Неизвестная рукопись доктора Уотсона (Этюд о страхе) - Куин (Квин) Эллери - Страница 6

ПОСЛАНЕЦ КУИНА ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ

Дверной звонок имел форму бутона розы с листьями из слоновой кости. Грант Эймс с силой нажал его, и появилась девица в ядовито-зеленой вечерней пижаме. - Хэлло, Мэдж. Был неподалеку, и вот я здесь. Она просияла. Удлиненное аристократическое лицо молодого человека вызывало у нее приятные мысли о его богатстве. - И поэтому вы решили заскочить, - изрекла она таким тоном, словно сама вывела формулу теории Эйнштейна. Она распахнула дверь так широко, что та ударилась о стену. Грант осторожно двинулся вперед. - Недурное у вас здесь гнездышко. - Обыкновенная удобная квартира работающей девушки. Я прочесала всю Ист-Сайд, то есть буквально всю, пока наконец не нашла ее. Безумно дорого, но я просто не могу жить нигде, кроме Аппер Ист. - Я и не знал, что вы надумали работать. - А как же. Я консультант. Вы пьете виски? "Сыщику надо жать до конца, если он хочет что-то выведать": подумал Грант. - И где же вы консультируете? - В отделе рекламы на фабрике. - Конечно, на фабрике вашего отца? - Конечно. Мэдж Шорт была дочерью "Изящной обуви Шорта", но будущую добычу ей предстояло разделить с тремя братьями и двумя сестрами. Она кивнула хорошенькой рыжеволосой головкой, протягивая Гранту виски с содовой. - А где находится фабрика? - В Айове. - И вы туда ездите? - Дурачок! Здесь же есть контора на Парк-авеню. - Детка, вы меня удивляете. Я представляю вас в совсем другой роли. На каком-нибудь литературном поприще. - Вы что, шутите? Грант осмотрел комнату. Нигде не было видно ни книг, ни журналов, но в конце концов это было необязательно. - Я думал, вы уйму читаете, лапочка. Так сказать, книжный червь. - Это в наши-то дни и в нашем веке! Откуда, хотела бы я знать, взять время на чтение? - Ну, можно урывать отовсюду понемногу. - Кое-что я читаю. Например, "Секс и проблема безбрачия"... - Я лично помешан на детективах. Патер Браун, епископ Кушинг. Он пристально следил за ее реакцией. С таким же успехом можно было ожидать ее от розовой хрюшки. - Я тоже люблю детективы. - Я иногда и философов почитываю, - провокационно продолжал Грант, Бертона, Шерлока Холмса. - Один из гостей, помните, на последней вечеринке, специалист по "дзэну"... Гранта охватило сомнение. Он быстро изменил тактику. - А какое на вас тогда было синее бикини. Блеск! - Я так рада, что оно вам понравилось, милый. Хотите еще виски? - Нет, спасибо. - Грант встал. - Время летит, пора. Она была безнадежна. Он без сил рухнул на сиденье своего "ягуара". Как они это делают - Холмс, даже Куин?

***

Тем временем что-то навалилось на нос Эллери и душило его. Он открыл глаза и обнаружил, что это рукопись, которую он читал перед сном. Он зевнул, сбросил ее на пол и сел, сонный, упершись локтями в колени. Рукопись лежала на полу. Он нагнулся и поднял ее. И начал снова читать.

