Сексуальная жизнь в Древней Греции - Лихт Ганс - Страница 14
- Предыдущая
- 14/115
- Следующая
Под тягостным живут законом женщины,
И к ним несправедливей, чем к мужчинам, он.
Привел ли муж любовницу, без ведома
Жены, жена узнала - все сойдет ему!
Жена тайком от мужа выйдет из дому
Для мужа это повод, чтоб расторгнуть брак.
Жене хорошей муж один достаточен
И муж доволен должен быть одной женой.
А будь мужьям такое ж наказание
За то, что в дом привел к себе любовницу
(Как выгоняют женщин провинившихся),
Мужчин, не женщин, вдовых больше было бы!
[перевод А. Артюшкова]
Можно упомянуть и любопытное сообщение романиста Ахилла Татия (viii, 6), жившего в пятом веке нашей эры, о так называемом испытании невинности. Он говорит о том, что в Эфесе существовал грот, посвященный Паном деве Артемиде; в гроте он повесил свою флейту с тем, чтобы войти сюда могли только непорочные девственницы. Когда какую-либо девушку подозревали в нарушении целомудрия, ее закрывали в гроте. Если она была невинна, из грота доносились громкие звуки флейты, двери сами собой раскрывались, и девушка выходила наружу, сохранив доброе имя. Если же дело обстояло противоположным образом, флейта безмолвствовала и раздавался протяжный стон, после чего дверь открывалась, но девушки внутри уже не было13.
Мы не в силах сегодня установить достоверность истории, рассказанной Плутархом ("Ликург", 15), в которой восхваляется чистота спартанского брака; однако ее можно привести здесь как весьма характерную: "Часто вспоминают, например, ответ спартанца Герада, жившего в очень давние времена, одному чужеземцу. Тот спросил, какое наказание несут у них прелюбодеи. "Чужеземец, у нас нет прелюбодеев", - возразил Герад. "А если все-таки объявятся?" - не уступал собеседник. "Виновный даст в возмещение быка такой величины, что, вытянув шею из-за Тайгета, он напьется в Эвроте". Чужеземец удивился и сказал: "Откуда же возьмется такой бык?" - "А откуда возьмется в Спарте прелюбодей?" - откликнулся, засмеявшись, Герад" [перевод С. П. Маркиша].
Хотя Плутарх ясно указывает, что в данном случае речь идет о древних временах, однако относительно тех же спартанцев он сообщает, что муж без колебаний позволял другому мужчине возлечь с его ^сной, если, по его мнению, тот лучше подходил для порождения потомства.
Представляется, что, по крайней мере, в Афинах убийство оскорбленным мужем прелюбодея не было чем-то из ряда вон выходящим. Так поступил, например, Эфилет, заставший в постели со своей женой Эратосфена. Приведем следующий отрывок из Лисия: "Когда я толкнул дверь в спальню, те, что вошли первыми, увидели мужчину все еще лежавшим рядом с моей женой, те же, что вошли после них, увидели его стоящим нагишом на постели. Я, сограждане, сбил его с ног, связал ему
13 Элиан в своих Var. Hist, (хi, 6) рассказывает аналогичную историю о пещере дракона близ Ланувия. руки за спиной и спросил, почему он надругался над честью моего дома. Он согласился с тем, что совершил зло, но просил и умолял меня не убивать его, а взять у него денег. На это я отвечал: "Тебя убью не я, но закон Государства". (Lysias, De Caede Eratosthenis, 24).
Если девушка с безупречной репутацией становилась жертвой обольщения, в древних Афинах применялись суровые, иной раз даже варварские наказания. У Эсхина мы читаем (Contra Timarchum, 182, 183): "Наши праотцы были столь строги в делах, которые затрагивали их честь, и столь высоко ценили чистоту нрава в своих детях, что один из граждан, узнав, что дочь его подверглась насилию и не сохранила своего девства до свадьбы, закрыл ее вместе с конем в пустом доме, так что она умерла от голода. Место, на котором стоял этот дом, и поныне можно видеть в нашем городе; оно носит название "Конь и дева"". Согласно схолиасту, конь был диким и, рассвирепев от голода, сперва съел девушку, а затем издох сам. Трудно сказать, есть ли истина в этом жутком рассказе. Возможно, он возник для объяснения топонима, когда смысл его уже был забыт.
