Тайна «Коварной русалки» - Устинова Анна Вячеславовна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая

Ребята насторожились. Анна Константиновна медленно произнесла:

– Какая нелепая кража. Кому могла понадобиться эта картина?

– А я вично жувика понимаю, – откликнулся Павел Потапович. – Такой, знаете, мивенъкий сюжетик.

– По-омню, по-омню, – протянула Елизавета Вивиановна. – Там руса-алка зама-анивает пас-тушка-а. И по его бле-едному лицу легко понять: он уже не жиле-ец.

– А мне бовыне гусавочка нгавится, – ответил Павел Потапович. – Кстати, Тяпочка мой го-вогит: «Есви кагтина не найдется, закажу новую гусавку хогошему художнику». Но я все же хочу узнать, догогая Анна Константиновна, с какого времени «Гусавочка» появилась в нашей бибвиотеке?

– Да с тех пор, как ее открыли, – ответила пожилая ученая дама.

– Вот и вы туда же! – всплеснул пухленькими руками Павел Потапович. – И Женечка моя утвегждает, будто кагтина висева еще в согоко-вых годах. Какая же все-таки у женщин коготкая память.

– Павел Потапович, это дискриминация! – возмущенно откликнулась Анна Константиновна. – Я лично не усматриваю никакой разницы между мужской и женской памятью.

– Разницы не усматгиваете! – победоносно воскликнул Павел Потапович. – А так же, как моя Женечка, ничего пго кагтину не помните!

– Положим, у меня, кроме этой картины, было много забот в то время, – оскорбленно проговорила Анна Константиновна.

– У меня тоже быви заботы, – не сдавался Павел Потапович. – Однако я точно помню. До сегедины пятидесятых годов на месте гусавочки висев пвакат Осоавиахима, в котогом всех пгизы-вави пватить взносы в эту огганизацию.

– Знаете, Павел Потапович, я человек справедливый, – отозвалась с некоторым смущением Анна Константиновна. – Вы правы. Я помню этот плакат.

Услыхав это, почтенный академик вскочил с кресла и галантно поцеловал Анне Константиновне руку.

– А вот Женечка моя упегвась, и ни в какую! – не преминул сообщить он.

– Ну, Евгения Францевна никогда не любила признавать свои ошибки, – иронично сощурилась Анна Константиновна, обнаруживая разительное сходство с собственной внучкой.

– Ах, и плакат я помню, и эту картину, – вступила в разговор Елизавета Вивиановна. – И многих людей из поселка помню, которых, увы, уже нет.

Тут Маша, нагнувшись к самому уху брата, шепнула:

– Ка-ак они умира-али.

Димка не удержался и фыркнул.

– Не вижу ничего смешного, – одарила его скорбным взором Какумирала. – Между прочим, все там будем.

– Но я, вично, не тогопвгось! – немедленно заверил присутствующих Павел Потапович. – У меня еще тут много интегесных дев.

– Ах, Па-авел, – явно пришелся не по душе Елизавете Вивиановне оптимистический тон академика.

– И так, Анна Константиновна, мивая, значит, вы со мной согвасны, что кагтина появивась не ганыне сегедины пятидесятых годов, – обратился Павел Потапович к бабушке Димы и Маши.

– Пожалуй, вы правы, – кивнула та. – А почему это вас так волнует?

– Хотев себе доказать, что у меня еще говова габотает хоть куда! – горделиво проговорил Павел Потапович. – А вот Женечка ничего не помнит.

– Может, все-таки выпьете чаю? – еще раз предложила Анна Константиновна.

– Давайте, – неожиданно согласился Павел Потапович, которому еще не хотелось идти домой. – В таком очаговатевьном обществе можно и чайку.

– Попьем уж, пo-ока мы жи-ивы, – не преминула заметить Елизавета Вивиановна.

– Не общество, а просто прелесть, – покосившись на Какумиралу, шепнул сестре Димка.

– Заткнись, – велела девочка. – Иначе нас сейчас отсюда выставят.

Димка умолк.

– Пойдемте в столовую, – пригласила Анна Константиновна.

Все пошли в соседнюю комнату. Маша и бабушка достали из буфета чашки. Димка включил электрический чайник. Вскоре он закипел, и Какумирала принялась заваривать чай. Движения ее были плавны и скорбны. Будто бы и над чайником она творила какой-то торжественно-похоронный обряд.

Едва все уселись за стол, Павел Потапович возобновил разговор о пропавшей картине.

– Шмевьков и Ниночка удиввяются, кому по-надобивось из-за гусавочки взвамывать двегь, – прокартавил он. – А Степаныч не удиввяется. Он пгосто ныгяет.

