Море обаяния - Искандер Фазиль Абдулович - Страница 5
- Предыдущая
- 5/6
- Следующая
Я пожаловался ему, что озабочен трудностями с билетом на «Стрелу».
Иди за мной, сказал он, Борзову билет приносят.
Он двинулся в сторону кабинета начальника вокзала, как бы рассекая невидимое сопротивление косной среды. Я поплелся за ним, впрочем, у самых дверей кабинета приотстал. Не замечая этого, он рванул дверь и исчез. Через двадцать минут мы вышли на перрон и сели в мягкий вагон.
Борзов скинул плащ, аккуратно повесил его, снял очки и опустился на диван. Я сел напротив, чувствуя, что статичность наших поз его явно не устраивает.
Ну что, так и будем сидеть? спросил он, строго взглянув на меня.
В это время вошла проводница за нашими билетами. Борзов вынул из кармана платок, мазанул им по столику и, показывая проводнице, что платок потемнел, приказал:
Девушка, я Борзов. Я сейчас иду за шампанским. Чтобы к моему приходу каюта была в полном порядке. Стаканы промыть питьевой содой!
Он был в белоснежном костюме и, вероятно, вошел в роль адмирала. Молодая проводница замерла. Он молча проследовал мимо нее и, оглянувшись, подмигнул мне.
Какой интересный дядечка и какой строгий, осторженно протянула проводница. Кто он?
Великий человек, сказал я.
В купе был наведен влажный, сверкающий порядок. Вскоре появился Борзов с молодым негром, прихваченным где-то по дороге. Оба были утыканы бутылками с шампанским.
Познакомься, аспирант университета Лумумбы, сказал Борзов, мягко приземляя бутылки на стол.
Такого большого салюта по поводу предстоящего воодушевления ленинградской интеллигенции я не ожидал.
Африканец уселся на край дивана, явно комплексуя и не вполне понимая, что от него хочет этот хоть и советский, но белый господин. Борзов открыл бутылку, и мы выпили по стакану за его предстоящие лекции в Ленинграде. Африканец вместе с нами выпил свой стакан, но вел себя очень сдержанно, стараясь все время контролировать обстановку. Борзов вынул из «кейса» целлофановый пакет с бутербродами, намазанными черной икрой, и щедро разложил их на тарелке.
Разливая по второму стакану, он вдруг спросил у африканца:
Буламуто жив?
Африканец встрепенулся, словно услышал родной клич родных саванн.
Зив! Зив! воскликнул он. Буламуто подполья! Ви знайт Буламуто?
Кто же не знает Буламуто, спокойно ответил Борзов, давая осесть пене и доливая в стаканы, выпьем за Буламуто. Когда Буламуто придет к власти, добавил он, ставя на столик пустой стакан, надо его предупредить, чтобы он не доверял вождям племени такамака… Они испорчены американскими подачками…
Буламуто знай! восторженно перебил его африканец. Такамака коварна!
Установив, что молодой африканец занимается медициной, Борзов стал рассказывать о своей великой борьбе с лысенковцами в собственном институте. Шампанское лилось и лилось, рассказ длился и длился, времена перепутались, и в конце концов молодому африканцу могло показаться, что Борзов последний вавиловец, чудом уцелевший после знаменитой сессии ВАСХНИЛ.
Полностью обаяв африканца, Борзов пошел за проводницей и привел ее в наше купе. Она сначала очень стеснялась, но потом, выпив стакан шампанского, освоилась и не сводила с Борзова обожающих глаз.
Видимо, под влиянием этих взглядов тема непримиримого борца перешла в адажио одиночества борца, отсутствие понимания в родном доме, невозможность расслабиться, смягчить судьбу женской лаской. Он продолжал говорить, медленно, но неотвратимо склоняясь к проводнице, которая замирала и замирала в позе загипнотизированной курицы, хотя Борзов в те времена, может быть, еще и не занимался несушками.
Я не знал, чем кончится эта сцена, исполненная, как я думал, тайного комизма, как вдруг африканец захохотал. При этом он достал откуда-то непомерно длинную руку, легко пересек этой рукой пространство купе и, хлопнув Борзова по плечу, воскликнул:
Ви шут!
Я так и ахнул. Борзов посмотрел на африканца бешено стекленеющими глазами. Я почувствовал, что африканец хотел сказать явно не то, и, опережая гнев Борзова, пояснил:
Он хотел сказать: шутник!
