Ватага 'Семь ветров' - Соловейчик Симон Львович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/52
- Следующая
Каштанов боялся, что после такого "баскетбола" ребят не уймешь. Но чуть ли не по первому знаку Кости игра утихла, все быстро привели себя в порядок и опять уселись в общий круг - попеть и приготовиться к прощальному разговору.
Да, они прощались! Было такое чувство, что они расстаются - расстаются те новые люди, которые откуда-то появились сегодня - не из "шамони" ли? Завтра будет все как обычно и они станут обычными, а сейчас еще сидел:!
и пели в кругу эти, нынешние, ребята. Они смотрели друг на друга и не узнавали себя. Откуда столько хороших людей набрали? Каждому казалось, что он-то остался прежним, но все вокруг переменились.
- Ну как твои "урюки"? - шепотом спросил Алексей Алексеевич жену.
- А как твоя "курага"?
- Устал. Давно так вертеться не приходилось. Это труднее, чем сто уроков дать! Я даже охрип, по-моему, - сказал Каштанов, никогда в жизни не кричавший на уроках. Но сегодня он весь день говорил возбужденно-громко.
Куда девался тот спокойный и уверенный человек, всегда невозмутимый, перешедший в новую школу с тем непременным условием, что он не будет заниматься мелкими вопросами воспитания? Теперь его каждая мелочь интересует, он, казалось, был сразу во всех углах большого зала.
А сам Каштанов следил за Костей Костроминьш и не мог налюбоваться им как он мгновенно улавливает перемену настроения, как он взглядом, кивком, легким движением руки умеет утихомирить Козликова, как постоянно держит в поле зрения Фокина и Романа Багаева.
И вроде бы уступает им во всем, не спорит, не раздражается, но не дает им и шагу в сторону сделать. Раньше Каштанову казалось, что от Кости исходит какая-то магическая сила: улыбнется ясно и весело - и все за ним идут.
Теперь Алексей Алексеевич увидел, что сила-то силой, да еще и работает парень! Все время бодрствует, начеку, в каждую минуту чувствуется, что у него есть цель и на эту минуту, и на этот час, и навсегда.
Они обсуждали, как прошел день, перебирали работу за работой, от шамони начиная, смеялись, поддевали друг друга, отчаянно хвастались и выставляли отметки за день.
Оценили его на четыре с плюсом, на четыре и на четыре с минусом, чему Каштанов очень радовался. Кто хозяин - тот, кто работает? Нет, хозяин тот, кто оценивает и принимает работу.
- А в общем сделали день, ребятишки? - спросил Костя. - Сделали?
- "Урюк", "изюм" и "курага" любого победят врага! - прокричала хором ватага "Семь ветров".
Миша Логинов сказал Каштанову, продолжая их разговор :
- А что, Алексей Алексеевич, совпадает. Честное слово, совпадает,
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СЧАСТЛИВЕЦ
ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ ДО КОНЦА поняла Елена Васильевна, отчего она в свое время так страстно и многим рискуя убеждала мужа перейти на работу воспитателя. Дело не в том, что он изменился, стал подвижнее, энергичнее, стал ходить по школе - и не только по школе! - хозяином ; и не в том дело, что ему приходилось теперь постоянно ломать голову, изобретать, придумывать и взгляд его стал яснее и пронзительнее. Другое, другое поняла Елена Васильевна теперь. Она поняла, что только с этим переходом Алексея на новую работу существование их семьи, семьи Каштановых, приобрело смысл. Сама того не ожидая, она создала семью. Тогда, через год после того, как она, не задумываясь, прыгнула к Алеше на колени, рискуя свалиться в море, она просто вышла замуж. А семью она создала только теперь, уговорив мужа решиться на трудный шаг.
Отчего все романы кончаются женитьбой, замужеством, счастливой свадьбой, и если вторгается писатель в семейную жизнь, то лишь для того, чтобы показать ее противоречия и конфликты? Это стойкая традиция, и, значит, закономерная. Действие романа продолжается, пока герои его что-то создают: семью. Но вот она создана, семья...
Что же она теперь создает, в свою очередь?
