Выбери любимый жанр

История Нью-Йорка - Ирвинг Вашингтон - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Таковы подлинные причины, почему я публикую настоящий труд, не дожидаясь согласия автора; и я заявляю здесь, что, если он когда-нибудь возвратится (хотя очень боюсь, что с ним произошел какой-то несчастный случай), я готов буду рассчитаться с ним, как подобает справедливому честному человеку. На чем я пока и кончаю —

Почтеннейшей публики покорный слуга Сет Хендесайд.

«Независимая Колумбийская гостиница», Нью-Йорк.

К ЧИТАТЕЛЯМ

«Чтобы спасти от забвения память о минувших событиях и должным образом прославить многочисленные великие и изумительные деяния наших голландских предков, я, Дидрих Никербокер, уроженец города Нью-Йорка, пишу этот исторический опыт».[7] Подобно великому Отцу Истории, чьи слова я только что привел, я описываю давно минувшие времена, на которые полумрак сомнений уже набросил свою тень и вот-вот должна была навсегда опуститься темная завеса неизвестности. С великим прискорбием видел я, как ранняя история этого почтенного и древнего города постепенно ускользает от нас, едва трепещет на устах стариков и старух, любящих порассказать о былом, и с каждым днем постепенно уходит в небытие. Через некоторое время, думал я, и эти почтенные голландские бюргеры, эти шаткие памятники доброго старого времени, присоединятся к своим отцам; их дети, поглощенные пустыми развлечениями или ничтожными делами современности, не позаботятся о том, чтобы сохранить воспоминания о прошлом, и последующие поколения будут тщетно искать свидетельств о днях патриархов. Происхождение нашего города будет похоронено в вечном забвении, и даже имена и подвиги Воутера Ван-Твиллера,[8] Вильяма Кифта[9] и Питера Стайвесанта[10] будут окутаны сомнениями и легендами, подобно именам Ромула и Рема, Карла Великого, короля Артура, Ринальдо[11] и Готфрида Бульонского.[12]

Решившись, таким образом, по возможности предотвратить грозящее нам несчастье, я прилежно взялся за работу, чтобы собрать все сохранившиеся еще отрывки нашей младенческой истории; подобно моему почтенному предшественнику Геродоту, в тех случаях, когда нельзя было обнаружить письменные источники, я старался сомкнуть цепь исторических событий с помощью вполне достоверных преданий.[13]

Для выполнения этого трудного предприятия, ставшего делом всей моей долгой и одинокой жизни, я вынужден был ознакомиться с работами невероятного множества ученых авторов, принесшими мне, однако, очень мало пользы. Это может показаться странным, но среди бесконечного количества превосходных сочинений, написанных в нашей стране, не существует ни одного, дающего хоть сколько-нибудь полное и удовлетворительное описание ранней истории Нью-Йорка или деятельности его первых трех голландских губернаторов. Впрочем, мне удалось извлечь ценные и интересные сведения из обстоятельной рукописи, написанной на исключительно чистом и классическом нижнеголландском наречии, если не считать нескольких орфографических ошибок, и найденной в фамильных архивах Стайвесантов. Роясь в дедовских сундуках и в сваленном на чердаках старом хламе, принадлежавшем нашим почтенным голландским гражданам, я также собрал по крупицам много воспоминаний, писем и других документов, а от знакомых мне почтеннейших старых дам, пожелавших, чтобы их имена не были названы, услышал множество весьма достоверных преданий. Я не могу не упомянуть и о том, какую огромную помощь оказало мне наше замечательное и достойное всяческих похвал «НЬЮ-ЙОРКСКОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО», которому я выражаю здесь мою искреннюю признательность.

Работая над этим бесценным сочинением, я не следовал какому-нибудь определенному образцу, а напротив, довольствовался тем, что сочетал и совершенствовал достоинства наиболее признанных древних историков. Подобно Ксенофонту,[14] я проявлял на протяжении всего повествования полную беспристрастность и строжайшую приверженность к истине. По примеру Саллюстия,[15] я украшал мой рассказ многочисленными описаниями древних героев, изображая их во весь рост и в истинном свете, и приправлял его, подобно Фукидиду,[16] глубокими политическими размышлениями, сдабривал изящными сентенциями, как это делал Тацит,[17] и придавал всему благородство, величие и великолепие, свойственные Ливию.[18]

Многие весьма ученые и здравомыслящие критики, как я предвижу, осудят меня за то, что я слишком часто позволяю себе следовать смелой, свободной манере моего любимого Геродота. Говоря откровенно, я не всегда мог воздержаться от соблазна останавливаться на тех приятных эпизодах, которые, наподобие поросших цветами склонов и ароматных зарослей кустов, окаймляют пыльную дорогу историка и побуждают его свернуть в сторону и отдохнуть от долгого странствия. Впрочем, читатели, как я надеюсь, убедятся, что я всегда опять беру в руку посох и с новыми силами пускаюсь в утомительный путь; стало быть, передышка приносит лишь пользу и моим читателям и мне.

