Страсть сжигает все преграды - Грэхем Линн - Страница 10
- Предыдущая
- 10/37
- Следующая
Не будь отвратительным! — Эшли сделала еще одну слабую попытку выбраться из его объятий. Дрожь сотрясала ее после пережитого шока.
— А какое это облегчение — быть с женщиной, которая может относиться к сексу так же беззаботно, как мужчина! Которая не ждет традиционного ухаживания и долгого романа. Которая, конечно, и в мыслях не держит потребовать, чтобы я соблюдал скучные условности и ждал до «после свадьбы», — рокотал Вито.
Что-то опасно близкое к откровенной панике обожгло ее во время этой речи.
— Что-то не нравится? — Сверкающие глаза следили за каждым изменением выражения ее лица и толковали его с точностью устройства, легко читающего радиоволны.
Не нравится все. Столь многое, что ей даже не удавалось собрать воедино это «все». Без малейшей подготовки она столкнулась с собственными фальшивыми теориями, которыми четыре года назад пыталась отгородиться от Вито. Тогда ей казалось отчаянно важным, чтобы Вито не вырвал у нее признания в вечной любви. Любящий человек дает любимому огромную власть над собой. Отец все годы брака властвовал над матерью. И Эшли твердо решила, что Вито никогда не получит оружия, которое может быть обращено против нее.
Это всего лишь физиология, это мой возраст, это инфантилизм, убеждала себя Эшли. Я не люблю его. Мне он не нужен. Если его не будет, я и не вспомню о нем. Она повторяла эти слова как своего рода мантру. Эшли отказывалась на словах хранить верность исключительно ему, чего он требовал. Красноречиво обличала двойные стандарты, которые считали сексуальное экспериментирование допустимым для мужчин и совершенно неприемлемым для женщин.
Однако на деле ее поведение абсолютно не соответствовало этим декларациям. С самого начала Вито получил ее безраздельную преданность, независимо от того, что он выбирал — верить ей или не верить. Но при всем при том Вито обращался с ней так, будто она его собственность. Эшли играла свою роль с нервным, демонстративным неповиновением женщины, которую чересчур властный самец силком загоняет во все более тесный загон. Он думал, что слово «освобождение» относится только к оккупированным территориям и не имеет ничего общего с женским полом. Глядя на нынешнего Вито, такого холодного и спокойного, она с трудом верила в яростную агрессивность их споров. Сегодня казалась невероятной и безумная ревность, обуревавшая его. Она вспомнила и чувство собственника, которое кипело в нем, стоило ей набраться смелости и заявить, что он не имеет права диктовать ей, что делать, и контролировать каждый ее шаг.
— Вито… я… — У Эшли мелькнула мысль, что ее гордые претензии теперь успокоились, как куры на насесте. У Вито до абсурда ошибочное впечатление о ее характере. У него совершенно невыносимая привычка по-своему истолковывать все, что она говорила. В особенности — когда она выдавала теории, которых вовсе не придерживалась. И теперь, в общем-то естественно, он думал, будто она воплощает на практике то, что когда-то проповедовала.
— Если чего-то очень хочешь — добивайся, — с вызовом повторил Вито. — И не говори мне, что не хочешь заняться любовью, я вижу, что это не так.
— Как было бы хорошо, если б ты перестал припоминать мне каждую глупость, какую я когда-либо говорила, — вздохнула Эшли, а его указательный палец проскользил по груди и остановился возле пояса брюк.
— Так ты признаешь, что иногда говорила глупости? — уцепился за ее слова Вито. — Или просто готова признать все, прежде чем сейчас разделишь со мной постель?
Эшли отвернулась. Зачем он затащил ее в постель? Или это коварный способ закрепить сделку, на которую она уже согласилась? Или это только первый шаг в длинной череде унижений, предназначенных растоптать в прах ее гордость? Боже милосердный, если свобода брата висит на волоске, что же ей делать? Эшли понимала: если Вито осуществит сейчас свои намерения, она, едва выйдет отсюда, бросится под первый же автобус. Потому что она никогда не сможет посмотреть ему в глаза и потеряет всякое уважение к себе.
— Я никогда не шла на случайные связи, — пролепетала она.
