Таинственный остров (Перевод Салье М.А.) - Верн Жюль Габриэль - Страница 76

• Предыдущая
• 76/129
• Следующая

Герберт с Пенкрофом снова сели на корабль, подняли якорь, распустили парус, и морской ветер быстро погнал его к мысу Когтя. Два часа спустя корабль уже стоял в спокойных водах гавани Воздушного Шара.

В первые дни пребывания незнакомца в Гранитном Дворце его дикая натура, видимо, несколько изменилась. Заблестел ли более яркий свет в его заснувшем мозгу? Да, несомненно, и притом так быстро, что Сайрес Смит и журналист спрашивали себя, был ли когда-нибудь этот несчастный совершенно лишен рассудка.

Незнакомец, привыкший к вольному воздуху и безграничной свободе, которой он пользовался на острове Табор, сначала проявлял глухой гнев, и можно было опасаться, что он выбросится из окна на берег. Но постепенно он успокоился, и ему предоставили свободу передвижения.

Итак, основания для надежды были большие. Забыв свои инстинкты хищного зверя, незнакомец принимал более культурно приготовленную пищу, чем та, которой он насыщался на острове. Вареное мясо не вызывало у него теперь отвращения, как тогда, на борту корабля.

Сайрес Смит, воспользовавшись минутой, когда незнакомец спал, обстриг волосы и длинную бороду, придававшие ему такой дикий вид. Он также заставил несчастного сбросить прикрывавшую его тряпку и одеться более прилично. После этого незнакомец снова принял человеческий образ, и даже взгляд его стал как будто мягче. Прежде, когда разум освещал его лицо, этот человек, несомненно, был красив. Сайрес Смит поставил себе за правило ежедневно проводить с незнакомцем несколько часов. Он подсаживался к нему с какой-нибудь работой и занимался всевозможными делами с целью привлечь внимание несчастного. Быть может, достаточно одной вспышки, чтобы снова пробудить в нем душу, одного воспоминания, чтобы в мозг вернулся рассудок. Ведь случилось же это на корабле во время бури!

Инженер не забывал также обращаться к незнакомцу с речью, чтобы проникнуть в заснувший разум через органы слуха и зрения. То один, то другой из его товарищей, а иногда и все вместе присоединялись к инженеру; чаще всего они говорили с ним о вещах, имеющих отношение к морскому делу, которые должны быть более близки моряку. Иногда незнакомец как будто прислушивался к их словам, и вскоре колонисты не сомневались, что он частично их понимает. Порою лицо несчастного принимало глубоко страдальческое выражение. Это доказывало, что он внутренне страдает, так как трудно было ожидать от него столь искусного притворства. Но он продолжал молчать, хотя несколько раз казалось, что его губы собираются что-то произнести. Так или иначе, несчастный был грустен и спокоен. Не было ли: это спокойствие лишь кажущимся? Не происходила ли его печаль от пребывания в заключении? Пока нельзя было ничего сказать, наверное. Его организм, естественно, должен был мало-помалу измениться: он видел лишь немного предметов, жил в ограниченном кругу, в постоянном общении с колонистами, к которым в конце концов привык, не испытывал никаких желаний и имел лучшую пищу и одежду, чем прежде. Но проникся ли он новой жизнью или, если применить вполне подходящее для этого слово, «привык», как привыкает животное к своему хозяину»? Это был важный вопрос, и Сайресу Смиту не терпелось разрешить его, но он не хотел принуждать своего больного. Незнакомец ведь был для инженера только больным. Станет ли он когда-нибудь выздоравливающим?

Как внимательно наблюдал за ним Сайрес Смит! Колонисты с искренним волнением следили за всеми фазами лечения, предпринятого Сайресом Смитом. Они тоже помогали ему в этом добром деле и все, кроме, может быть, скептика Пенкрофа, разделяли его веру и надежду.

Незнакомец, как уже сказано, сохранял полное спокойствие. К инженеру, который оказывал на него несомненное влияние, он испытывал нечто вроде привязанности. Сайрес Смит решил сделать опыт и перевести незнакомца в другую среду – к океану, на который он когда-то смотрел, на окраину леса, где, должно быть, прошло много лет его жизни.

