Том 34. Вечерние рассказы - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 6
- Предыдущая
- 6/41
- Следующая
Заглянувший в эту минуту в ее комнату Гаврила смущенно попятился было назад.
Но Даша быстро и незаметно вытерла слезы, поставила на комод портреты и твердым, уже вполне спокойным голосом спросила старика:
— Что вам надобно, голубчик?
— Пожалуйте в столовую, барышня, генеральша просят… Они сегодня раньше встали… Переговорить желают с вами, — и, указывая дорогу Даше, старый слуга повел ее за собой.
Теперь вокруг обеденного стола, так поразившего Дашу своим нечистоплотным видом, сидели старшие члены семьи Сокольских.
Быстрым взглядом окинув с порога комнату, Даша увидела их всех.
За самоваром в широком и удобном кресле находилась еще далеко не старая дама в белом, не особенно свежем капоте, с небрежно причесанной головой, очень полная, рыхлая, с желтым одутловатым лицом и пухлыми руками с короткими пальцами.
Даше сразу бросилось в глаза поразительное сходство ее с Валей. Мать и дочь обладали теми же вздернутыми носами и выпуклыми серыми глазами, теми же светлыми мягкими волосами.
Против хозяйки дома сидел с газетой хозяин в черном потертом бархатном халате с синими отворотами и с таким же поясом с кистями. Но совершенно лишенный волос череп был прикрыт бархатной шапочкой, а на длинном хрящеватом породистом носу сидело золотое пенсне, с помощью которого он читал газету, забыв, казалось, вовсе о стакане с остывшим чаем. По правую руку от старика сидела молодая барышня в какой-то небрежной распашной блузе, бледнолицая, худенькая, с усталым лицом и тонкими губами.
Это бледное усталое лицо имело несомненное сходство с лицом Полины; сходство это еще усугублялось массой разноцветных папильоток, которыми была вооружена голова барышни под легким газовым шарфом, наброшенным на нее. Она пила кофе маленькими глотками, не отрывая глаз от книги, лежавшей у ее прибора. Четвертым лицом за столом был юноша лет шестнадцати, худой, с по моде прилизанными на английский пробор волосами, с быстрыми маленькими глазками и таким же тонким ртом, как и у старшей сестры. При появлении в столовой Даши все головы, за исключением самого Сокольского, повернулись к ней, и с нескрываемым любопытством взгляды присутствующих устремились навстречу девушке. Один хозяин дома по-прежнему не отрывался от газеты. Быстрыми шагами Даша подошла к столу и, не без достоинства поклонившись хозяйке дома, проговорила:
— Дарья Гурьева. Мне передавали, что вы желали говорить со мною.
— Очень приятно, очень приятно, — протягивая ей свою пухлую руку, проговорила Екатерина Андреевна Сокольская. — Наконец-то вы приехали. А то девочки мои совсем от рук отбились без надзора. Ведь два месяца прошло, как от нас уехала Розалия Павловна, а вы сами знаете, как бездействие вредно отзывается на живых и непосредственных натурах.
— Ну, уж вы скажете тоже, мама, — бесцеремонно прервала мать Наташа Сокольская (барышня в распашной блузе с папильотками под шарфом на голове), — хороши непосредственные натуры, нечего сказать! Надеюсь, мадемуазель, — слегка прищурив глаза и кивнув головой в ответ на почтительный поклон Даши, обратилась к ней барышня, — что вы возьмете в ежовые рукавицы наших сестер: невозможные, отвратительные девчонки!
— Натали права, — вмешался юноша, обдергивая на себе курточку с форменными пуговицами одного из средних привилегированных заведений столицы и шаркая ногою по адресу Даши, — пожалуйста, наказывайте их почаще, мадемуазель, это им полезно. А главное, передайте им, что если они будут бегать ко мне в комнату и таскать там карандаши и ручки, так я им уши оборву обеим.
— О Вадим, как можешь ты так говорить о маленьких сестрах, — вмешалась Екатерина Андреевна, укоризненно покачивая головой.
Но тот только махнул рукою и, промямлив что-то себе под нос, встал из-за стола, подошел к матери, наскоро чмокнул ей руку, то же самое проделал с рукой отца и поспешно вышел из комнаты, сказав с порога, что он опоздает в училище и должен спешить поэтому. Тут только хозяин дома оторвался от своей газеты.
