Десятый ключ к разгадке - Хэммет Дэшил - Страница 3
- Предыдущая
- 3/8
- Следующая
Вещи, которые, согласно показаниям Уиппла и Чарльза Гантвоорта, принадлежали убитому, мало что нам говорили. Мы внимательно их осмотрели, но это ничего не дало. В блокноте было много записей, но ни одна из них, казалось, не имела отношения к делу. Письма также.
Серийный номер пишущей машинки — орудия преступления — отсутствовал. Он был сточен напильником.
— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил О'Гар , когда мы закончили осмотр и сидели, покуривая сигареты.
— Думаю, стоило бы отыскать месье Эмиля Бонфий.
— Не помешало бы, — буркнул он. — Прежде всего, наверное, надо связаться с теми пятью людьми из списка. Возможно, это список жертв, которых Бонфий собирается уничтожить.
— Возможно. Так или иначе, придется их разыскать. Не исключено, что некоторых уже нет в живых, но, независимо от того, убили ли их уже, убьют ли в будущем или не собираются убивать вообще, они наверняка как-то связаны с делом. Я отправлю телеграммы в филиалы нашего агентства, чтобы там занялись людьми из списка. Попробую также установить, из каких газет были сделаны вырезки.
О'Гар взглянул на часы и зевнул.
— Уже четыре. Неплохо бы чуть-чуть поспать. Я оставлю записку нашему эксперту, пусть он с утра сравнит шрифт машинки с тем письмом, подписанным Э. Б., и со списком. Нужно проверить, на ней ли их отпечатали. Похоже, что да, но надо удостовериться. Я прикажу, чтобы, как только рассветет, обыскали парк в том районе, где нашли Гантвоорта, — вдруг отыщутся пропавший штиблет и застежки от воротничка. И наконец, отправлю пару ребят во все магазины, торгующие пишущими машинками, может, они узнают что-нибудь об этой.
По дороге я заглянул на почту и отправил пачку телеграмм. Потом пошел домой, чтобы там грезить о вещах, которые не имеют никакого отношения к преступлениям или работе детектива.
В одиннадцать утра я, свежий и бодрый после пяти часов сна, вошел в помещение следственного отдела и застал там сержанта О'Гара, сидящего с опущенными плечами и тупо вглядывающегося в черный штиблет, несколько застежек от воротничка, заржавленный плоский ключик и смятую газету.
— Что это такое? Сувениры с твоей свадьбы?
— Хорошо бы, — в голосе звучала тоска. — Слушай: один из портье в Национальном судоходном банке, убирая в вестибюле, нашел сегодня утром сверток. В нем был этот штиблет... недостающий штиблет Гантвоорта, завернутый в «Филадельфия Рекорд» пятидневной давности, а вместе с ним — застежки и ржавый ключ. Обрати внимание, что у штиблета оторван каблук и его до сих пор не отыскали. Уиппл опознал штиблет и две застежки, но ключа никогда раньше не видел. Остальные четыре застежки — совершенно новые, стандартные, позолоченные. Ты что-нибудь понимаешь?
Я ничего не понимал.
— А почему портье принес это сюда?
— Ой, да ведь вся история попала в утренние газеты. Там и о пропавшем штиблете, и о застежках, и так далее.
— А что известно о пишущей машинке?
— Как письмо, так и список имен были, без сомнения, отпечатаны на ней, но мы еще не знаем, откуда она взялась. Мы также проверили врача — владельца автомобиля — он вне подозрений. Точно установлено, что он делал вчера вечером. Лагерквист, торговец, который нашел Гантвоорта, тоже, кажется, ни при чем. А ты чем занимался?
— Еще нет ответов на телеграммы, которые я отправил ночью. Сегодня утром я зашел в агентство и послал четверых ребят прочесать все отели в городе и поискать там людей по имени Бонфий. В телефонном справочнике есть несколько абонентов с такой фамилией. Я выслал также телеграмму в наше нью-йоркское отделение, чтобы там просмотрели списки пассажиров пароходов, нет ли в них какого-нибудь Эмиля Бонфий. А еще — связался с нашим парижским агентом и попросил его поискать там, на месте.
— Ну что ж, наверное, сейчас самое время навестить адвоката Гантвоорта, мистера Абернети, и мисс Декстер, прежде, чем мы займемся чем-то другим, — сказал сержант-детектив.
— Наверное, — согласился я. — Начнем с адвоката. В такой ситуации он пока самая важная фигура.