Глава 6

Я ВЫСЛЕЖИВАЮ ПОТРОШИТЕЛЯ

На следующее утро, должен признаться. Холмс привел меня в негодование. Когда я проснулся, он уже был одет. Я заметил, что глаза его покраснели, - значит, он почти не спал. Я даже подозревал, что его всю ночь не было дома. К счастью, он был настроен на беседу, а не замкнулся в себе, что с ним нередко бывало. - Уотсон, - сказал он без всякого вступления, в Уайтчэпеле есть трактир, пользующийся весьма дурной славой. - Их там много. - Да, верно! Но тот, о котором я говорю - "Ангел и корона", - худшее из всех заведений, где предаются разгулу. Оно расположено в центре поля действий Потрошителя. Именно здесь видели незадолго до их смерти трех девиц из числа тех, которые стали жертвами Джека. Я намерен присмотреться к "Ангелу и короне" и сегодня вечером собираюсь покутить там. - Отлично, Холмс! Если я смогу ограничиться элем... - Нет, нет, дорогой Уотсон, вы не пойдете. Я до сих пор содрогаюсь при мысли, как близки вы были к гибели по моей вине. Послушайте, Холмс...Это решено бесповоротно, - ответил он твердо. - У меня нет ни малейшего желания преподнести вашей симпатичной жене, когда она вернется, печальное известие. - Мне казалось, что я неплохо проявил себя, - горячо возразил я. - Несомненно. Без вас я бы уже покоился на убогом ложе в заведении доктора Меррея! И все же это не оправдание для того, чтобы вторично рисковать вашей безопасностью. Пока я отсутствую сегодня, - а у меня масса дел, - вы могли бы, пожалуй, уделить немного времени своей практике. - С моей практикой все в порядке, благодарю вас. Мой заместитель весьма компетентный человек. - Тогда могу предложить вам пойти на концерт или почитать интересную книгу. - Я вполне в состоянии сам себя занять, - сказал я холодно. - Не сомневаюсь, Уотсон, - сказал он. - Ну что ж, мне пора. Обещаю, что по возвращении я введу вас в курс событий. Он ушел, а я продолжал кипеть, почти не уступая температуре чая миссис Хадсон. Решение нарушить запрет Холмса созрело у меня не сразу. Но прежде чем я закончил завтрак, оно уже приняло отчетливую форму. Я провел весь день в чтении любопытной монографии из книжного шкафа Холмса о возможности использовать пчел при подготовке убийства, добившись, чтобы они заразили отравой мед либо напали всем роем на свою жертву. Труд был анонимный, но я узнал лаконичный стиль Холмса. Когда стемнело, я стал готовиться к "операции". Я решил отправиться в "Ангел и корону" под видом распутного повесы в расчете на то, что не буду выделяться среди многих лондонских завсегдатаев сих злачных мест. Поэтому я поспешил домой и облачился в вечерний костюм. Его дополняли цилиндр и накидка. Посмотрев на себя в зеркало, я пришел к выводу, что у меня даже более лихой вид, чем я предполагал. Сунув в карман заряженный револьвер, я вышел на улицу, остановил экипаж и велел кучеру ехать к "Ангелу и короне". Холмс еще не появлялся. Это было отвратительное заведение. Длинный общий зал с низким потолком был полон разъедавшего глаза чада от многочисленных керосиновых ламп. Клубы табачного дыма висели в воздухе, как предгрозовые тучи. За грубо отесанными столами расположилось самое разношерстное сборище. Матросы-индийцы, отпущенные на берег с многочисленных грузовых судов, которыми кишит Темза; восточного типа субъекты с непроницаемым выражением лица; шведы и африканцы, потрепанные европейцы, не говоря уже о разного рода англичанах, - все они жаждали вкусить радостей в злачных местах крупнейшего города мира. Сомнительным украшением были и особы женского пола всех возрастов и характеров. Большинство из них имело жалкий вид - потрепанные и опустившиеся. Лишь немногие, самые молоденькие, едва начавшие катиться по наклонной плоскости, сохранили еще какую-то привлекательность. Одна из таких девиц подошла ко мне, как только я, найдя свободный столик, заказал пишу крепкого портера и начал рассматривать гуляк. Это была смазливая девчонка небольшого роста, но циничный взгляд и грубые манеры уже наложили на нее несмываемое клеймо. - Привет, милок. Закажешь девушке джину с тоником? Я хотел было отказаться от этой чести, но официант, по виду англичанин, стоявший подле, крикнул: "Джин с тоником для леди!" - и стал проталкиваться к бару. Он, несомненно, получал свою долю от стоимости выпивки, которую девицы