А жить не создавая невозможно. Любовь в семейной жизни убивает не семейная жизнь, как думают многие, не однообразие ее. Любовь двоих убивает отсутствие третьего - общего дела, общей цели, общего строительства. Елена Васильевна не знала, это ли имел в виду Алексей Алексеевич, когда говорил ребятам о жизни как о постоянном строительстве новой жизни, но она поняла его так. Двое занимаются воспитанием детей - вместе! - или двое вместе следуют общеи идее, или двое развивают собственные личности, помогая один другому. Но непременно третье! Невозможно выжить, занимаясь лишь друг дружкой; семейную трудную жизнь выдерживают лишь те, кто находит в себе силы для строительства чего-то третьего.
Прежде Каштанов и Каштанова ходили в одну школу, как на одно место службы. Он учил истории, она-литературе; у них были, естественно, общие интересы (что обычно считается ус.човием семейного счастья). Ноне было у них общего дела! Они были два солиста, живущие вместе; они радовались успехам одного и другой, - но это была радость именно за мужа или за жену, а не за его или ее дело. Теперь они дополняли друг друга, как два музыкальных инструмента, и не могли бы друг без друга управиться со своими делами. Теперь они были не только супруги, но и соратники, сотрудники, союзники. Коммунарский день, или шамонь, как говорили ребята, распространив это вновь изобретенное и, на вкус Каштановой, неблагозучное словечко на весь необычный день, - вызвал у Каштановой радость не за Каштанова, как было бы раньше, а за ребят: она впервые увидела их такими добрыми, веселыми, старательными и умными.
И это они сделали вдвоем, помогая друг другу и понимая друг друга с полуслова. В этой перемене, происшедшей в ребятах, и был смысл существования семьи Каштановых.
Никогда прежде не была так счастлива Каштанова в своей семейной жизни. До сих пор такую общую радость доставлял им только Андрейка, особенно его рождение. И Каштанова, которая и свою собственную жизнь рассматривала как источник полезного опыта для учеников, подумала, что надо будет при случае рассказать ребятам о ее открытиио том, что строить семейную жизнь, не создавая вдвоем нечто третье, невозможно. "Дети! - скажет она им. Женитесь с умом! И замуж выходите тоже с умом..."
* * *
И много еще непредвиденных последствий вызвало пребывание на острове, созданном Каштановыми сначала в воображении, а потом и реально, - на Острове Добра. Жизнь класса шла, если так можно сказать, в два потока. Один поток - общий: тот дух объединения, которым Каштановы старались управлять как могли. И второй поток - почти неуправляемый - поток разнородных влечений, симпатий, отталкивании, увлечений, забот и тревог, до которых гфоде бы никакого дела нет педагогам. "Все, что мы можем, говорил Каштанов жене, - это понимать, что другая жизнь есть у ребят, что не целиком они на виду даже в нашей стеклянной школе... Понимать! Помнить! И обращаться с ними как с людьми, у которых есть эта другая жизнь, жизнь вне двоек, троек, четверок и пятерок, жизнь вне опозданий, вечеров самодеятельности и дежурств".
Но он недооценивал своей работы, Каштанов. Он не знал, что с некоторых пор его и Елены Васильевны усилия стали сильно влиять и на другую, не общую жизнь ребят.
В прощальном кругу коммунарского дня, когда надо было расходиться, а расходиться не хотелось никому. Каштанов сказал:
- Каждый человек имеет право на сказку, ребята.
В детстве сказку слушают, в юности - создают, в зрелости - сохраняют, в старости - помнят... Будем создавать сказку! Из собственной жизни сказку. Это долг юности перед зрелостью.
Он и не знал, что в тот самый миг, когда он говорил о сказке, по крайней мере один из слушателей принял его слова буквально и почувствовал, что сказка его жизни родилась.
Это был Паша Медведев, "морячок", никогда не бывший на море.
Как раз в ту минуту, когда Каштанов говорил, Паша оглянулся, чтобы по лицам сверить свои чувства с чувствами других, и увидел рядом с собой, совсем близко, как Лариса Аракелова подняла длинные тонкие руки и ладошками слегка поправила волосы. Она несколько запрокинулась назад в этом движении, и Паша был поражен ее прямотой и вознесенностью - вся вверх! Как тонкая мачта далекого корабля в далеком море! И это светлое сияние в глазах...
- Предыдущая
- 29/52
- Следующая