Шутник! Шутник! простодушно заулыбался африканец, явно не понимая разницы между обоими словами.
Пораспустились, пользуясь тем, что Буламутов подполье, пробормотал Борзов, всматриваясь в африканца и стараясь обнаружить на его лице следы тайной иронии. Но не было тайной иронии, не было! Или была?
Мир был восстановлен, но адажио кончилось, и Борзов больше не склонялся к проводнице. Через некоторое время он встал, открыл дверь и выглянул в коридор, ища, как мне показалось, новой добычи. Но была уже поздняя ночь, и "коридор явно пустовал.
Вдруг Борзов обернулся. Лицо его выражало трезвый, надменный холод.
Уберите бутылки, сказал он проводнице голосом адмирала, уставшего общаться с местными племенами.
Проводница начала поспешно убирать со стола, и африканец стал ей помогать, однако сильно загрустив лицом.
Бывает, бывает, прощаясь, кивнул я африканцу в сторону Борзова, как бы намекая, что причины внезапного омрачения великого человека никак не связаны с какими-либо особенностями компании, в которой на него снизошло это омрачение. Но африканец не внял мне и вместе с бутылками унес выражение стойкой обиды на лице. Они ушли. Я закрыл дверь купе.
Далековато им до европейских стандартов, кивнул Борзов в сторону ушедших, как бы сожалея о своих цивилизаторских усилиях. И было непонятно, имеет он в виду представителей обоих народов или одного.
А Буламуто? спросил я.
Что Буламуто, вздохнул Борзов и неожиданно добвил: Буламуто одинок, как я.
Но недолго он пребывал в минорном настроении. Мы начали раздеваться, и вдруг он, кстати, очень заботливо укладывая брюки, ожил, мотор цивилизации заработал вновь, и он стал излагать некоторые подробности битвы с лысенковцами, якобы до этого из высших соображений утаенные от ушей иностранца. Мне захотелось уйти в глубокое подполье, как Буламуто, но уйти я мог только под одеяло. Я слушал его, бесплодно соображая: смог бы я его оглушить бутылкой из-под шампанского, если бы не пил на его счет и если бы бутылки не были убраны? И вдруг на полуфразе о самой вероломной проделке его научных оппонентов Борзов уснул, и я провалился в тартарары.
Вставай, ленивец, проспишь Ленинград! услышал я над собой его голос.
Он тряс меня, как в детстве брат. Я открыл свинцовые веки. Надо мной стоял Борзов милый, свежий, элегантный, уже выбритый и явно готовый взбодрить приунывшую ленинградскую интеллигенцию.
… Хорошо, сказал я, прерывая его лекцию, допустим, ваши опыты увенчаются блестящим успехом. В таком случае нам, гражданам страны, по-видимому, раздадут по курице, которую мы по утрам будем выдавливать над сковородкой? Как еще обращаться с бесскорлупными яйцами?
Как? Как? поощрительно улыбнулся он, бросив на меня быстрый взгляд. Выдавливать курицу над сковородкой? Неплохо. Доложу шефу. Были, были у наших оппонентов сомнения такого рода, но мы их с негодованием отвергли. Главное создать кур, несущих бесскорлупные яйца, а затем разработать технологию сохранения яиц… Куда мчится этот остолоп? Выскочил из своего ряда… Представь себе птицефабрику, где несутся куры бесскорлупными яйцами. Содержание клеточное. Пол клеток мягкий, однако с уклоном к яйцесборочному транспортеру. Снесенное яйцо выкатывается к нему, но не на жесткую ленту, как тебе, дилетанту, кажется, а в воду, в воду! Помнишь, как мы бултыхались в Черном море, когда я приехал туда в первый раз? Золотые годы! Вася Сванидзе великолепный парень! Стал он начальником порта? Не знаешь? А, кстати, наш Сучок вышел в поэты? Тоже не знаешь. Чего у тебя ни спросишь, ты ничего не знаешь! Как ты только пишешь! Так вот, водная среда, в которую попадает яйцо, будет озонирован! а, будет содержать раствор антибиотиков, обеззараживающих его поверхность. Способность бесскорлупных яиц впитывать водные растворы позволит обогащать их витаминами и другими веществами, улучшающими вкусовые качества яиц. С потоком воды плывите, яйца! они будут попадать в цех упаковки, где их будут перекладывать в синтетическую тару.
- Предыдущая
- 5/6
- Следующая
