Господа офицеры - Зверев Сергей Иванович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/50
- Следующая
14
Владислав Дергунцов как-то очень быстро и легко прижился в прифронтовом Эрджише. Пока поручик Голицын беседовал в штабе армии с адъютантом Юденича, оператор, который стал теперь военным корреспондентом, успел снять неплохую двухкомнатную квартирку с кухней и ванной на окраине городка. Из этого следовало, что денежки у Дергунцова водились немалые: не всякому полковнику такое удовольствие по карману.
При желании Владислав Дергунцов мог становиться весьма обаятельным человеком, да и далеко не все столь проницательны и брезгливы, как князь Голицын. Среди молодых офицеров городского гарнизона «оператор и приятель самой Веры Холодной» произвел настоящий фурор. Стоит отдать Дергунцову должное: он умел пустить пыль в глаза.
Оператор развил бешеную деятельность, за день он обошел не по одному разу весь Эрджиш, сводя знакомства с молодыми подпоручиками, поручиками и корнетами, артиллеристами, пехотинцами, военными инженерами, медиками. Он был любезен, был мил и остроумен, иногда чуть язвителен, но молодежи это обычно нравится. Словом, та еще столичная штучка!
Человека храброго, волевого, сильного духом, но при этом не слишком умного и совсем еще молодого легче всего поймать на лести. Такие люди, как правило, тщеславны. А Дергунцов откровенно льстил недавним выпускникам провинциальных офицерских курсов, пехотных и артиллерийских школ, кадетских корпусов и юнкерских училищ, называя их не иначе как героями и опорой Отечества, и это действовало похлеще любых рекомендательных писем! С Сергеем Голицыным оператор даже не пытался проделать подобный психологический трюк, что доказывает: Владислав Дергунцов неплохо разбирался в людях. Поручик Голицын слишком уважал себя, слишком хорошо знал себе цену, чтобы купиться на лесть.
Дергунцов даже предлагал всем желающим запросто заходить к нему на квартиру, обещал сфотографировать особым бельгийским аппаратом, сделать фотоотпечаток в формате портрета. Глаза у корнетов и подпоручиков загорались: это как же здорово – послать такой вот портрет матушке с батюшкой или невесте! Тем более что делать фотографическую карточку будет не кто-нибудь, а признанный мастер, который с самой Верой Холодной работает, с королевой синематографа!
Человек пять молодых офицеров зашли вечером на квартиру к приглашавшему всех встречных-поперечных новоявленному военному фотокорреспонденту, – отчего не познакомиться теснее с таким интересным и милым человеком? Дергунцов на свои деньги устроил попойку, после чего совсем стал, что называется, своим в доску.
И вот что интересно: на следующее утро Дергунцов был свеж, точно не пил ничего крепче молока, и столь же активен, как накануне. Энергичная деловитость так и хлестала у него через край. Покряхтывая от тяжести, он таскал свой громоздкий киноаппарат по всему Эрджишу, он добросовестно выполнял свои обязанности, снимая кадры хроники. Да, пусть пока не на линии фронта, но ведь в самом ближнем тылу! Он снимал прифронтовой госпиталь и санитарные пункты, снимал раздачу солдатам обеденного кулеша, снимал гарнизонную гауптвахту, казачьи разъезды и позиции артиллеристов, много чего еще снимал. Работал буквально до седьмого пота, не отдыхая, только пообедав наскоро с теми же солдатами. Молодые офицеры, с которыми Дергунцов познакомился накануне, уважительно цокали языками: это трудяга! Это крепкий профессионал. А еще говорят, что все шпаки – трусы и бездельники!..
За какие-то сутки этот человек стал своим в Эрджише, примелькался, будто всегда тут и был.
Владиславу даже удалось заснять разрыв страшного снаряда «Большой Берты», причем с недалекого расстояния – всего полверсты. Правда, на этот раз, к счастью, разрыв никакого реального урона русским войскам не нанес. И все же впечатляющие должны были получиться кадры!
