Чернильный орешек - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 14
- Предыдущая
- 14/100
- Следующая
– Хорошо, мадам, – нервно присела в реверансе служанка.
Но утром Алисе лучше не стало. Ее рвало, лихорадило, она жаловалась на головные боли, болезненно отводила глаза от света. Когда явился врач и осмотрел ее, лицо его помрачнело. Он подозвал Мэри-Эстер к изголовью кровати и молча указал ей на небольшое красноватое вздутие в паху девочки Холодный ужас сковал сердце Мэри-Эстер, и она лишилась дара речи. Переведя взгляд с врача на Лию, она увидела пот на губах служанки и мертвенную белизну ее лица. «О, Боже милостивый, – взмолилась она про себя, – только не это, только не это!»
– Она будет жить? – наконец проговорила Мэри-Эстер.
Врач покачал головой.
– Мадам, я не могу дать вам никакой надежды. Лишь немногие жертвы чумы выживают. Но мы, конечно, сделаем все, что можем, и всегда остаются надежда и молитва. Вы должны переселить отсюда остальных детей, и в эту комнату вообще никто не должен заходить, кроме того лица, которому поручено ухаживать за девочкой. И ничего нельзя выносить из этой комнаты – будь то одежда или какой-нибудь кубок, – пока над этим не сотворят обряд очищения. Я оставлю вам на этот счет указания, а еще дам рецепт одного лекарства. Вечером я приду снова.
Мэри-Эстер осталась при девочке, а Лия тем временем проводила врача. Пока Мэри-Эстер дожидалась возвращения няни, вошел Эдмунд. Она чисто машинально повернулась к нему, страстно ища утешения, но тут же вспомнила.
– Эдмунд, тебе нельзя заходить сюда и прикасаться ни к чему тоже нельзя… Это… это чума, Эдмунд. Она очень заразная.
Эдмунд посмотрел издалека на худенькую фигурку дочери под покрывалами, а потом перевел взгляд на жену.
– Тогда и тебе тоже следует уйти. А за ней будет ухаживать кто-нибудь из слуг.
Мэри-Эстер посмотрела на мужа ясными глазами, понимая, чего ему, видимо, стоило сказать такое.
– Нет, – ответила она. – Я сама буду за ней ухаживать. Это – мое право.
Эдмунд озадаченно взглянул на нее. Странно что она воспользовалась словом «право», а не «долг»:
– Но ты ведь даже не мать ей.
– Зато она меня так называет. И я буду ухаживать за ней.
Задержав на жене взгляд, Эдмунд произнес:
– Благослови тебя Господь.
А что же еще он мог сказать? Только это… тут и Лия вернулась с рецептом, оставленным врачом.
– Я не смогла прочесть все это, мадам, только у нас, конечно, не найдется и половины этих вещей.
– Дай мне взглянуть, – Эдмунд забрал у нее листок и принялся читать вслух. – Жир гадюки, смешанный с медом, к нему надо добавить двадцать четыре мокрицы, потом это надо высушить на солнце, чтобы можно было истолочь в порошок как следует… так… унция высушенного куриного помета. Душистая рута и розмарин… яичный желток… потом смешать с четвертью пинты старого эля и таким же количеством соленой воды… так… пора щепоток перца… – Он посмотрел на жену. – Дорогая моя, да неужто это и в самом деле поможет?
Мэри-Эстер только беспомощно подняла на него глаза.
– Как знать, Эдмунд? Раз уж врач так говорит, только он ничего не обещал. И все-таки, если мы совсем ничего не будем делать, то она точно умрет.
Эдмунд снова стал изучать рецепт, а потом вернул его Лии.
– Что ж, тогда поступим, как ты считаешь нужным. Нянюшка, поручи Клементу достать все необходимое.
– Спасибо тебе, Эдмунд, – сказала Мэри-Эстер. – Но теперь ты должен уйти и проследи, чтобы никто даже близко не подходил к дверям. И вели окурить все помещения на случай, если и в них попала зараза. И забери с собой Пса.
Волкодав принялся ужасно завывать, когда его выволакивали из комнаты, и целый день напролет Мэри-Эстер слышала его вой – своего рода «музыкальное сопровождение» к этому кошмару, болезни ребенка. Вечером снова пришел врач, но он не стал подходить к постели ближе чем на метр. Он смотрел на девочку поверх апельсина, утыканного зубчиками чеснока, держа это сооружение у самого носа, чтобы не заразиться.
