Bacca Железнова (второй вариант) - Горький Максим - Страница 3
- Предыдущая
- 3/9
- Следующая
В а с с а. Дела, Людок, хозяйство.
Л ю д м и л а. Хозяйство, хозяйство! А для дочери и нет время, ни минутки!
В а с с а. Вот, буду чай пить - придёшь, поговорим, а теперь - иди!
Л ю д м и л а. Плакать хочется от этого. Я ведь знаю - ты будешь дядю Прохора ругать за то, что он папу распутным зовёт, знаю!
В а с с а (гладя голову дочери, провожает её к двери). Распутный, это... не обида. Распутный - распутывает. Кто-нибудь напутал, а он распутывает. Вот я - всю жизнь распутываю путаницы разные...
Л ю д м и л а. Это ты шутишь! Я ведь знаю, что такое распутный! Вот дядя Прохор.
(Васса хочет закрыть дверь за ней - не удалось.)
Л ю д м и л а (выскользнув из-под руки матери). Распутный. Лизу беременной сделал. Папу ругает, не любит его.
П р о х о р. Сочиняешь! А вообще старики на любовь скупы.
Л ю д м и л а. И ты, мама, не любишь?
В а с с а. Ну полно, полно!
Л ю д м и л а. Почему не любишь? Дядя - тоже пьяница, так его любишь... Пьянство - болезнь. Женя Мельников...
П р о х о р. Источник премудрости... к чёрту!
Л ю д м и л а. Вроде... колик, какая-то...
(Лиза вносит маленький самовар, за ней - Наталья с подносом посуды. Васса, обняв дочь, ходит по комнате, как бы прислушиваясь к чему-то. Возбуждена, но скрывает возбуждение. Остановилась, рассматривает замки.)
В а с с а (брату). Всё ещё балуешься, не надоело?
П р о х о р. Баловство недорогое. А может быть, и не баловство?
В а с с а. Ну, а что же?
П р о х о р. Да - как знать? Никто замки старые не собирает, а я собираю. И выходит, что среди тысяч рыжих один я - брюнет. Н-да. Замок это вещь! Всё - на замках, всё - заперто. Не научились бы запирать имущество, так его бы и не было. Без узды - коня не освоишь.
В а с с а. Ишь ты как! Даже не глупо. Наталья, разливай чай.
П р о х о р (следит за ней). Ты говоришь, зря деньги трачу, а я вот за этот амбарный замок семь целковых дал, так мне за него уже двадцать пять дают. Соберу тысячу замков - продам в музей... тысяч за двадцать.
В а с с а. Ну ладно, ладно! Дай бог нашему теляти волка поймати. (Людмиле неожиданно и громко.) Отца полюбила я, когда мне ещё не минуло пятнадцати лет. В шестнадцать - обвенчались. Да. А в семнадцать, когда была беременна Фёдором, за чаем в троицын день - девичий праздник - облила мужу сапог сливками. Он заставил меня сливки языком слизать с сапога. Слизала. При чужих людях. А нашу фамилию Храповых - люди не любили.
Л ю д м и л а. Ой, Вася! Зачем ты рассказала?
(Наталья всё время следит из-за самовара за матерью.)
В а с с а. Он - весёлый был. Забавник.
Л ю д м и л а. Шутил?
В а с с а. Наталья, помнишь, как ты коловоротом дырку в переборке просверлила и забавами отца любовалась?
Н а т а л ь я. Помню.
В а с с а. А потом прибежала ко мне, в слезах, и кричала: "Прогони их, прогони!"
Н а т а л ь я. Помню. Это вы домашний суд устраиваете?
П р о х о р. Ох, язва какая!
В а с с а. Значит - помнишь, Наталья? Это - хорошо! Без памяти нельзя жить. Родила я девять человек, осталось - трое. Один родился - мёртвый, две девочки - до года не выжили, мальчики - до пяти, а один - семи лет помер. Так-то, дочери! Рассказала я это для того, чтобы вы замуж не торопились.
Л ю д м и л а. Ты никогда не рассказывала... так.
В а с с а. Времени не было.
Л ю д м и л а. Почему все помирали, а мы живы?
В а с с а. Такое уж ваше... счастье. А помирали оттого, что родились слабые, а слабые родились потому, что отец пил много и бил меня часто. Дядя Прохор знает это.
П р о х о р. Н-да, бивал! Это - было. Приходилось мне отнимать её из капитановых рук. Он людей бить на матросах учился, так что бил... основательно!
Л ю д м и л а. А ты почему не женатый?
П р о х о р. Я - был. В оперетке одной поётся:
Жениться нам весьма легко,
Но трудно жить вдвоём...
Л ю д м и л а. У тебя все песни на один мотив.
