Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Иннес Хэммонд - Страница 13

• Предыдущая
• 13/79
• Следующая

Этой стоянки достигли 12 марта, причем более крупные суда встали на якорь немного мористее, а мелкие суда, заполненные солдатами, укрылись за островом, который в наше время называется Бальиция. Здесь, в более спокойных водах, солдаты пересели в лодки и направились на веслах вверх по реке, чтобы высадиться на том самом поросшем пальмами мысу, на котором высаживалась экспедиция Грихальвы. При этом они оказались примерно в миле от индейского города Потончана, который позже назвали Табаско по имени касика этого района. Однако жители Табаско, отнесшиеся к Грихальве дружески и давшие ему золота, на этот раз были настроены враждебно. Берег реки и мангровые топи кишели вооруженными воинами, многие из которых были на каноэ, а в самом Табаско их собралось еще около двенадцати тысяч. Кортес послал Агилара в город, чтобы тот попытался убедить индейцев позволить его людям высадиться, набрать воды и купить продуктов, но жители Табаско были настолько затравлены жителями Чампотона за их неспособность отбить нападение людей Грихальвы, что твердо решили не допустить высадки.

Итак, мы подходим к первому из многих сражений, которые вынуждено было вести небольшое воинство Кортеса. Утром 13 марта отслужили мессу, и люди заняли места в лодках. Авила с сотней людей отправился атаковать город, тогда как Кортес с остальными остались в долине реки. Навстречу им вышли каноэ, и Кортес снова остановился для переговоров, пытаясь через Агилара добиться разрешения на мирную торговлю, говоря о Боге и короле, которому он служит, и внимательно следя за тем, чтобы Диего де Кодой, королевский нотариус, записал все его мирные предложения. Однако все было бесполезно, и при попытке высадиться испанцы были встречены дождем стрел с обожженными наконечниками. В ответ на воинский клич «Сантьяго» раздался воинский клич индейцев «Аль калачиони», что означало призыв убить самого Кортеса. Но огнестрельное оружие и фехтовальное искусство испанцев постепенно позволили им получить преимущество, и, когда город был наконец взят, Кортес собрал своих людей на центральной площади крепости, где располагались большие общественные здания и три храма с идолами. Здесь, в присутствии своих солдат и королевского нотариуса в качестве свидетелей, он формально объявил о взятии этой земли во владение именем короля.

В этой небольшой стычке было ранено четырнадцать испанских солдат, однако в ходе только что начавшейся кампании конкистадоры, казалось, рассматривали раны всего-навсего как временное неудобство. Только мертвые считались потерями. Остальные шли вперед и сражались, и если не умирали, то раны их заживали.

Именно здесь, в Табаско, сбежал Мельчиор, индеец-переводчик. По его совету индейцы предприняли крупномасштабную атаку на испанский лагерь на мысу. Но к этому моменту Кортес успел высадить на берег лошадей. После долгого заключения в тесных корабельных клетушках лошади чувствовали себя скованно и почти боялись двигаться. Тем не менее на них надели увешанные колокольчиками стальные нагрудники, рыцари также облачились в стальные догпехи и вооружились копьями. Эта маленькая кавалерия составляла наиболее мощную силу Кортеса – в XVI веке это был эквивалент современного броневого подразделения, тем более что боевые кони не были знакомы индейцам. Численное превосходство индейцев над испанцами составляло триста к одному, стрелы и камни из пращей сыпались словно град, и, когда Меза, начальник артиллерии, выстрелил из своих пушек, индейцы начали подбрасывать в воздух землю и солому, чтобы скрыть вызванный выстрелами хаос. «В этой битве на каждого из нас приходилось столько индейцев, что поднятая ими пыль ослепила бы нас, если бы Господь в своем неизменном милосердии не пришел нам на помощь». В этой фразе нет ничего надуманного или искусственного. Испанцы по-прежнему сражались в крестовом походе и непоколебимо верили, что являются воинами Христа и что Бог на их стороне.