– Зачем ныряет? – не поняла Анна Константиновна.

– Хочет пгемию повучить от нашего Тяпоч-ки, – расплылся в горделивой улыбке Павел Потапович. – Тяпочка обещав деньги тому, кто найдет «Ковагную гусавочку». Вот Степаныч и ищет ее на дне Богского пгуда.

– Но почему на дне? – еще сильней изумилась Анна Константиновна.

– Он считает, газ гаму бгосиви на бегегу, то саму кагтину утопиви в воде. Он вгоде о чем-то подобном видев какой-то детектив по тевевизогу.

– Совсем дошел, – покрутила пальцем возле виска Анна Константиновна.

– Ныря-ять в таку-ую жару! – подхватила Елизавета Вивиановна. – Челове-ек пожило-ой. Хватит в воде удар, и пото-онет.

– Этот? Да никогда! – возразил бодрым тоном Павел Потапович. – Ему деньги повучить хочется. Я ему говогю: «Степаныч, на вавяйте дугака! Никакой кагтины на дне пгуда нет».

– А он что? – поинтересовался Димка.

– А он сказав: «Мне лучше знать». И снова ныгять отпгавився, – объяснил почтенный академик.

Близнецы переглянулись. Похоже, их выкладки по поводу бывшего заслуженного работника органов правопорядка были совершенно верны. Он и впрямь теперь не успокоится, пока не прочешет все дно Борского пруда. А на это ему нужен как минимум день, а может, и больше. Значит, в ближайшее время можно не опасаться, что сторож будет мешать их собственным поискам.

– Обязательно потонет, – с убежденностью повторила Елизавета Вивиановна. – В такое знойное лето всегда хоть несколько человек погибают во время купания.

– Ах, перестань, Визетта, что ты все о ггустном! – досадливо отмахнулся Павел Потапович.

– Все мы в этом мире гостя, – томно произнесла Какумирала.

– Вы, Анна Константиновна, мивая, обязательно подтвегдите Женечке, что гусавочка появивась в бибвиотеке товько в пятидесятые годы, – вновь перевел разговор на интересующую его тему Павел Потапович.

– Если это для вас так уж важно, то подтвержу, – со снисходительной улыбкой пообещала бабушка близнецов.

– Конечно, важно! – стукнул в азарте кулаком по столу почтенный академик. – Не вюбвю, знаете, выгвядеть дугаком. А Женечка ведь моя как упгется, ее не пегеубедишь.

– Да полноте, успокойтесь, Павел Потапович, – усмехнулась Анна Константиновна.

– He-нервные кле-етки, Па-авел, не восстана-авливаются, – вмешалась Какумирала.

– Это, может, у тебя, Визетта, не восстанавви-ваются, – кокетливо подмигнул ей академик. – А у меня пока с этим повный погядок.

– Вот, Машка, – не удержался от тихого комментария брат, – Павел Потапович и Какумирала – воплощенная борьба противоположностей.

Сестра прыснула.

– Свышишь, Визетта, и моводежь над тобой смеется! – тут же отреагировал Павел Потапович.

Елизавета Вивиановна смерила близнецов совсем не добрым взглядом, но этим дело и ограничилось.

– А между пгочим, – продолжал Павел Потапович, – по свовам нашего покойного возчика, «Ковагная гусавка» ганыпе висева в имении князей Богских.

– И во-озчик по-омер, – протянула Какумирала. •– Кстати, – хищно блеснули у нее глаза. – А отчего он по-омер?

– Много пив, вот и помег, – был краток Павел Потапович.

– Значит, наверное, цирроз печени, – с чувством внутреннего удовлетворения отметила Как-умирала.

– Вы, Лизочка, наверное, не знаете, – вмешалась Анна Константиновна. – Этот возчик был колоритной личностью. Говорят, что в молодости он служил кучером у князей Борских.

– И однажды мне гассказав, – перехватил инициативу Павел Потапович, – что эту гусавоч-ку вгоде бы заказав какому-то художнику дед по-сведнего князя. А под видом гусавки изобгажавась какая-то возвюбвенная этого деда.

– Постойте, постойте, – внимательно посмотрела на гостя Анна Константиновна, – но ведь в усадьбе Борского, говорят, почти все сгорело.

– Что сгогево, а что газтащиви, – уточнил Павел Потапович. – А потом наша покойная биб-виотекагша где-то гусавочку гаскопава. И повеси-ва в охотничьем домике. «Тут, – говогит, – ей и место».

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая