Подмена - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/45
- Следующая
Про себя Петька подумал, что в Жухова, наверно, стрелял не грабитель, а его же, Васькин сообщник. Не даром же рядом с кроватью поставили автоматчика.
— Ехать будем, — сказал Додоев, — садитесь маленько на Житуху. — Сам он пошёл впереди и повёл Житуху на поводе. Похвастался: — В темноте я вижу маленько лучше, чем даже птица сова.
На геологическом стане пылал костёр. Сквозь туман языки пламени отсвечивали бликами. Доносились грустные звуки гитары и тихий голос Колесникова:
— Шибко хороший человек Колёсников, — подумал вслух Додоев. — Усталый — поёт, голодный — поёт, грустный — тоже поёт. Хорошо поёт, протяжно, как изюбр.
Печально звенели струны. Растревоженная звуками старая лошадь тихо заржала. Сидящие у костров вскочили, бросились навстречу. Петьку и Таню сняли с седла и понесли к костру. Колёсников положил гитару на траву и трехметровыми прыжками помчался в радиорубку.
У костра Тане с Петькой вручили по железной кружке густого глухариного бульона:
— Пейте, усталость сразу пройдёт.
Иван Иванович сел рядом и стал спрашивать, как они жили, как уехал Жухов и не появлялся ли кто в распадке.
Из радиорубки слышался голос Колесникова:
— Шалаганово, слушайте внимательно: группе уголовного розыска передать срочно: геологи Котельникова и Жмыхин нашлись, живые и здоровые. Поиски их в районе гибели Жухова прекратить.
Прислушиваясь к голосу Вячеслава Валентиновича, Петька удивился, что такое сообщение передаётся открытым текстом, и даже не азбукой морзе. Сейчас любой человек, имеющий радиоприёмник, узнает, что случилось у них в секретной экспедиции. Петька посмотрел на парторга, на Бурмакова, но они не обращали никакого внимания на то, что говорил Колёсников, а наперебой подсовывали пищу Тане.
— А где наш медвежонок? — спросила Таня.
— В тот день, как вы уехали, он исчез. Обыскали все, что могли. Может, какая медведица увела?
— Наверно, — сказал Петька, — сам бы он не убежал.
Подошёл Колёсников, обнял Петьку и Таню, зашептал:
— Подарок вам команда «Таёжницы» передала, в штабе за печкой лежит.
В штабной избе горела керосиновая лампа. На столе развёрнутые карты, готовальня, линейка и очки Ивана Ивановича. Первым делом Петька залез под нары. Вещевой мешок с документами Самоволина лежал на месте. Лямка, свёрнутая в восьмёрку, шнурок с двойным бантом. Петька выбрался из-под нар, все в порядке, зря волновались, можно подарки смотреть.
Тётя Нина и Любка прислали вязаные из собачьей шерсти носки, самодельные майки, трусики и (Таня удивилась) — ватные брюки. Ремни в брюки были уже вставлены. Любка послала свой рисунок: высокие скалы и два беленьких козлёнка на уступах, и волк с острыми клыками. Он притаился между камней и ждёт, когда козлята подойдут к засаде, но волк не видел, что у входа стоит замаскированный зверовой капкан. На обратной стороне листка было письмо от тёти Нины. Она просила быть в маршрутах осторожными, теплей одеваться. И звала к себе: «Хоть сейчас, хоть тогда, когда кончится полевой сезон». В кармане ватных брюк, к которым была прикреплена картонка с надписью: «Тебе, Петька», лежала металлическая коробочка из-под сапожного крема. В ней была записка. Петька отошёл к лампе, прочитал: «Пётр, документы Самоволина охраняй строго. Лучше сожги их. Обстановка сложная. Объясню потом. Записку уничтожь. Федор Иванович».
Холодный ветерок зашелестел по склонам хребта, шевельнул макушки пожухлых деревьев, через щель над окошком проник в избушку, зашуршал, картами и затих. Послышались торопливые шаги. Открылась дверь. Затрепетал слабый огонёк керосиновой лампы. С котелком горячей вермишели пришёл Иван Иванович. Окинул взглядом избушку, поставил котелок на плиту, заглянул за печь и спросил шёпотом:
— Спите, скитальцы тайги?
Иван Иванович закрыл дверь на крючок, надел очки и склонился над картой Главного хребта.