выпрашивали у клиента. Девушка уселась напротив меня и положила свою довольно грязную руку на мою. Я быстро отдернул руку. Ее накрашенные губы изобразили подобие улыбки. - Робеешь, котик? Не бойся. - Я просто заскочил выпить пинту, - сказал я. Мое приключение начало утрачивать привлекательность. - Ясно, милок! Все господа забегают выпить пинту. А потом уж так получается, что хотят узнать, что еще у нас можно купить. Официант вернулся, подтолкнул к ней джин с тоником и взял несколько монет из тех, что я выложил на стол. Я не сомневался, что он прихватил несколько лишних пенсов, но не стал спорить. - Меня зовут Полли, милок. А тебя как звать? - Хоукинс, - поспешно сказал я. - Сэм Хоукинс. - Хоукинс? - засмеялась она. - Слава Богу, что не Смит. Не поверишь, сколько здесь Смитов сшивается, будь они неладны. Если бы я и нашелся, я не успел бы открыть рта, так как в другом конце зала поднялся шум. Моряк с темной физиономией, по габаритам не уступающий горилле, яростно зарычал, пытаясь схватить другого посетителя маленького китайца, видимо, обидевшего его, опрокинул стол. Какое-то мгновение казалось, что китайцу пришел конец, настолько свирепый вид был у моряка. Но тут вмешался какой-то мужчина с густыми бровями, бычьей шеей и широкими плечами, с руками, толстыми, как деревья, хотя и не такой огромный, как моряк. Неожиданный защитник китайца ударил моряка кулаком в солнечное сплетение. Это был сокрушительный удар, и моряк согнулся пополам от боли, издав хриплый сгон, который был слышен во всех концах зала. Нападавший снова примерился и нанес еще один удар, на этот раз в челюсть гиганта. Голова моряка откинулась назад, глаза остекленели. Он начал падать, но мужчина с густыми бровями подставил плечо и поймал тело, взвалив его на спину, как мешок с мукой. Открыв дверь, он вышвырнул его на улицу. - Это Макс Клейн, - сказала со страхом моя девица. - Сильный, дьявол, как бык. Макс купил это заведение. Уже четыре месяца хозяйничает. Он не даст никого убить здесь! И думать нечего. Зрелище было поистине впечатляющим. Но в этот момент нечто другое привлекло мое внимание. Едва закрылась дверь, через которую Клейн выбросил моряка, как она опять распахнулась, и вошел новый посетитель, которого, мне показалось, я узнал. Я вглядывался сквозь чад и дым. Сомнений не было. Иозеф Бек, ростовщик, собственной персоной. Он направлялся к свободному столику. Надо будет сообщить об этом Холмсу, подумал я и повернулся к Полли. - У меня славная комнатка, милок, - сказала она, пытаясь соблазнить меня. - Боюсь, что это меня не интересует, сударыня, - сказал я как можно мягче. - Сударыня... Надо же! - возмущенно вскричала она. - Что я тебе, старуха какая? Я еще молоденькая. И чистая. Так что не бойся. - Но, наверное, есть кто-то, кого ты боишься, Полли, - сказал я, пристально глядя на нее. - Я? С чего это мне бояться? Я и мухи не трону. - Я имею в виду Потрошителя. В ее голосе послышались скулящие нотки. - Ты просто хочешь напугать меня. А я не боюсь. Она глотнула джина, но глаза ее бегали по сторонам. Потом они остановились на какой-то точке позади моего плеча, и я осознал, что она посматривала в ту сторону во время всего нашего разговора. Я повернул голову и увидел самого мерзкого типа, которого только можно себе представить. Он был невероятно грязен. Одну его щеку пересекал безобразный шрам, отчего рот его был искривлен как будто в усмешке, а вздутый синяк под левым глазом делал его вид еще более отталкивающим. Никогда мне не приходилось видеть такое злобное лицо. - Он прикончил Энни, Потрошитель, - прошептала Полли. - Изуродовал бедняжку черт те как. И за что? Энни была тихая, никого не трогала. Я снова повернулся к ней. - А может, то страшилище со шрамом - он и есть? - Кто знает? - И горестно воскликнула: - Зачем только он это делает! Это был он! Трудно объяснить, почему я был так в этом уверен. В прошлом я одно время играл в азартные игры, как это нередко случается с молодыми людьми, и, бывало, у меня появлялось какое-то необъяснимое предчувствие, не основанное на доводах рассудка, инстинкт, шестое чувство - назовите как хотите, - но оно иногда появляется, и игнорировать его невозможно. Именно такое чувство возникло у меня, когда я разглядывал человека, сидевшего сзади. Он в упор смотрел на девицу, и мне была