Что касается наказания женщины, уличенной в прелюбодеянии, то Эсхин высказывается следующим образом: "Такая женщина не может пользоваться украшениями и посещать общественные храмы, чтобы не портить женщин безупречных; но если она поступит так или нарядится, тогда первый встречный мужчина вправе сорвать одежду с ее тела, отнять у нее украшения и избить; однако он не может убить ее или причинить ей увечья, хотя бы он и опозорил ее и лишил всех радостей жизни. Но сводней и сводников мы обвиняем перед судом, а признав виновными, наказываем смертью, ибо, тогда как те, что жаждут любовных утех, стыдятся сблизиться друг с другом, они - за плату привносят в дело собственное бесстыдство и в конце концов помогают первым прийти к соглашению и соединиться".
Конечно, в различных местах существовало множество своих обычаев. Так, Плутарх сообщает (Quaestiones Graecae, 2), что в Кимах прелюбодейку выводили на рыночную площадь и ставили на особый камень на виду у всех. После этого ее заставляли объехать город на осле. Объезд заканчивался тем, что ее вторично ставили на тот же камень, и с тех пор за ней навсегда закреплялось позорное прозвище "Проехавшая на осле". В Лепрее (Гераклид Понтийский, Pol., 14), что в Элиде, прелюбодеек три дня водили связанными по городу, а затем на всю оставшуюся жизнь лишали гражданских прав; женщина должна была простоять одиннадцать дней на агоре без пояса и в прозрачном платье и оставалась опозоренной на всю жизнь.
Путь, который вел к внебрачным связям, вымащивался, конечно же, охотно помогавшими служанками и алчными горничными, - классом, который был особенно заинтересован в делах такого рода. Они передавали записки и небольшие подарки, цветы и фрукты, причем особенно популярны были яблоки (Alciphron, Epist., Hi, 62; Lucian., Tax., 13; Dial. Meretr., 12, 1; Theocritus, xi, 10), даже битые, - замечательно, что здесь яблоки играли ту же роль, как и в случае с Евой; короче говоря, они
исполняли все то, посредством чего устраиваются тайные любовные романы, все это весьма утонченно живописуется Овидием в его "Искусстве любви" (i, 351 сл.; ii, 251 сл.). Кормилица Федры, потерявшей рассудок от любви к своему прекрасному пасынку Ипполиту, с инфернальным лукавством пытается играть роль сводни, что превосходно описано Еврипидом в его "Ипполите". С помощью услужливых приспешников добывались и устанавливались лестницы, по которым любовник проникал в покои женщины через обычное или слуховое окно (Xenarch., фрагм. 4, Kock; Ath., xiii, 569), и проделывались все остальные хитрости, благодаря которым беззаконная любовь достигает своей цели. Можно предположить, что готовность этих посредников к услужению поощрялась денежными подарками (Dio Chrysost., vii, 144), хотя открытое подтверждение этому в текстах обнаруживается нечасто. Общеизвестный миф о прекрасной Данае, отец которой, устрашенный оракулом, спрятал ее от внешнего мира в двойном и тройном медном "покое, башне подобном" (и все же Зевс у нее побывал), есть не что иное, как подтверждение этой догадки, ибо дождь, в образе которого он приходил, был золотым.
Конечно, содействие запретным радостям любви не осталось в руках одних нянек, слуг или служанок госпожи; напротив, со временем образовался особый класс "устроителей благоприятного случая", сводниц14, всегда готовых услужить и уладить любовные дела за деньги. С совершенным пластическим искусством и в высшей степени реалистично зарисовал одну такую личность Геронд (третий век до н.э.) в первом из своих мимиямбов (открыты в 1891 году). Он вводит нас в дом весьма респектабельной дамы по имени Метриха, которая сидит за шитьем в обществе своей единственной служанки; муж ее отправился по делам в Египет, и уже десять месяцев она не имеет от него вестей. Раздается стук в дверь; она вскакивает, полная радостных ожиданий, что сейчас войдет муж, по которому она так истосковалась; но за дверью стоит не он, а Гиллис, в лице которой поэт знакомит нас с одной из угрюмых и малодушных, но назойливых и чрезвычайно ловких "мастериц удобного случая". После нескольких ничего не значащих приветственных фраз две женщины заводят следующую беседу: МЕТРИХА Фракиянка, стучатся в дверь, поди глянь-ка,
- Предыдущая
- 14/115
- Следующая
