Пыль небес - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 36
- Предыдущая
- 36/92
- Следующая
Падре загоготал и толкнул Тира в плечо:
– Кто-то так и делает. Покайся, сыне!
– Вот еще, – фыркнул Тир, – у нас все по согласию.
Свою машину он назвал Блудницей. Раз уж он Черный и носит имя Зверь, так почему не продолжить в том же духе? Большинство пилотов говорили о машинах в женском роде, это было естественно, но дать имя додумался только Тир. С учетом его равнодушия к женщинам насчет них с Блудницей немедленно начали бродить слухи разной степени непристойности.
И разной степени серьезности.
Падре иногда развлекал всю Стаю, цитируя наиболее шокирующие подробности, и Эрик удивлялся полету человеческой фантазии, а Риттер – тому, что на полет фантазии людей подвигают только самые низменные материи.
Тир не удивлялся ничему. Он наблюдал, как они четверо отделяются от остальных гвардейцев, не отдаляются, а становятся чем-то резко отличным от большинства.
В Стае додумались смыть с болидов боевую раскраску: изрыгающих пламя драконов, акульи морды и прочие инфернальные узоры. Бело-зеленые, казалось бы, неброские цвета Геллета резко выделили их болиды из сорока с лишним разрисованных гвардейских машин.
Вроде бы мелочь. Но мелочь многозначительная. Они начинали понимать свою особость. То, что было очевидно для Тира и для Эрика, то, чего долго не мог понять Падре, принятию чего до сих пор сопротивлялись Мал и Риттер.
И Казимир.
Рядовой гвардеец Казимир Мелецкий, обнаруживший, что Тир отличается от обычных людей гораздо сильнее, чем он, сын дракона. Обнаруживший, что теперь Тир нуждается в нем гораздо меньше, чем раньше.
Эрик выделял и Казимира. Считал его отличным пилотом и в скором будущем намеревался сделать командиром эскадрильи, уравняв, таким образом, с ветеранами двух войн. Казимира выделяла и Стая. Он был другом Тира. Он – что греха таить – не раз выручал всех четверых, когда случались стычки с Железяками. Он порой жеманничал, порой важничал, иногда дулся и обижался, но только он был в состоянии научить Мала, как вести себя в обществе.
Он хотел попасть в Стаю, молчал об этом, может быть, сам еще толком не понимал, чего же хочет.
Тир понимал. Но Тира желания Казимира Мелецкого не беспокоили.
Он знал, разумеется, что его мнение в вопросе выбора людей значения не имеет…
Знал вплоть до той минуты, пока Эрик не спросил его, есть ли у Казимира шансы попасть в Стаю.
Тир сказал, что шансов нет. И добавил, что их никогда не будет. И еще добавил в конце «ваше сиятельство», с удовольствием наблюдая за всплеском эмоций графа фон Геллета.
Он высказал свое мнение, и мнение это было не только честным, но и правильным. Единственно верным.
Стая была чем-то… особенным. Даже для него, убийцы, людоеда и вообще демона. Стая была настоящей. В ней обходились без масок и терпели Тира такого, какой он есть. Убийцу, людоеда и вообще демона.
Казимир не умел летать, он стал бы фальшивой нотой. А Тир, сам становившийся фальшивкой в тот самый момент, когда спускался с неба на землю, в небе фальши не терпел.
Впрочем, на его взгляд, князь Мелецкий и так неплохо устроился. Эрик принимал во внимание титул Казимира и его происхождение. Кровь есть кровь. Даже для ВВС, где летали все, начиная с лейтенантов и заканчивая маршалами, и субординация соблюдалась лишь на уровне выполнения приказов, особое положение князя Мелецкого, уравнивающее его с приближенными графа, с правящей верхушкой графства, бросалось в глаза. Хоть и не вызывало вопросов. Знать отличается от обычных людей – в Саэти это было утверждением, не нуждающимся в доказательствах. Так что во взаимоотношениях Эрика и Казимира действовал принцип: «Рыбак рыбака видит издалека».
В Вальдене – во всем Вальдене, не только в графстве Геллет – дворянство делилось на две категории. Была знать, происходившая из свободных землевладельцев. И были рыцари, чьих предков когда-то пожаловали дворянством. Первые вторых терпели, хотя никогда и не признали бы себе ровней, вторые на первых смотрели с почтением и знали, что ровней никогда не станут.