видна слюна в уголках его отвратительно искривленного рта. Что было делать? - Полли, - спросил я тихо, - видела ли ты этого человека раньше? - Я, котик? Никогда. До чего же отвратный, верно? Но тут в силу неустойчивости, свойственной распущенным женщинам, настроение Полли изменилось. Верх взяла ее природная бесшабашность, еще усиленная большой дозой спиртного. Она вдруг подняла свою рюмку. - За твое счастье, милок! Ты хороший дядечка, и я желаю тебе всего самого... - Спасибо. Она встала и пошла, покачивая бедрами. Я наблюдал за ней, ожидая, что она подойдет к другому столику. Но она быстро прошла через зал и направилась к двери. Я подумал, что в этот вечер ей, очевидно, не везет в "Ангеле и короне", и поэтому она решила попытать счастья на улице. Не успел я почувствовать облегчение, как увидел, что отвратительное существо позади меня вскочило и бросилось за ней. Можно понять, какая тревога меня охватила. Что мне было делать, как не последовать за этим человеком! Когда глаза привыкли немного к темноте, я обнаружил, что мужчина все еще находится в поле моего зрения. Он крался, прижимаясь к стене в конце улицы. Я знал, что иду по опасному пути. Но это был он, Потрошитель, и он выслеживал Полли. Я судорожно сжал в кармане револьвер. Человек завернул за угол, и я, боясь упустить его, поспешил следом. Улицу освещал только один газовый фонарь. Я вглядывался в темноту. Но человек, по пятам которого я шел, исчез. Меня охватило мрачное предчувствие. Быть может, злодей уже затащил несчастную девушку в какой-нибудь подвал! Если бы я догадался взять с собой карманный фонарик! Я побежал вперед. Тишину улицы нарушал только звук моих шагов. Даже скудного света было достаточно, чтобы увидеть, что улица на другом конце переходит в узкий проход. Именно туда я и ринулся, и при мысли о том, что я могу там обнаружить, сердце мое бешено заколотилось. Вдруг я услышал приглушенный крик. Я натолкнулся на что-то мягкое. Испуганный голос пролепетал: - Пощадите! Умоляю, пощадите! Это была Полли, прижавшаяся к стене в темноте. Опасаясь, что ее крик может спугнуть Потрошителя, я зажал ей рот рукой и прошептал ей на ухо: - Все в порядке, Полли. Тебе ничего не угрожает. Я тот джентльмен, который сидел с тобой. В это время сзади на меня обрушилась какая-то огромная тяжесть, меня отшвырнуло назад, в проход. Коварный злодей, за которым я шел по пятам от "Ангела и короны", перехитрил меня. Он спрятался в темноте и пропустил меня вперед. Теперь в ярости от того, что добыча ускользает, он напал на меня, как дикий зверь. Я ответил тем же, отчаянно отбиваясь, и пытался вытащить револьвер из кармана. Мне надо было держать его в руке, но во время моей службы в войсках ее величества в Индии я был военным врачом, а не солдатом и не был обучен приемам рукопашного боя. Поэтому я не мог тягаться с чудовищем, с которым схватился. Под его натиском я упал и радовался лишь тому, что девушке удалось убежать. Я ощутил, как цепкие руки сжимают мое горло, и тщетно махал свободной рукой, все еще пытаясь достать из кармана револьвер. Я обомлел, услышав вдруг знакомый голос, который вскричал: - Посмотрим, какого зверя я вспугнул! Еще до того, как вспыхнул огонек фонарика с увеличительным стеклом, я понял, как жестоко ошибся. Отвратительный тип, сидевший позади меня в трактире, был не кто иной, как Холмс, переодетый и загримированный! - Уотсон! Он был поражен не меньше, чем я. - Холмс! Господи помилуй, да ведь если бы мне удалось вытащить револьвер, я мог застрелить вас! - И поделом было бы, - проворчал он. - Уотсон, можете считать меня ослом. Он оторвал от меня свое гибкое тело и, схватив за руку, хотел помочь мне встать. Даже в тот момент, уже зная, что это мой старый друг, я не мог не подивиться его великолепному гриму, изменившему до неузнаваемости его лицо. У нас не было времени для взаимных упреков. Когда Холмс поднимал меня, мы услышали пронзительный крик, разорвавший тишину ночи. Холмс отпустил мою руку. - Меня опередили! - вскричал он и ринулся в темноту. Пока я поднимался на ноги, вопли усиливались. И вдруг они оборвались. В жуткой тишине отчетливо слышался топот ног бегущих людей - Холмса и еще кого-то. Должен признаться, что я проявил себя в этом деле не лучшим образом. Некогда я был чемпионом полка по боксу в среднем