Несущая огонь - Кинг Стивен - Страница 12
- Предыдущая
- 12/83
- Следующая
Такая мелочь.
Такого огромного значения.
Он стоял в темноте, смотрел на плакат, и его начало по-настоящему трясти. Насколько это подтверждает реальность остального? Отчасти? Большей частью? Полностью? Или совсем не подтверждает?
Позади он услышал какой-то звук — или это ему показалось? — крадущийся скрип ботинка.
Руки дрогнули, одна из них хлопнула по плакату с таким же отвратительным чмокающим шумом. Под действием пружины плакат скрутился кверху, прогремев в темноте комнаты, похожей сейчас на шахту.
Внезапное постукивание по дальнему окну, покрытому пылью лунного света, — ветка или, может, мертвые пальцы в запекшейся крови: ВПУСТИТЕ МЕНЯ, Я ТУТ ОСТАВИЛ СВОИ ГЛАЗА, ВПУСТИТЕ МЕНЯ, ВПУСТИТЕ МЕНЯ...
Он плыл в замедленном сне, в замедло сне, все более уверенный, что это тот самый паренек, дух в белом одеянии с сочащимися черными дырами вместо глаз. Сердце стояло у него прямо в горле.
Там никого не было.
Ничего не было.
Но нервы сдали, и когда ветка снова начала неумолимо постукивать, он выбежал, не позаботившись закрыть за собой дверь, пробежал по узкому коридору и неожиданно услышал топот гнавшихся за ним ног — то было эхо, отзвук его собственных быстрых шагов. Он сбежал по ступеням, тяжело дыша, перемахивая через две сразу, и оказался снова в вестибюле. Кровь стучала в висках. Воздух, проходя через гортань, покалывал, словно сухие травинки.
Вахтер исчез. Энди вышел, захлопнув за собой застекленную дверь, и крадучись пошел по тротуару к площади, словно беглец, каким он впоследствии стал.
Через пять дней Энди затащил Вики Томлинсон почти против ее воли в Джейсон Гирни Холл, хотя она решила, что больше не хочет и думать об эксперименте: получила свой чек на двести долларов, взяла на него деньги и хотела забыть, где его получила.
Он убедил ее пойти, проявив красноречие, о котором и не подозревал. Они пошли во время перемены в два пятьдесят; в дремотном майском воздухе с часовни Гаррисона лился колокольный перезвон.
— Что может случиться при дневном свете? — сказал он, подавляя беспокойство и отказываясь уяснить даже самому себе, чего он собственно боится. — Особенно когда вокруг десятки людей.
— Я просто не хочу идти, Энди, — сказала она, но пошла. Двое или трое ребят выходили из аудитории с книгами под мышкой. В солнечный день окна выглядели более прозаично, чем в бриллиантово-пыльном лунном свете. Вместе с Энди и Вики еще несколько человек вошли в аудиторию на семинар по биологии, начинавшийся в три часа. Один из них стал тихо и серьезно говорить с двумя другими о марше против призыва резервистов, который предстоял в конце недели. На Энди и Вики никто не обратил ни малейшего внимания.
— Ладно, — сказал Энди хрипло и взволнованно. — Посмотрика.
Он раскатал схему, потянув за болтающееся кольцо. Перед ними предстал голый мужчина, кожа с него была снята и на каждом органе написано его название. Мускулы были похожи на мотки переплетенных красных ниток. Какой-то остряк назвал его Оскаром-брюзгой.
— Боже! — сказал Энди.
Она схватила его за руку теплой, влажной от волненья ладонью. — Энди, — сказала она. — Пожалуйста, уйдем. Прежде чем нас узнают.
Да, нужно уходить. То, что плакат заменили, испугало его больше, чем что-нибудь другое. Он резко дернул за кольцо, и плакат свернулся вверх. С тем же самым чмокающим шумом.
Другой плакат. Тот же звук. Сейчас, двенадцать лет спустя, он все еще слышал этот звук, когда позволяла головная боль. После того дня он никогда не входил в комнату 70 в Джейсон Гирни Холле, но звук этот хорошо знал.
Частенько слышал его во сне... и видел эту взывающую, тонущую, окровавленную руку.
Зеленая машина прошелестела по подъездной дорожке аэропорта по направлению к Нортуэй. За рулем сидел Норвил Бэйтс. Из приемника приглушенно и спокойно лилась классическая музыка. Теперь его волосы были коротко острижены и зачесаны назад, но небольшой полукруглый шрам на подбородке не изменился — он в детстве порезался разбитой бутылкой кока-колы. Вики, если бы она была еще жива, безусловно узнала бы его.
