следующая

Я, исполнитель смертных приговоров…

…веду к точке расстрела Тарасевича Андрея Леонидовича. Русского, ранее не судимого. Тридцати четырех лет.

Он в двух с половиной шагах от меня. Я отчетливо вижу стриженый, со складкой, затылок, мощную шею борца. Вижу отчекрыженный ворот рубашки. Отчего «вэмэнэшникам» – приговоренным к высшей мере наказания – отрезают ворот рубашки, я так и не успел узнать. Может, повелось с тех времен, когда головы отрубали на плахе?

Но главное – я вижу место, куда должен попасть.

Тарасевич Андрей Леонидович, за границу не выезжавший, научных трудов и степеней не имеющий, владеющий немецким языком в объеме средней школы, государственными наградами не отмеченный, по иронии судьбы мой сверстник – убийца двух детишек. А сейчас он умрет сам. Приговор в исполнение поручено привести мне. В кармане лежит готовый к выстрелу «Макаров». В узком переходе тюрьмы я вытащу его, неслышно опущу вниз флажок предохранителя. У любого оружия, которое мне приходилось когда-либо держать в руках, о предохранитель можно было сорвать ногти – настолько туго он ходит. Это, видимо, оттого, чтобы не произвести выстрел случайно.

В «расстрельном» пистолете флажок поднимается-опускается как по маслу – наверное, чтобы не нервировать исполнителя.

Тарасевич Андрей Леонидович, сирота, фамилии не менявший, вдовец, не ведает, что это его последние шаги по земле. Нет, он знает о приговоре, и хотя отказался писать прошение о помиловании, за него это сделал начальник тюрьмы. По долгу службы. Но оно отклонено, и жизнь убийцы заканчивается вот так просто и неожиданно: вызвали на очередной допрос, а теперь незнакомый до того конвоир сопровождает обратно в камеру.

Но до камеры мы не дойдем. Я, подполковник внутренней службы Вараха Григорий Иванович, подниму пистолет и нажму на спусковой крючок. Он тоже мягкий, податливый, напрягаться не придется.Для таких, как я, оружие подбирается просто превосходное.

Одного взгляда мне будет достаточно, чтобы убедиться, достигла ли моя пуля цели. После этого я уйду. Вернусь по обратному пути. Наши психологи убеждены: чтобы сохранить нашу психику, мы не должны перешагивать через труп. Оттуда, с другой стороны, появятся врачи и официально зафиксируют смерть. А убитые почему-то всегда падают лицом вперед…

Я знаю о Тарасевиче Андрее Леонидовиче все. Перед тем, как дать согласие на исполнение приговора, я двое суток изучал каждую букву и каждую запятую в его судебном деле. Засомневайся я хоть на миг в решении суда, тут же отказался бы от предложенной мне миссии. И никто не посмел бы сказать мне ни слова в упрек. Не знаю, докладывается ли о таком случае начальству. Наверное, докладывается. А может, и нет: слишком деликатная у нас «работа».

Но пока я такого повода не давал. В первый расстрел передо мной тоже шел убийца и насильник, и я не нашел ни единой зацепки, которая заставила бы меня засомневаться и оттого дрогнули бы моя рука и сердце.

Может, тогда я еще был в прострации от событий, происшедших со мной в налоговой полиции, и от последовавшего затем перевода в органы МВД. Во время службы в налоговой полиции не по моей вине, но из-за меня погиб человек. Эта смерть не давала мне покоя, и, когда передо мной поставили подонка, насиловавшего, грабившего и убивавшего людей, мне не составило труда нажать на спусковой крючок.

Но сегодня я почему-то больше обычного размышляю, думаю о том, кого через несколько мгновений не станет. Слишком запутанна история этого бывшего рижского омоновца, убившего двух девчушек только ради того, чтобы замести свои следы. А вот я должен убить его гуманно. То есть с первого выстрела. Чтобы не причинять боли и мук. Меня, наверное, и наметили в кандидаты на эту дополнительную должность, когда в тире я первую пулю неизменно всаживал в десятку. Мне бы стать спортсменом и завоевывать медали, а вот судьба вывела на иную дорожку. Не знаю, что бы меня ждало на спортивном поприще, но, надев погоны, я насмотрелся и нахлебался другого: тайной кагебешной войны, политики, язв криминального бизнеса в налоговой полиции. Меня много и часто предавали – власть, политики, командиры, друзья. От меня отвернулся сын, узнав некоторые подробности моей последней работы. В силу обстоятельств я предавал и сам.

И вот итог жизни и службы – остаться одному и водить на расстрелы осужденных.

Его подстерегли у остатков берлинской стены – там, где был нарисован у штурвала улыбающийся Горбачев. По свидетельству телохранителя, несчастный хотел сфотографироваться на фоне «лучшего немца 1990 года», но приглушенный выстрел из снайперской винтовки опередил щелчок «Полароида».

Как удалось установить впоследствии, стреляли из дома напротив, с классического для подобных целей расстояния в 400 метров. О профессионализме киллера говорил и тот факт, что он подловил свою жертву в «самый незащищенный момент» – когда тот выходил из машины к роковой стене.

Смерть наступила мгновенно: приехавшие полицейские увидели на лице убитого приготовленную для снимка улыбку, лишь чуть искаженную внезапной болью и недоумением. «Полароид» с еще не израсходованной пленкой валялся рядом: его выронил телохранитель, бросившийся к хозяину. Но было поздно. Теперь уже для обоих: когда убивают хозяина, телохранитель тоже больше никому не нужен, кроме следователей.

Документы и деньги оказались на месте, поэтому подтвердить личность погибшего не составило труда.

В тот же вечер в Москву пришло сообщение из Германии:

Телефакс пришел утром, когда Директор Департамента налоговой полиции России уезжал на заседание правительства, где верстался годовой бюджет. Там вновь на него смотрели, как на человека, способного одним своим распоряжением собрать столько штрафов за неуплату налогов, что это позволило бы ублажить всех. Нужны дотации на сельское хозяйство? Да ради бога, сейте и молотите. Шахтерам? Какие проблемы! Учителям, врачам, пенсионерам? О чем разговор, идите и получайте.

Однако Директор был всего лишь генерал-лейтенантом, да еще с ограниченным набором прав и обязанностей, и, понимая желание членов кабинета министров, он тем не менее не мог дать ни им, ни себе никаких дополнительных обещаний.

Общий мрачный настрой участников заседания выбил Директора из колеи. Вернувшись в департамент, он некоторое время пил приготовленный секретаршей чай, издали посматривая на папку с принесенными на подпись и просмотр документами и не испытывая ни малейшего желания прикасаться к ним. Возьмешь в руки – и сразу станешь ответствен за все, на чем остановится взор.

«Помог» начальник оперативного управления полковник Моржаретов. Он с порога протянул новую папку с документами, с завистью вдохнув еще сохранившийся аромат чая: обед пролетел для него в телефонных звонках, а здесь с Директором они были единодушны – никакого кофе, только чай.

• 1/65
• Следующая