– Но можем ли мы рассчитывать, что он не убежит, если дать ему свободу? – спросил Гедеон Спилет.

– Произведем эксперимент, – сказал инженер.

– Ладно, – пробормотал Пенкроф. – Когда этот парень почувствует себя на просторе и дохнет вольного воздуху, он удерет со всех ног.

– Не думаю, – возразил Сайрес Смит.

– Попробуем, – поддержал его журналист.

– Да, попробуем, – сказал инженер.

Это было 30 октября. Следовательно, потерпевший крушение на острове Табор провел пленником в Гранитном Дворце десять дней. Было тепло, и яркое солнце заливало остров своими лучами.

Сайрес Смит и Пенкроф отправились в комнату, в которой находился незнакомец. Он лежал у окна и смотрел на небо.

– Пойдемте со мной, мой друг, – сказал ему инженер. Незнакомец тотчас же поднялся. Он пристально посмотрел на Сайреса Смита и последовал за ним, а Пенкроф, который не слишком верил в благоприятный исход эксперимента, шел сзади.

Дойдя до дверей, Сайрес Смит и Пенкроф усадили незнакомца в подъемник. Герберт, Наб и Гедеон Спилет ожидали их у подножия Гранитного Дворца. Корзина спустилась вниз, и через несколько мгновений все собрались на берегу. Колонисты отошли от незнакомца, чтобы он мог чувствовать себя свободнее.

Незнакомец сделал несколько шагов по направлению к морю. Его глаза ярко заблестели, но он не сделал ни малейшей попытки к бегству. Он смотрел на волны, которые, разбиваясь о берег острова, замирали на песке.

– Это пока что только море, и возможно, что оно не возбуждает в нем желания бежать, – заметил Гедеон Спилет.

– Да, ответил Сайрес Смит. – Его надо отвести на плато, к опушке леса. Тогда опыт будет более убедителен.

– Да он и не сможет убежать: ведь мосты подняты, – сказал Наб.

– Не такой он человек, чтобы отступить перед ручейком вроде Глицеринового, – возразил Пенкроф. – Стоит ему захотеть, и он разом перемахнет на ту сторону.

– Увидим, – кратко ответил инженер, который все время пристально смотрел в глаза своему больному.

Незнакомца отвели к устью реки Благодарности, и колонисты, пройдя по левому берегу, вышли на плато Дальнего Вида.

Дойдя до того места, где росли первые мощные деревья леса, листья которых слегка колыхались от ветра, незнакомец с наслаждением вдохнул резкий запах, пронизывающий воздух, и глубокий вздох вырвался из его груди.

Колонисты стояли сзади, готовые схватить незнакомца при первой попытке к бегству.

И действительно, бедняга чуть было не бросился в ручей, отделявший его от леса; ноги его на мгновение напряглись, как пружины. Но сейчас же он отошел назад и опустился на землю. Слезы покатились из его глаз.

– О, ты плачешь, – воскликнул Сайрес Смит, – значит, ты снова стал человеком!

Да, несчастный плакал! Какое то воспоминание, несомненно, промелькнуло у него в мозгу, и, говоря словами Сайреса Смита, слезы снова сделали его человеком. Колонисты позволили незнакомцу немного побыть на плато и даже несколько отошли, чтобы он чувствовал себя свободнее. Но незнакомец и не думал воспользоваться этой свободой, и Сайрес Смит тотчас решил отвести его обратно в Гранитный Дворец. Два дня спустя после этого события незнакомец, по-видимому, почувствовал желание принять участие в жизни колонистов. Он, очевидно, все слышал и понимал, но с каким-то странным упорством отказывался говорить. Однажды вечером Пенкроф, приложив ухо к двери его комнаты, услышал слова:

– Я? Здесь… Нет! Никогда!

Моряк передал слышанное своим товарищам.

– В этом есть какая-то печальная тайна, – сказал Сайрес Смит.

Незнакомец начал пользоваться земледельческими инструментами и работал на огороде. Он часто прерывал свою работу и как бы уходил в себя, но колонисты, по совету инженера, старались не мешать незнакомцу, который, видимо, стремился к уединению. Когда кто-нибудь подходил к нему, он отступал назад, и рыдания волновали его грудь, словно переполненную скорбью.

• Предыдущая
• 76/129
• Следующая