Петьку разбудил тихий разговор. Он высунул голову из мешка. Солнечный луч бил в окно. У стола Иван Иванович показывал Тане, как натирать хрустящую кальку постным маслом. Таня водила ватным тампоном по кальке, и она делалась прозрачной, как крыло стрекозы, и не шуршала. Обработанную кальку Иван Иванович положил на старую самодельную карту, пригладил сухой тряпкой и приколол к столу большими никелированными кнопками.
— Приступай, Танюша, копируй. Только, пожалуйста, ничего не пропусти. А я пойду. Петька проснётся, поест, и ко мне его отправь. Дело срочное, а я один не справлюсь. — И ушёл.
— Петька выскочил из мешка
— Что случилось?
— Плохого ничего нет. Мне поручили скопировать карту, надо успеть к обеду, а ты должен сейчас помогать Ивану Ивановичу упаковывать ящики с образцами горных пород. Геологи нанесли их тонны две. И тоже к обеду закончить.
— Почему к обеду?
— Додоев приведёт сюда лошадей, и все надо свезти к большой пристани там баржа ждёт.
— «Таёжница»?
— Нет, быстроходная баржа.
Петька стал одеваться и решил, что документы Самоволина он сожжёт или спрячет, когда уйдёт караван. Проглотив несколько кусков остывшей вермишели, Петька выскочил на улицу. Чувствовался холод. Под ногами хрустела замороженная трава. Мелкие лужицы застеклились хрупким льдом. Улавливался запах брусничного листа. Петька побежал к сараю, где Иван Иванович упаковал уже несколько ящиков. На каждом из них стояли мелом написанные знаки А-1, Л-5, О-6-8, Я-10-14. Иван Иванович дал Петьке баночку с чёрной остро пахнущей краской и велел на каждом ящике нарисовать эти же обозначения, только крупные, во всю ширину ящика.
— А то с такой мелкой маркировкой камеральщики запутаются, с какого маршрута взят камень, песок или щебень.
— А почему буквы не по алфавиту? И цифры не по порядку?
— Обожди малость, сейчас заколотим последний зелёный и узнаешь почему.
В ящик Иван Иванович положил кусок лазурита, какой-то красно-белый камень и опустил туда шесть полотняных мешочков с песком. Прикрыл мешочки плоским, похожим на блестящую чёрную камбалу, камнем. Заколачивал ящик Петька, а Иван Иванович поставил на него знак Т-46. Ящики оттащили под навес и поставили по порядку. Буквы сложились в слова: «Алоянский маршрут».
— А цифры, Петенька, обозначают километры, с которых взяты пробы.
Взялись упаковывать ящики жёлтого цвета. Большим молотком Петька с одного раза вгонял блестящие гвозди, заколачивая образцы розового кварца, взятые геологами ещё весной с безымянного перевала. Загрузили ящик с пробами грунта из шурфов Волчьего острова номер пять.
— Почему пять? — спросил Петька.
— Здесь по правому рукаву восемь островов, и все называются Волчьи, а чтоб не спутать, мы их нумеруем.
«Почему же у Самоволина без номеров?» — подумал Петька, заколачивая последний ящик.
Прибежала Таня.
— Иван Иванович, подпись вашу копировать на кальку или вы новую поставите?
— Сейчас, Танюша, приду, распишусь.
В избе Петька посмотрел на кальку и удивился. Паутинками переплелись линии: тонкие, прерывистые, жирные. Кружочки, треугольники, цифры. В правом углу чертежа чёткий штамп и надпись: «Алоянский маршрут». Иван Иванович придирчиво посмотрел копию, не пропущено ли чего:
— Молодец, Танюша, ошибок нет, можно подписать. — Он обмакнул ручку, понёс её к штампу, и тут чёрная капля туши скатилась в самый центр чертежа, закрыв собой мелкие цифры и крохотные треугольники.
Иван Иванович оцепенел. Пропала карта! Не растерялась только Таня. Она подскочила к столу и слизнула кляксу языком. Сплюнула тушь на пол:
— Петька, ты!
Лизнул Петька и отскочил, уступая место Ивану Ивановичу. Следов от кляксы не осталось. Иван Иванович посмотрел на чистое место: ух, даже не верится! Умакнув перо и обнеся ручку вокруг чертежа, поставил свою роспись — Букырин. С полки он достал жёлтую латунную банку, похожую на укороченную гильзу от пушки, положил туда кальку и плотно завинтил крышку.
- Предыдущая
- 23/45
- Следующая