весе, но, видимо, те времена миновали безвозвратно. Я прислонился к кирпичной стене, стараясь справиться с тошнотой и головокружением. В этот момент я не мог бы откликнуться, даже если бы на помощь звала наша милостивая королева. Головокружение прекратилось - окружающие строения выпрямились, и я, пошатываясь, побрел назад, нащупывая путь во тьме. Мне удалось пройти не более двухсот шагов, когда меня остановил спокойный голос. - Здесь, Уотсон. Я повернул налево и обнаружил проем в стене. Снова послышался голос Холмса: - Я уронил фонарь. Не поищете ли вы его, Уотсон? Его спокойный голос особенно пугал меня, так как скрывал мучительную внутреннюю борьбу. Я знал Холмса: он был глубоко потрясен. Я сделал шаг и наткнулся на фонарь ногой. Я зажег его и отшатнулся, увидев перед собой страшную картину. Холмс стоял на коленях, согнувшись и повесив голову, - олицетворение отчаяния. - Я потерпел неудачу, Уотсон. Меня надо отдать под суд за преступную глупость. Потрясенный кровавым зрелищем, я едва слушал. Джек Потрошитель дал волю своему отвратительному безумию, на этот раз избрав жертвой бедную Полли. Жуткая картина расплывалась перед моими глазами... - Но у него было так мало времени! Каким образом?.. Холмс ожил и вскочил на ноги. - Пошли, Уотсон! Следуйте за мной! Всю дорогу он намного опережал меня, но я не терял его из виду, и когда я наконец нагнал его, то обнаружил, что он изо всех сил стучит в дверь ломбарда Иозефа Бека. - Бек, - кричал Холмс, - выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли! - Он снова и снова колотил кулаком в двери. - Откройте дверь, или я вышибу ее! Наверху появился освещенный прямоугольник. Открылось окно. Из него высунулась голова. Иозеф Бек крикнул: - Вы что, с ума сошли? Кто вы такие? В свете лампы, которую он держал в руке, были видны ночная сорочка с высоким воротником и ночной колпак с красной кисточкой. Холмс отошел и громко прокричал ему в ответ: - Сэр, я Шерлок Холмс, и если вы не спуститесь немедленно, я взберусь на эту стену и выволоку вас за волосы. Бек, естественно, был ошарашен: Холмс все еще был в гриме. Я попытался помочь делу. - Герр Бек, вы помните меня, не правда ли? Он с удивлением посмотрел на меня. - Вы один из двух джентльменов... - И уверяю вас, что это мистер Шерлок Холмс. Ростовщик колебался. Но потом сказал: - Очень хорошо. Сейчас спущусь. Холмс нетерпеливо шагал, пока свет не показался в ломбарде и входная дверь не открылась. - Выходите, Бек! - скомандовал Холмс грозным голосом. Испуганный немец повиновался. Сильная рука моего друга схватила ростовщика, который тщетно пытался увернуться. Холмс разорвал перед его ночной сорочки, обнажив голую грудь, покрытую мурашками от холода. - Что вы делаете, сэр? - спросил ростовщик дрожащим голосом. - Я не понимаю. - Куда вы отправились, Бек, после того, как ушли из "Ангела и короны"? - спросил Холмс, отпустив ростовщика. - Куда я отправился? Я пошел домой, в постель. После того как Холмс понизил тон, Бек пришел в себя и теперь был настроен враждебно. - Да, - проговорил Холмс задумчиво, - похоже, что это так. Возвращайтесь в постель, сэр. Сожалею, что напугал вас. Холмс бесцеремонно повернулся, и я вслед за ним. Когда мы дошли до угла, я обернулся и увидел, что Бек все еще стоит перед ломбардом. В своем странном облачении, с высоко поднятой в руке лампой, он казался карикатурой на статую Свободы, подаренную Соединенным Штатам народом Франции, огромную, полую бронзовую статую, которая ныне стоит у входа в нью-йоркскую гавань. Мы вернулись к месту преступления и увидели, что труп бедной Полли обнаружен. Большая толпа любопытных, одержимых болезненной страстью к такого рода зрелищам, забила вход на улицу, в то время как фонари официальных лиц рассеивали мрак вокруг места происшествия. Холмс мрачно созерцал эту сцену, засунув руки глубоко в карманы. - Нет никакого смысла выдавать наше присутствие, Уотсон, пробормотал он. - Это только повлечет за собой бесплодные объяснения с Лестрейдом. Меня не удивило, что Холмс предпочитал не раскрывать нашу роль свидетелей жуткого происшествия. Он действовал сообразно своим методам; к тому же в данном случае задето было его самолюбие. - Давайте улизнем потихоньку, Уотсон, - с горечью сказал он, - как подобает безмозглым идиотам, какими мы оказались.