— Гм! Гм! — произнес он недоумевающе, — почему это Вадим сегодня едет в училище, а вчера не уехал!
— Ах, Alexandre, как же ты не помнишь, ведь вчера был абонемент в опере! А после театра Вадиму было уже поздно ехать! — вступилась за сына мать.
— Ну, матушка, ему учиться надо, а не по театрам ездить! Того и гляди на третий год в классе останется. Что мы будем тогда с таким верзилой делать! Мне и с девчонками возни немало. Для учебного заведения Полина и Валерия ничего не знают, гувернантки у них через три месяца меняются… Гм! Гм! — закашлялся Сокольский-отец, тут только заметив Дашу, и, поднявшись со стула, отвесил ей почтительный поклон.
— Пожалуйста, будьте с ними построже, — говорил он через минуту, — мать и предшественницы ваши себе на голову избаловали девочек. Они ничего не знают, ничем не интересуются, кроме платьев, выездов в театры и танцевальных вечеринок. Я не знаю даже, умеют ли они читать как следует по-русски, не говоря уже о другом. К сожалению, моя служба не позволяет мне заняться этим вопросом лично, а моя жена — весьма слабая мать, обожающая детей. Так уж вы, mademoiselle, простите, не знаю вашего имени-отчества.
— Дарья Васильевна! — подсказала Даша.
— Дарья Васильевна, — повторил Сокольский, — я получил от вашего бывшего начальства такие лестные отзывы о вас, что с удовольствием вручу вам воспитание моих дочерей. Только убедительно прошу вас быть с ними взыскательной и строгой.
Тут хозяин дома опять отдал поклон девушке и, поспешно встав из-за стола, вышел из комнаты. Наступило неловкое молчание.
— Вы уже пили кофе? Может быть, выпьете чашечку? — чтобы как-нибудь прервать его, предложила Даше хозяйка.
Молодая девушка поблагодарила и отказалась.
— Конечно, в словах моего мужа много правды, — начала немного смущенным голосом генеральша, — но… но надо же и уметь быть снисходительной к бедным детям! Об этом-то я и хотела поговорить с вами. И Поленька, и Валюша — обе девочки обладают золотыми сердцами, и если за них взяться с должным…
— Ну, вы опять за старое, мама! — с досадой отбросив от себя книгу, довольно резко произнесла Натали. — Вот видите ли, мадемуазель, — обратилась она к Даше, немало смущенной ее выходкой, — мама наша очень добра и снисходительна к этим милым детям, а милые дети обладают очаровательными замашками: они ленятся, лгут на каждом шагу и даже воруют!
— Натали! — с ужасом вскричала генеральша.
— Да-да, воруют! Я в этом могу вам дать мое слово, мадемуазель! — жестким голосом подтвердила молодая Сокольская. — Я несколько раз замечала, что они у меня духи и конфекты таскают и фрукты из буфета. Такие скверные девчонки! За уши их драть надо, Вадим прав, а не баловать их, как балует мама.
— О, как ты строга, Натали! Давно ли сама была девочкой! — произнесла со слезами в голосе Екатерина Андреевна.
Но молодая Сокольская только упрямо покачала головою.
— Я была совсем другою. Я блестяще кончила институт с золотой медалью и помогаю давать образование сестрам, этим негодным тупицам. Я учу их языкам и даю возможность этим не брать в дом француженки, немки и англичанки. Вы это отлично знаете, maman… Дарья Васильевна! вы должны мне помочь своим влиянием. От maman помощи не жди!
И, резко отодвинув свое кресло, Натали захватила книгу с собою и направилась к двери. Через минуту она, однако, вернулась снова.
— Вас зовут Дарьей Васильевной? — произнесла она, обращаясь к Даше. — Согласитесь сами, мадемуазель, что это звучит не слишком мелодично. Мы будем называть вас мадемуазель Долли, если вы не имеете против этого ничего. Не правда ли?
Даша, у которой голова шла кругом от мысли о перспективе провести, может быть, целые длинные, бесконечные годы в столь почтенном семействе, поспешила ответить, что она ничего не имеет против нового имени.
И вполне, по-видимому, удовлетворенная ее ответом, Натали исчезла из столовой.
- Предыдущая
- 6/41
- Следующая