Хотя я всегда желал и постоянно стремился потягаться с самим Полибием,[19] соблюдая необходимое единство истории, все же такая задача была крайне трудной, ибо сведения о многих из описанных здесь событий попали мне в руки в самом хаотическом и разрозненном виде. Трудность еще более усилилась из-за того, что одна из важнейших задач, поставленных мною перед собой при написании этого сочинения, состояла в том, чтобы проследить развитие обычаев и институтов в этом лучшем из городов и сравнить их, какими они были в зародышевом, младенческом состоянии, с тем, какими они стали в теперешнюю зрелую эпоху роста знаний и улучшения жизненных условий.

Но главная заслуга, которой я горжусь и на которой основана моя надежда на будущее признание, – это полная достоверность, какой я придерживался при создании моего бесценного небольшого труда, тщательно отсеивая всю мякину гипотез и отбрасывая плевелы басен, слишком склонные буйно разрастаться и заглушать семена истины и благодетельного знания. Если бы я жаждал завоевать расположение легкомысленной толпы, парящей подобно ласточкам над поверхностью литературы, или если бы я жаждал прельстить моими писаниями изнеженное небо литературных сластен, я мог бы воспользоваться мраком, окружающим младенческие годы нашего города, и ввести в свой рассказ тысячу приятных вымыслов. Однако я добросовестно отбросил множество занимательных сказок и чудесных приключений, которые пленили бы сонный слух людей, предающихся летнему безделью, и ревностно соблюдал правдивость, серьезность и достоинство, призванные всегда отличать историка. «Ибо писатель этого рода, – утверждает один изысканный критик, – чтобы творить в назидание потомству, должен обладать качествами мудреца, который путем глубокого изучения достигает надлежащей осведомленности, тщательно обдумывает свои выводы и обращается скорей к нашему рассудку, чем к воображению».

Трижды счастлив наш знаменитый город, ибо в нем происходили события, достойные быть занесенными в летописи истории; и еще более счастлив он, что у него есть для описания этих событий такой историк, как я. Ибо в конце концов, благосклонный читатель, города сами по себе и даже империи сами по себе без историка ничто. Ведь не кто иной, как терпеливый повествователь радостно описывает их благоденствие в эпоху роста, прославляет их величие во время полного расцвета, поддерживает смутную память о них, когда они склоняются к упадку, после их гибели собирает разбросанные обломки и, наконец, благочестиво предает погребению их пепел в мавзолее своего труда, воздвигая триумфальный памятник, чтобы сохранить их славу на все последующие времена.

вернуться

7

Геродот в переводе Било.

вернуться

8

Ван-Твиллер, Воутер (1580–1656) – губернатор Новых Нидерландов в 1633–1637 гг. Ирвинг неверно указывает дату его вступления на пост губернатора.

вернуться

9

Кифт, Вильям (1597–1647) – губернатор Новых Нидерландов в 1638–1646 гг. Его правление сопровождалось жестоким истреблением индейцев. Ирвинг дает неверную дату вступления Кифта в должность губернатора.

вернуться

10

Стайвесант, Питер (1592–1672) – губернатор Новых Нидерландов в 1647–1664 гг.

вернуться

11

Ринальдо – рыцарь, упоминаемый в цикле легенд о Карле Великом. Ринальдо изображен также во «Влюбленном Роланде» М. Боярдо, «Неистовом Роланде» Л. Ариосто и «Освобожденном Иерусалиме» Т. Тассо.

вернуться

12

Готфрид Бульонский (1060–1100) – герцог Нижней Лотарингии, один из предводителей Первого крестового похода (1096–1099).

вернуться

13

Било, Вильям (1756–1817)-английский литератор, выпустивший в 1791 г. свой перевод Геродота (484–425 гг. до н. э.). Ирвинг перефразирует начало первой книги «Истории» Геродота.

вернуться

14

Ксенофонт (430–354 до н. э.) – древнегреческий историк. Политические взгляды Ксенофонта нашли отражение в его книгах «Анабасис», «Греческая история» и др.

вернуться

15

Саллюстий, Гай Крисп (86–35 до н. э.) – римский историк, автор «Заговора Катилины» и «Югуртинской войны».

вернуться

16

Фукидид (460–395 до н. э.) – древнегреческий историк, автор «Истории Пелопонесской войны».

вернуться

17

Тацит, Корнелий (55–120) – римский историк. Главные труды его – «История», «Анналы» и «Германия».

вернуться

18

Ливий, Тит (59 до н. э.–17 н. э.) – римский историк, автор «Римской истории от основания города» в 142 книгах.

вернуться

19

Полибий (201–120 до н. э.) – древнегреческий историк, автор «Всеобщей истории».

2
Перейти на страницу:
Мир литературы