Пейзаж с островом Нево - Алферова Марианна Владимировна - Страница 1
- 1/12
- Следующая
* * *
Ночь, не наступая, кончилась. Забликовало по стенам от стекол соседней дачи и Женька натянула одеяло на голову, надеясь еще полежать. Под шерстяным пологом там всегда до рассвета мир смутен и тесен. И если покрепче зажмуриться – можно увидеть озеро, полное синевы, и непременно с волной и белесыми барашками. Говорят, озеро было как море, только не соленое…
Ладно, хватит!.. Женька брыкнула ногой, скидывая одеяло, и затащила на кровать ком одежды – детская привычка балованного ребенка. Со штормовки на постель посыпался песок… Теперь без толстой куртки ходить нельзя, хотя в полдень печет невыносимо. Но и не раздеться – иначе сгоришь…
Одетая, Женька осталась лежать – на улице ждать не хотелось. Там наверняка холод и льдом хватануло, распарит только к полудню. Кто-то стукнул костяшками пальцев в стекло. Женька подскочила на кровати от неожиданности, хотя давно ожидала знака. Она подбежала к окну, распахнула раму и перевесилась наружу. Сразу обожгло по-зимнему холодным воздухом. А следом ударило солнце и ослепило…
Коляй стоял под окном прямо на клумбе и выковыривал носком ботинка чахлое растеньице, что пыталось несмотря ни на что жить…
– Долго спишь, соседка, – пробормотал Колька и, передернув плечами, подбросил рюкзак на спине.
– А где твой… как его… Рем?
– Рем на берегу будет нас ждать, у лодки…
Женька выбросила в окно рюкзак и следом выпрыгнула сама.
Коляй презрительно выпятив губы, сунул в рот комок хлебной жвачки. В защитных очках-консервах и надвинутой на брови кепке он напоминал бандита из давних полузабытых фильмов.
– Фляги взяла? – спросил он гримасничая в попытке выковырять жвачку из зубов.
– Целых три.
– А воду?
– Стакан будет…
– Мало для приманки, – заметил Колька.
– Рем пусть воду тащит, а у меня больше нет, – огрызнулась Женька.
– За Ремом ружья.
– А у меня топор!
Когда речь заходила о воде Женька злилась. Все будто сговорились зариться на ее крошечную законную долю и доказывать, что имеют больше прав… И порой ей казалось, что она в самом деле должна уступить, а почему – не понимала.
Они шли прямиком через бывшие огороды. Мелкий чахлый кустарник прорастал там и здесь. Кое-где пытались сажать на неровных горбатых грядках. Повсюду стояли водосборы из ржавого железа. Но отравленный дождь не спасал и все умирало, покрытое будто саваном, помутневшей от яркого солнца пленкой.
Следом за ребятами, не отставая, но и не пытаясь догнать, брел старик в телогрейке и с ведром в руках. За стариком плелась собака. Пес облинял, а розовая голая кожа покрылась темными пятнами и язвами, лишь на хвосте и морде уцелело немного белой шерсти. Старик остановился возле колодца. Пес покорна ждал, вывалив язык и глядя на хозяина преданными слезящимися глазами. Старик зачерпнул ведро и низко наклонившись, понюхал содержимое, а затем с размаху выплеснул под ноги черную густоватую жидкость мало напоминающую воду. Пес поджал хвост и отошел будто провинился перед хозяином. А старик, позвякивая ведром, поплелся дальше к следующему колодцу.
– Дурак! Не понимает, – хмыкнул Колька. – Найдись хоть в одной дыре чистая вода, сюда такая толпень набежит! Дедулю вместе с бобиком раскатают в пыль. А главное – Минводсбыт был бы тут как тут. Пожалуйте: талоны, блатари, трехметровые заборы.
– А вдруг родник пробился, – предположила Женька желая позлить Коляя.
– Родник! Здесь одно дерьмо фонтанирует!..
Через две-три фразы Колька всегда сбивался на грубость и потому больше двух фраз подряд Женька старалась с ним не говорить. Сделав вид, что последних слов не слышала, она достала из рюкзака тюбик защитного крема и принялась намазывать жирную бесцветную кашицу на лицо. Коляй снисходительно хмыкнул и отвернулся.
Садоводство, наконец, кончилось. Они прошли через поваленный забор и углубились в лес, сухой и серый. Лес умер несколько лет назад и его чудом не спалили – пожары вспыхивали среди сухостоя постоянно, а тушить было нечем. Но этот клочок Бог пока миловал. Дачники тайком ходили сюда с топорами – повсюду мелькали кривые пеньки. В лесу почва еще не разогрелась, под ногами то и дело похрустывал ледок. Женька не удержалась и сунула в рот ледышку, но тут же стала плеваться, лед был горьким и влага, растопившись, обожгла язык.
– Ты что, чибик? [1] – Коляй повертел пальцем у виска и почти тут же вскрикнул, наступив на острый, как гвоздь, побег феррапланта.
Постепенно лес поредел и отступил, открывая берег, когда-то песчаный, а теперь покрытый коростой засохшей грязи из которой торчали пучки жухлой травы. Озеро казалось черным, причем, мутно-черным, без блеска. Поверхность едва колебалась, как жирная похлебка в миске. А над озером в бесцветном, лишенном глубины небе, плавал белый слепящий диск.
Рем стоял на берегу возле перевернутой вверх дном старой лодки. Вообще на берегу лодок было множество, но все гнилые. И уж вовсе непригодный валялся на боку, как дохлая рыбина, старый проржавевший катер. Рем, как обещал, принес ружья: одно, огнестрельное, висело у него через плечо, другое – парализатор, стреляющий ампулами со снотворным, лежало возле лодки.
– А, дружище! – крикнул с излишней восторженностью Коляй, и в голосе его проступило жалкое, заискивающее.
Рем обернулся и милостиво кивнул. Он был в белом, вернее, когда-то в белом, а теперь в замызганном и драном костюме. Носил его Рем с таким видом, будто костюм был по-прежнему белоснежным, а широкополая порыжевшая шляпа, которую Рем держал в руках, необходимым дополнением аристократического наряда так же, как и защитные очки в щегольской сетчатой оправе. У Рема были светлые волосы, сухие и ломкие, а лоб и щеки покрывали мелкие гнойнички и язвочки.
– Рем, а ты сам кликуху придумал или предки постарались? – поинтересовалась Женька, желая как-нибудь задеть этого доморощенного аристократа.
– Это обещанный ценный кадр? – повернулся Рем к Коляю.
– Мы дадим ей топорик, – виновато предложил Коляй.
– Можно и пилу, – ответил Рем, приподнял очки и, прищурившись, взглянул на Женьку. Серые с краснотою глаза мелькнули и тут же спрятались за темными стеклами. – А может она сядет на весла?
- 1/12
- Следующая