Пятерых индейцев, включая двух военных вождей, захватили в плен. Кортес освободил вождей и направил их обратно в город с дарами, велев объяснить касикам, что он пришел с миром. К этому моменту он уже знал, что материковые индейцы слишком многочисленны, чтобы завоевать их силой. Каждый погибший испанец, каждая павшая лошадь были для него невосполнимой потерей. Дипломатия – железный кулак в бархатной перчатке, – только она могла стать ключом к завоеванию; Кортес первым из руководителей экспедиций в Индиях осознал это, а его характер и подготовка были таковы, что позволили осуществить намеченное. Обман и вероломство были понятны и индейцам – они были частью и их натуры. Индейцы направили в лагерь испанцев несколько рабов в изорванных одеждах с зачерненными лицами и немного продовольствия в подарок, однако Агилар, успевший уже понять, как мыслит его предводитель, отправил их обратно с требованием, чтобы касики пришли сами и принесли надлежащие дары. Они пришли на следующее утро с птицей, рыбой, фруктами и маисовыми лепешками, а также с просьбой, чтобы им позволили похоронить их мертвых, пока жаркое солнце не заставило тела разлагаться или их не съели ягуары. Индейцы потеряли убитыми около восьмисот человек. Кортес воспользовался случаем устроить демонстрацию.

Всего пришло тридцать касиков, и он принял их в полдень около своей палатки. Было очень жарко и тихо, в воздухе стоял тяжелый запах копаля, который жгли индейцы, окуривая собравшихся испанцев. За палаткой, возле которой стояли касики, была спрятана только что ожеребившаяся кобыла. После того как Кортес ошеломил касиков упреками, продемонстрировал им свой гнев и заявил, что все они вассалы могущественного императора Карла, он подал сигнал, и совсем рядом выпалила самая большая пушка. Вперед вывели самого горячего жеребца во всей флотилии, и он, чуя кобылу, рыл копытом землю и ржал, дико закатывая глаза и глядя прямо на индейцев.

Все это выглядело очень по-детски, очень театрально, и тем не менее это была сильнейшая и наиболее эффективная демонстрация силы – ведь рядом с Кортесом ряд за рядом стояли его вооруженные люди, а вблизи берега виднелись большие корабли. Касики были в ужасе. Результатом всего этого стал мир и изобилие пищи. Но Кортес не довольствовался локальным выигрышем. Он знал, что у индейцев есть рисуночное письмо и что все, что он делает и говорит на побережье, докладывается посредством его в центр; в рисунках поставленная им сцена должна была выглядеть особенно эффектно. Фактически это была пропаганда по типу «холодной войны», и в царивших тогда обстоятельствах, о которых Кортес не имел никакого понятия, она должна была оказаться совершенно сокрушительной.

Для колонизаторских методов Кортеса вполне характерно, что первым же приказом он велел касикам вернуть людей в город в знак мира. Этот жест и обеспечивавшаяся им атмосфера нормальной жизни играли важную роль в его планах. Также он приказал индейцам бросить своих идолов. И здесь было не меньше политики, чем стремления обратить в свою веру, поскольку разрушение символов унаследованной от отцов веры подрубало самые корни уверенности индейцев. Кортес показал индейцам картинку Богоматери и Младенца, и они с абсолютной покорностью попросили отдать ее им, чтобы они могли хранить ее. Как всегда, он сумел таким образом срежиссировать эту сцену, что просьба поступила от самих индейцев, и вот тогда он воздвиг алтарь и установил большой крест. Изучая индейцев, он понял и причину их враждебности – на битву их толкнул касик Чампотона. Кортес приказал, чтобы этого человека доставили к нему. Их ответ был поразителен: тот касик уже был принесен в жертву за то, что дал такой плохой совет! На следующий день город был переименован в Санта-Мария-де-ла-Виктория, крест установлен, и капеллан экспедиции фрей[23] Бартоломе де Ольмедо отслужил мессу в присутствии всех важных людей города, а затем крестил их.

Кортес не забывал и о финансовой стороне экспедиции. Однако каждый раз, когда он требовал в дар золото или драгоценности, ему отвечали словами «Кулуа» и «Мехико».

• Предыдущая
• 13/79
• Следующая