Взяв в помощники двоих молодых прапорщиков, фронтовой фотокорреспондент Владислав Дергунцов поднялся в ближние предгорья Эрджиша, чтобы снять панораму города. А как же? Для истории, господа, для истории! Тогда же Дергунцова посетила мысль: а неплохо бы снять Эрджиш с высоты, вот тогда панорама получится вообще всем на зависть и удивление. Только как бы это сделать?
Мыслью этой оператор поделился со своими помощниками. Те, попав под обаяние Владислава и заразившись его энтузиазмом, присоветовали обратиться к пилотам двух «Фарманов», которые завтра должны прибыть в город.
...Когда «Фарман» вернулся из воздушной разведки, наблюдатель не сразу отправился с докладом к генералу Юденичу. Два часа он потратил на то, чтобы срочно проявить фотопластинки и отпечатать с них пробники. Из десяти пластинок кассеты только три давали приличное качество изображения: одна, снятая с высоты, и две других – когда аэроплан максимально снизился. Захватив с собой пробные отпечатки, наблюдатель-разведчик в сопровождении пилота «Фармана» отправился в штаб, где его немедленно приняли генералы Юденич и Огановский.
Разговор, начавшийся после рапорта, по всей форме отданного воздушным разведчиком, складывался непросто. Их высокопревосходительства господа генералы отказывались верить своим собственным глазам!
Нет, главная задача поиска была выполнена отлично: топографическая привязка сомнений не вызывала. Теперь было совершенно точно известно, где именно располагается огневая позиция «Большой Берты». Но вот что касается странного скопления безоружных людей на огороженном пространстве в непосредственной близости от супергаубицы, тут мнения разделились. Ведь пилот и наблюдатель видели странный квадрат с вышками по углам своими глазами, а генералы – нет.
– Ваше превосходительство! Судя по всему, эти люди внизу, там, внутри периметра квадрата, – наши военнопленные, – убежденно сказал Юденичу воздушный разведчик. – А сам квадрат – что-то наподобие лагеря.
– Да не может такого быть! – гневно воскликнул Юденич. – Это не лезет ни в какие ворота.
– Нет, вы, наверное, ошиблись, – поддержал своего начальника Огановский. – Даже турки не пойдут на такую несусветную подлость, чтобы прикрываться пленными.
– Господа генералы, ваши превосходительства, я же видел, как эти люди прыгали от восторга, завидев над собой мой аэроплан, – тихо сказал пилот. – Знаете почему? Потому что они разглядели двуглавых орлов на его крыльях, другого объяснения нет.
– Наконец, вот снимки. Вот пробные отпечатки, впоследствии их можно будет увеличить, но кое-что заметно и в таком формате, – воздушный разведчик протянул фотографии генералам. – Что это между столбами натянуто, если не колючая проволока?!
Лицо генерала Юденича налилось темной кровью. С разведчиком трудно было спорить – вот они, доказательства! – но и поверить до конца, принять напрашивающееся объяснение Николай Николаевич никак не мог. Огановский испытывал примерно те же чувства.
Тут еще надо принять в расчет психологию русских генералов. Таким людям, как Юденич и Огановский, безумно трудно помыслить, что по ту сторону фронта военачальники противника способны на столь гнусные приемы. Подобные действия ломают все, к чему русские генералы привыкли и во что они верят! Подобное опошляет саму идею воинской чести, без чего нет армии, а есть оснащенная современным оружием шайка разбойников. Благородство, уважение к противнику и даже наивная рыцарственность тем же Огановскому и Юденичу были не чужды. До такой чудовищной вещи, как «живой щит» из пленников, никто из русских генералов не додумался бы. Ведь если сегодня щит из военнопленных, то что же завтра? Щит из мирного гражданского населения?! Женщины и дети как заложники? Как инструмент давления на противника? Это уже не война получается, а откровенный и запредельно гнусный бандитизм!
Киамиль-паша пусть вражеский, но офицер! Пусть турецкий, но генерал!
Что ни говори, а офицерство вообще и генералитет в частности – это единая каста, в армии какой бы страны ни служил тот или иной генерал. Это корпорация, которая болезненно чувствительна к нарушению освященных традицией корпоративных правил, к поруганию корпоративной, кастовой этики.
- Предыдущая
- 19/50
- Следующая