С мрачной улыбкой Вито разглядывал ее тонкий профиль. Если бы Эшлй увидела эту улыбку, возмущение снова вспыхнуло бы в ней. Но она не видела. И ей не приходило в голову, что он удивительно терпелив для мужчины, собиравшегося немедленно удовлетворить свой голод.
Неожиданно события приняли самый нежелательный оборот. Сказались сорок восемь часов страшной тревоги, и вдобавок почти без сна и без еды. Эшли разрыдалась. Этот внезапный поток слез ошеломил ее не меньше, чем его. Больше всего в тот момент ей хотелось остаться одной, но Вито схватил ее, прежде чем она успела соскочить с постели.
— Пусти! — всхлипнула она.
— Разве я могу? — Он поднял ее на руки.
— Я больше не вынесу этого! — Слепящие слезы ручьем сбегали по ее щекам, рыдания клокота ли в горле. — Я не… я не шлюха, которую заказывают по телефону!
— Конечно, нет. У тебя совершенно неверное понимание ситуации. И гораздо более высокий класс, — мгновенно заверил ее Вито, позволяя выплакаться ему в рубашку и убирая с ее лба спутан ные волосы.
— Я не могу сделать сейчас то, что ты хочешь, и ты прекрасно знаешь об этом! — Она вяло колотила кулаком в его широкую грудь. — Я н-н-никогда не плачу! Я презираю женщин, которые плачут!
Он бормотал что-то непонятно утешительное на итальянском. А она разрыдалась еще больше, потому что — Боже, да что это с ней? — ей это нравилось. Такой знакомый запах теплого мужского тела обволакивал ее и странно успокаивал. А размеренное биение его сердца почему-то внушало уверенность. Эшли не могла вспомнить, кто последний раз вот так держал ее на руках… Наверно, это был Вито. Ее засасывало что-то близкое к безнадежности, да еще и примешивалась горечь поражения.
Эшли не шевелилась. Ей было так хорошо, так спокойно, и совсем не хотелось задумываться над абсурдностью собственного поведения.
— Я должен попросить прощения, — нерешительно проговорил Вито, усадив ее на софу. — Иногда ты вызываешь во мне что-то такое, что мне совсем не нравится.
— Мы оба так действуем друг на друга. Ты должен понимать, насколько безнадежно ждать, чтобы я…
Он обхватил ладонями ее лицо. Чуть заметная холодная улыбка скривила губы.
— Не пытайся бороться со мной. — Глаза Вито силой воли удерживали ее взгляд. — Тебе будет только хуже.
— Ты всегда добиваешь людей, когда они потерпели поражение?
— Ты не потерпела поражение. Ты только перезаряжаешь свои батареи. Предлагаю, пока меня не будет, переехать в мою квартиру.
— Тебя не будет?
— Через несколько часов я уезжаю в Женеву. Вернусь на следующей неделе. Может быть, я свожу тебя в оперу. Ведь ты любишь оперу, — сказал он с видом человека, который обещает капризному ребенку утешительный приз.
— А что с Тимом? — сквозь стиснутые зубы спросила она.
— Я свяжусь с полицией.
— Они могут не послушать тебя.
— Инцидент произошел в частных владениях. Возбуждать уголовное преследование или нет — мое дело, — объяснил Вито.
Эшли с облегчением вздохнула. До нее с абсолютной ясностью дошло: он сделал это для нее. Правда, сначала заставив вдребезги разбиться об его невероятную жестокость. Четыре года назад он превратил ее в лохмотья только тем, что ушел. И пока она утопала в пустоте, одиночестве и невыносимой муке утраты, Вито женился. С холодным расчетом он объединил два состояния, то есть совершил своего рода блестящую сделку, чем утвердил свое имя в международных финансовых кругах. За что одновременно и получил награду — стал самым молодым президентом за всю историю Коммерческого банка Кавальери.
Внезапно у Эшли зашевелилось страшное подозрение. Вполне вероятно, что каждая минута и каждое ее переживание нынешнего дня были выстроены и расписаны с такой же точностью, с какой хореограф расписывает танец. И назначение этой партитуры, тоже заранее продуманное, заключалось в том, чтобы довести ее до теперешнего уровня эмоционального истощения.
— Я буду тебе никчемной женой, — прошептала Эшли.
- Предыдущая
- 10/37
- Следующая