П р о х о р. Так проще, лучше слова помнишь. Я с женой четыре года жил. Больше - не решился. Спокойнее жить одному - сам себе хозяин. Зачем свои лошади, когда лихачи есть?
Н а т а л ь я. Фёдор будет жить с нами?
В а с с а. Вылечится - будет, конечно.
Н а т а л ь я. И - Рашель?
В а с с а. Ну... а как же? Жена.
Л ю д м и л а. Какая хорошая она, Рашель!
Н а т а л ь я. После суда над отцом - будут жить?
В а с с а (вспыхнув). Много спрашиваешь, Наталья! И любопытство твоё нехорошее.
Л ю д м и л а. Не сердись, не надо!
Л и з а (испуганно). Васса Борисовна... Сергей. Петрович...
В а с с а (как будто пошатнулась, но спокойно). Что? Зовёт?
Л и з а. Они, кажется, померли...
В а с с а (сердито). С ума сошла! (Быстро ушла. Людмила за ней. Наталья встала на ноги, смотрит на дядю, он - растерянно - на неё.)
П р о х о р. Даже... ноги трясутся! Иди, Натка, иди! Что там... такое?
Н а т а л ь я. Если помер, значит, судить некого?
П р о х о р. Ид-ди, говорю! (Остался один, пьёт холодный чай. Бормочет.) Вот так... чёрт! Ух...
Л и з а (вбегает, говорит испуганно, вполголоса). Прохор Борисыч, как же это? Он совсем здоровый был...
П р о х о р. Что - как же? Был и - нет! И может, это обморок?
Л и з а. Совсем здоровый... Прохор Борисыч... давеча, порошок-то...
П р о х о р (ошеломлённый). Что-о? Это ты... (В ярости схватил её за горло, трясёт.) Если ты, дикая рожа, не забудешь... если ты... ах ты, змея! Что выдумала, а? Как ты смеешь? (Оттолкнул её, отирает пот с лысины.)
Л и з а. Вы же сами приказали всё говорить вам...
П р о х о р. Что говорить? Что видела, слышала, о том - говори! А что ты, видела? Ты - выдумала! Вы-ду-ма-ла, а не видела. Пошла вон, идиётка! Я те всыплю... порошок! Слово это забудь...
(Выгнал. Мечется по комнате, подходит к двери, и как будто не может шагнуть дальше. Входят Васса, Людмила, за ними Пятёркин.)
П р о х о р. Что, Вася, как? Действительно?
В а с с а. Да. Кончился.
Л ю д м и л а. Мама, я возьму лавр?
В а с с а. Да, бери.
(Пятёркин выкатывает кадку с лавром. Людмила взяла с подоконников цветы, уходит, тотчас возвращается.)
П р о х о р. Удивительно, как это он? Вполне... здоров был. Мы с ним до четырёх утра...
В а с с а. Коньяк пили.
П р о х о р. Верно. Мне сейчас вот Лизавета сказала - порошок ты ему...
В а с с а. На изжогу жаловался. Соды попросил.
П р о х о р (обрадовался). Сода? Ага!
Л ю д м и л а. Дядя Прохор, ты ужасный! Папа скончался, а ты улыбаешься... Что это?
П р о х о р. Ничего, Людок...
В а с с а (у телефона). Шесть - пятьдесят три. Да. Спасибо. Кто? Вы, Яков Львович? Пожалуйте к нам. Нет, сейчас, немедля. Да, Сергей Петрович скончался. Нет, был вполне здоров. В одночасье. Никто не видел как... Пожалуйста.
П р о х о р (тихо, с восхищением). Богатырь ты, Васса, ей-богу!
В а с с а (изумлённо). Это что ещё, что ты плетёшь? Опомнись! Дурак...
Занавес
ВТОРОЙ АКТ
Через несколько месяцев. Та же весёлая комната. В а с с а - сидит в кожаном кресле. На тахте - Л ю д м и л а, Н а т а л ь я, А н н а, Евгений М е л ь н и к о в. Отпили чай, самовар и посуда ещё не убраны. Вечер, горит огонь, но в комнате мягкий сумрак. В саду луна, чёрные деревья.
В а с с а. Ну вот, рассказала я вам старинные свадебные обряды, рассказала, как в старину мужья с жёнами жили...
А н н а (тихо). Страшно жили.
Н а т а л ь я. И глупо очень.
Л ю д м и л а. А почему люди несчастны, Вася?
Е в г е н и й. По глупости и несчастны.
В а с с а. Почему несчастны - я не знаю, Людка. Вот Онегин с Натальей знают - по глупости. Но говорят - да я и сама видела - умные-то несчастней дураков.
Е в г е н и й. Если принять, что богатые умнее бедных...
В а с с а. Богатые, конечно, умнее, а живут дрянно и скудно. И никогда богатый не веселится так от души, как бедный.
- Предыдущая
- 3/9
- Следующая