— Впереди по дороге наш агент, — сказал человек в шерстяном костюме, Джон Мэйо. — Парень — стукач. Он работает и на ОРУ, и на нас.
— Обыкновенная продажная шлюха, — сказал третий, и все трое нервно, возбужденно засмеялись. Они знали, что добыча близка, почти чувствовали запах крови. Третьего звали Орвил Джеймисон, но он предпочитал, чтобы его звали по инициалам — О'Джей или даже лучше — Живчик. Он подписывал все служебные бумаги этими инициалами. Однажды он даже подписался Живчик, а этот сукин сын Кэн сделал ему замечание. Да не устное, а вписанное в его личное дело.
— Думаете, они на Нортуэй, а? — спросил О'Джей. Норвил Бэйтс пожал плечами.
— Либо на Нортуэй, либо они направились в Олбани, — сказал он. — Я поручил местному дурню отели в городе, потому что это его город, правильно?
— Правильно, — сказал Джон Мэйо. Они с Норвилом хорошо ладили. Давно. Со времен комнаты 70 в Джейсон Гирни Холле, а там, дружище, если кто-нибудь спросит, было страшновато. Джону не хотелось бы еще раз испытать что-нибудь подобное. Именно он пытался откачать парнишку, у которого случился сердечный приступ. Он служил медиком в начале войны во Вьетнаме и знал, как пользоваться дефибриллятором — по крайней мере в теории. На практике получилось не так хорошо, и парнишку они потеряли. В тот день двенадцать ребят получили "лот шесть". Двое умерли — парнишка с сердечным приступом и девчонка, она умерла через шесть дней в общежитии, судя по всему, от внезапной закупорки сосудов мозга. Двое других окончательно сошли с ума — тот парень, что ослепил себя, и девочка — ее парализовало от шеи и до ног. Уэнлесс сказал, что это чисто психологическое дело, но кой черт знает? Да, хорошенько поработали в тот день.
— Местный придурок берет с собой жену, — говорил Норвил. — Будто она ищет внучку. Ее сын убежал с девочкой. Какая-то неприятная история с разводом и всякое такое. Она не хочет без нужды сообщать полиции, но опасается, как бы сын не спятил. Если она хорошо сыграет, в городе не найдется ни одного ночного портье, который не сообщит ей, если эти двое снимают у него номер.
— Если хорошо сыграет, — сказал О'Джей. — Никогда не знаешь, чего ждать от этих непрофессионалов. Джон сказал:
— Мы сворачиваем на ближайшем же пандусе, идет?
— Идет, — сказал Норвил. — Осталось три-четыре минуты.
— Они успели сюда спуститься?
— Успели, если скатились на задницах. Может, схватим, если они голосуют здесь на пандусе. А может они срезали путь — перешли на другую сторону, на обочину. Будем ездить туда-сюда, пока не нападем на них.
— Куда это ты отправился, голубчик, лезь в машину, — сказал Живчик и засмеялся. Под левой рукой в наплечной кобуре у него висел "магнум-357". Он называл его "пушкой".
— Если они подхватили попутку, нам дьявольски не повезло, Норв, сказал Джон. Норвил пожал плечами.
— Всяко может быть. Сейчас четверть второго. Машин мало — бензин ограничен. Что подумает мистер бизнесмен, когда увидит, что дяденька с ребенком ловят попутку?
— Подумает, что дело — дрянь, — сказал Джон.
— Очень может быть.
Живчик снова засмеялся. В темноте мерцала мигалка, обозначавшая въезд с пандуса на Нортуэй. О'Джей взялся за деревянную рукоятку "пушки". На всякий случай.
Мимо них проехал фургон, обдав холодным ветерком... А затем тормозные фонари ярко вспыхнули, и он свернул на обочину примерно в пятидесяти ярдах от них.
— Слава богу, — тихо сказал Энди. — Дай я поговорю, Чарли.
— Хорошо, папочка. — Голос ее звучал безразлично, под глазами снова появились черные круги. Фургон подавал назад, они шли ему навстречу. Голова Энди была словно медленно надувающийся свинцовый шар.
На боковой стенке изображены сцены из "Тысячи и одной ночи" — калифы, девицы, скрытые под кисейными чадрами, ковер, таинственным образом парящий в воздухе. Ковер безусловно должен был быть красным, но в свете ртутных фонарей на шоссе он казался темно-бордового цвета, цвета засыхающей крови. Энди открыл дверцу, посадил Чарли. Затем влез сам.
- Предыдущая
- 12/83
- Следующая