– Вы давали ей лекарство? – спросил врач.
– Да, только ее тут же вырвало.
– Что ж, это показывает, что инфекция в ней есть, – заключил врач. – А вам надо проявить настойчивость. Вы должны добиться, чтобы лекарство попало в организм, поскольку в противном случае ей ничто не поможет.
– А если она удержит его в себе?
– Тогда она должна выздороветь… если Господь того пожелает.
Мэри-Эстер с сомнением посмотрела на него, а потом перевела взгляд на бредившую девочку.
– Ей стало хуже. Боюсь, что эта рвота совсем лишила ее сил.
– Приподнимите покрывало, – распорядился врач. Он осмотрел тело девочки с безопасного расстояния. Бубонное вздутие стало крупнее, тверже, воспалившись до красноты. Девочка пошевелилась и захныкала от боли, когда Мэри-Эстер слегка коснулась бубона. – Да, – заключил врач, – чумной нарыв стал больше, и он вытягивает из нее силы. Если к полуночи он не прорвется, вы должны сами прорвать его с помощью прижигания.
– Прижигания?!
– Я напишу вам рецепт Купоросное масло и ртуть надо сбить в пасту с жиром ягненка и конским пометом – вот это, пожалуй, подойдет лучше всего. А завтра утром я приду снова, если она еще будет жива.
Когда врач ушел, оставив девочку на попечении Мэри-Эстер, ею овладело чувство беспомощного отчаяния. Она сидела в изголовье кровати и горько рыдала, пока не возвратилась Лия, и Мэри-Эстер пришлось заставить себя успокоиться. Да слезы и не могли помочь бедной маленькой Алисе, разве только ее неослабное внимание. Лия, закатав рукава, принялась смешивать новую порцию лекарства, а потом они посадили между собой Алису и, крепко держа ее, силой протолкнули лекарственную смесь ей в горло. А спустя некоторое время им пришлось держать чашу, потому что девочку опять вырвало. К полуночи она выглядела еще слабее. Кожа ее потемнела, пульс еле прощупывался, на некоторое время Алиса потеряла сознание. В комнате стоял тяжелый запах, и Мэри-Эстер, как и Лия, смертельно устала. Но они делали то, что должны были делать. Приготовив едкое зелье, они намазали его на сложенный лоскут ткани. А потом, сняв покрывала с чахнущего тельца, несколько раз приложили тряпицу с мазью к чумному нарыву.
Руфь, Нелл, Анна и Гетта, сбившись в кучку на одной постели в восточной спальне, услышали пронзительные крики и прижались друг к дружке еще сильнее, отчаянно моля Господа пощадить Алису… да и о том, чтобы сами они тоже не пали жертвами этого ужасного мора. А в другой спальне Джейн охватила руками свой раздувшийся живот. Она была слишком перепугана, чтобы вообще о чем-либо думать. Лежавший рядом с ней Ричард, почувствовав ее движение, тоже пошевелился. Из-за жары занавеси вокруг кровати были немного раздвинуты. Ричард сделал для себя открытие, одно из преимуществ брака состояло в том, что он не должен был более спать в одном помещении со своими братьями и кузеном, теперь у него была собственная спальня, для себя и жены.
Жены! Ему до сих пор казалось странным называть Джейн Гарднер женой. Ричард не испытывал к ней особой привязанности, он даже толком не знал ее. Что вот, к примеру, сейчас было у нее на уме? Она что-то бормотала чуть слышно… молилась, что ли?
– Что ты там говоришь? – резко спросил он. Джейн мгновенно умолкла, боясь, что ее обидят.
Ричард понимал – конечно, когда брал на себя такой труд, – что Джейн боялась в Морлэнде всех до единого, даже не, только членов семьи, но и слуг! Если кто-нибудь спрашивал ее о чем-то, даже о самом что ни на есть простом, она не отвечала сразу, а судорожно искала своим умишком того ответа, который, по ее мнению, требовался. И так было во всем: она изо всех сил старалась угодить, но не угождала никому.
– Ты что, молилась? Что там с тобой такое? – Джейн пробормотала нечто невразумительное. – Что-что? – раздраженно переспросил Ричард. Она прошептала несколько слов, из которых он разобрал только «чума». – Ты хотела бы никогда не попадать сюда, в Морлэнд, правда?
Ричард действовал коварно, построив вопрос так, чтобы вытянуть из нее то, что, по его мнению, и было ее правдивым ответом.
- Предыдущая
- 14/100
- Следующая