Мюрей Абернети был высоким, худым, пожилым мужчиной, который говорил медленно и носил крахмальные манишки. Он слишком щепетильно относился к тому, что считал профессиональной этикой, чтобы оказаться для нас полезным в той степени, на которую мы рассчитывали. Но, позволив ему свободно излагать свои мысли, как это было у него в обычае, мы все-таки вытянули из юриста кое-какую информацию. Она заключалась в следующем.
Убитый и Креда Декстер собирались пожениться в ближайшую среду. Его сын и ее брат были против их брака, поэтому Гантвоорт и его избранница решили тайно сочетаться в Окленде, а затем, в тот же день, сесть на пароход, идущий на Восток, полагая, что пока их медовый месяц будет продолжаться, и его сын, и ее брат успеют смириться с этим фактом.
Завещание было изменено и, согласно последней записи, одна половина состояния Гантвоорта теперь переходила к его жене, а другая к сыну и невестке. Однако новый документ не был подписан, и Креда Декстер об этом знала. Она была осведомлена — как со своей решимостью подчеркнул Абернети — что, в соответствии с первым, все еще имеющим юридическую силу текстом завещания, состояние Гантвоорта наследуют Чарльз и его жена. Тем не менее в сложившейся ситуации мисс Декстер все же имеет хорошие шансы получить свою долю. Если не будет доказана ее причастность к убийству.
Капитал Гантвоорта мы оценили — на основании некоторых намеков и осторожных утверждений адвоката — примерно в 1,5 миллиона долларов наличными. Абернети никогда не слышал ни об Эмиле Бонфий, ни о каких-либо угрозах или покушениях на жизнь убитого. Он также ничего не знал или не хотел нам сказать хоть что-нибудь о том таинственном предмете, в краже которого обвиняло Гантвоорта письмо с угрозами.
Из конторы адвоката Абернети мы направились в квартиру Креды Декстер, расположенную в современном фешенебельном доме в нескольких минутах ходьбы от резиденции Гантвоортов.
Креда Декстер оказалась миниатюрной женщиной двадцати с чем-то лет. Первое, на что человек обращал внимание, были ее глаза. Большие, глубокие, янтарного цвета, с очень подвижными зрачками. Они все время изменяли размер, расширялись и уменьшались, иногда медленно, иногда стремительно; то они были как булавочная головка, то вдруг почти закрывали янтарные радужки. Глядя в эти глаза, человек вскоре начинал осознавать, что все в ней было типично кошачье. Каждое ее движение казалось тягучим, плавным, уверенным движением кошки. Овал довольно симпатичной мордашки, форма губ, маленький носик, брови и ресницы — все было кошачье. Этот эффект усиливала и манера зачесывать густые каштановые волосы.
— Мистер Гантвоорт и я, — сказала она нам после предварительных объяснений, — собирались пожениться послезавтра. Его сын и невестка, как, впрочем, и мой брат Мздден, были против этого брака. Они считали, что наша разница в возрасте слишком существенна. Поэтому во избежание неприятностей, мы решили зарегистрироваться без шума и уехать на год или больше за границу, уверенные, что когда мы вернемся, все уже забудут о своих предубеждениях.
Вот почему мистер Гантвоорт и уговорил Мэддена поехать в Нью-Йорк. Там у него было какое-то дело... что-то связанное с акциями металлургического завода. Вот он и воспользовался этим предлогом, чтобы удалить Мэддена, пока мы не отправимся в свадебное путешествие. Мэдден живет здесь, со мной, а значит, мои приготовления к отъезду не могли не привлечь его внимания.
— Мистер Гантвоорт был у вас вчера вечером? — спросил я.
— Нет, хотя я ждала его. Мы собирались пойти погулять. Обычно он добирался пешком, живет он в двух кварталах отсюда. Когда мистер Гантвоорт не появился и в восемь часов, я позвонила к нему домой, и Уиппл сказал, что он вышел около часа назад. Потом я звонила еще два раза. Сегодня утром, прежде чем заглянуть в газеты, я опять позвонила и узнала, что...
Голос ее сорвался, и она замолчала. Это было единственное проявление чувств, которое она позволила себе в течение разговора. После показаний Уиппла и Чарльза Гантвоорта мы ожидали более драматичной сцены скорби. Мисс Декстер нас разочаровала. В ней не было ничего искусственного, она даже слезами не воспользовалась.
- Предыдущая
- 3/8
- Следующая