И для тех и для других никого больше не существовало.
Однако чем дальше, тем ближе Эрику становились люди происхождения самого невнятного. Иномирянин без рода и племени, поп-расстрига, селянин, неотесанный, как дубовый ствол, и рыцарь духовного ордена, выросший в сиротском приюте. Их общество Эрик предпочитал любому другому. Отличная компания для графа.
Фон Геллет был хорошим правителем, он держал в руках все нити управления своим небольшим государством, был полновластным хозяином, и никто не мог бы упрекнуть его тем, что ради полетов он забросил государственные дела. Однако Стая все чаще удостаивалась косых взглядов, и неодобрительных пересудов, и громко выражавшегося недоумения по поводу того, из какой грязи и в какие это князи они рассчитывают пролезть.
Тир нашел себе забаву: походя очаровывать наиболее злостных – наиболее знатных – хулителей. У Падре появилось новое занятие: время от времени объяснять Малу, что, если какой-нибудь дворянин кривит нос при взгляде на «радзимское чудовище», это не означает, что помянутый нос должен быть немедленно свернут на сторону. Риттер поинтересовался мнением своего духовника, после чего разослал избранным вызовы на дуэли. Избранных было шестеро. Риттер уложился в шесть дней. Никого не убил. Пожалел лишь, что драться в воскресенье грешно, а то, мол, список можно было увеличить на одного человека.
Закончив с дуэлями, он объяснил обалдевшему Падре, что его духовник назвал подобные поединки делом богоугодным, воспитывающим смирение в сильных мира сего.
Тир задумался и понял, что орден св. Реска начинает ему нравиться. Беззастенчивое лицемерие и склонность к демагогии в людях, чья задача учить и защищать других людей, заслуживали одобрения.
Словом, каждый из четверых извлекал из негласного противостояния со знатью свои плюсы, получал свою долю неприятностей и даже предположить не мог, какой поднимется вой, когда в Стае появится новый пилот.
Чистокровный орк по имени Нромагрыш Взиббмерет.
– Нет, – сказал Казимир (особа, особо приближенная к Стае), – не знаю, как вы будете с ним общаться, а я это произнести не способен.
– Да уж, – сказал Мал.
Падре с Риттером переглянулись и одновременно кивнули.
Выразив таким образом свое мнение, все четверо уставились на Тира.
– Что? – спросил тот. – Я его, что ли, так назвал? И вообще, отставить пинать малыша!
«Малыш» сидел молча, только лупал раскосыми глазками да изредка нервно дергал ушами. С точки зрения Тира он был замечательным. Зеленый. Зубастый. И ростом сантиметров на десять ниже Тира.
Который, в свою очередь, был на полголовы ниже, чем Риттер, на голову ниже, чем Падре, и настолько мельче Мала, что и сравнивать не стоило.
Эрик представил им нового пилота и дал полчаса на знакомство. Так что разговор происходил в ангаре, вокруг кипела жизнь, но расположившуюся в уголке Стаю обходили стороной. Отчасти потому, что привыкли им не мешать. Отчасти потому, что люди опасались орка.
– Ну давай, – сказал Падре, – ты у нас умный, назови его как-нибудь. Мы его подержим, если что.
– В одной книжке, которую я читал, – сказал Тир, – всех орков звали Шаграт.
– И что это значит? – спросил Мал, которому не хотелось, чтобы новичок получил какое-нибудь обидное прозвище.
– Это значит «орк», – ответил Тир не моргнув глазом.
– А ты уверен? – уточнил Казимир, который гораздо лучше разбирался в книжках про орков, даже цитировал оттуда стихи.
– Уверен, – отрезал Тир.
И внушительно посмотрел на Нромагрыша Взиббмерета:
– Мы будем называть тебя Шаграт.
– Ни хрена себе придумал, – сказал орк на радзимском противным, скрипучим голосом, – такого слова даже эта падла не знает. – Он разжал кулак и показал оправленный в серебро «толмач».
– М-да-а, – Казимир оглядел всех присутствующих, – у юноши интересный словарный запас.
- Предыдущая
- 36/92
- Следующая
