Шестой уровень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 72
- Предыдущая
- 72/91
- Следующая
Бурлящая вода заставила подняться и разойтись в стороны клочья тумана, и из морской глубины стало вырастать и очерчиваться темное и огромное.
— Чтоб я так жил, — пробормотал Сотников, а Кирюха лишь присвистнул от избытка чувств.
Турецкий мрачно наблюдал, как вода, пенясь, потоками стекает с округлого металлического корпуса.
Борта подводной лодки — теперь это было видно отчетливо — были желтыми.
— Кранты, теперь они нам припомнят, — только и сказал Митяй.
Немой клацнул затвором автомата, но Александр выхватил оружие у капитана из рук.
— Не надо — бесполезно.
Он был прав. Минуту спустя послышалось глухое лязганье люка, и несколько человек в черных облегающих костюмах высыпали на узкую площадку на корпусе подлодки. Они не издали при этом ни единого звука. Направленные на шестерых беглецов короткие автоматные стволы говорили лучше всяких слов.
Один из пиратов сделал жест рукой, указывая от лодки на люк.
— Что будем делать? — процедил Кирюха. — Кажись, дело пахнет керосином.
Турецкий помедлил, прежде чем поднять руки, своим примером показывая остальным, как поступить в данной ситуации.
Веня Сотников даже крякнул от огорчения, а Кирюха как ни в чем не бывало сплюнул за борт.
— Чего-то я не понял, — пробормотал капитан Немой, озадаченно оглядывая товарищей по несчастью. — Я чего-то не понял, мы что ж, сдаваться должны?
— Не должны, — тихо произнес Турецкий и первым с поднятыми руками ступил на металлическую обшивку пиратской подводной лодки.
Их били долго, планомерно, смачно. Били по очереди и все вместе. Били кулаками, палками, прикладами винтовок, отводили душу, что называется, на совесть. Мстили от души.
У Александра было так разбито лицо, что глаз почти не было видно. Но больше всех досталось Кирюхе. Увидев на его ноге повязку, подводники сорвали ее, плеснули на рану кислотой. Кирюха тихонько завыл. И один бугай, разогнавшись, саданул по раненой ноге кованым ботинком. Кирюха потерял сознание.
Сотникова били все вместе, он, правда, ухитрялся как-то уворачиваться, но из сотен ударов только десяток прошел мимо, остальными измолотили его тело в сплошной кровоподтек.
Митяй пытался гадов уговорить. Они его не поняли. Они били его в говорящий рот, пока Козлов не стал захлебываться собственной кровью.
А Вася Гладий как-то ухитрился выпутаться из веревок и даже завязать драку, но ему накинули петлю на шею, дернули так сильно, что хрустнули позвонки.
Немому досталось меньше всех. Видно, пираты устали. Или оставили на завтра.
Потом многие часы, брошенные в какой-то затхлый угол, ребята то впадали в мучительное полузабытье, то стонали, проснувшись в поту, крови и боли.
— Главное — не убили, —г кое-как придя в себя, сказал Александр. — Значит, еще есть шанс.
Он посмотрел на часы — было девять. Только вот утра или вечера?
— Ну как? — спросил он у остальных.
Сотников приоткрыл, разлепил спекшийся от крови рот.
— Хренотень, да и только, — сказал он.
И Александр понял — ребят не сломили.
Между тем за дверью завозились, раздался лязг, и возникший на пороге дюжий охранник неожиданно тонким и высоким голосом распорядился:
— Командира. Пленники переглянулись.
— Командира! — требовательно повторил охранник. Немой уже собирался было подняться, когда Турецкий опередил его. На беззвучный вопрос в глазах капитана Турецкий негромко произнес:
— Здесь командир — я.
Заложив руки за спину, он потащился, подталкиваемый в спину автоматом, по узкому проходу, незаметно озираясь по сторонам. Один глаз почти не видел, а второй болел от любого света. Но Александр заставлял себя смотреть.
Лодка, по всему видно, была старая, давно отработавшая свой срок. Протянутые над головой коммуникационные трубы сочились влагой и были покрыты толстым слоем бурой ржавчины. Несколько человек встретились Турецкому по пути; они злорадно ухмылялись, давая пленнику дорогу.
В капитанской рубке в покачивающемся на тонкой ножке вращающемся кресле сидел спиной к входу тучный и лысый, как бильярдный шар, человек. Тяжелые обильные складки покрывали его затылок.
— Ну что, товарищ, добегался? — по-русски произнес толстяк, не оборачиваясь..— Мои люди очень хотят вас всех убить. Они злопамятные. Прямо беда. Но и ты их пойми — профессия такая, по нескольку месяцев без цивилизации, без женской ласки. Огрубели. Я не могу их даже удержать. Тут как-то на днях зашли мы на маленький японский островок, ну вот вроде бы люди вам, цивилизация, женщины. Так нет, стервецы, поймали какого-то старика... Как бишь его? А! Акира-сан, да. Голову ему отрубили. Ну ладно, поиграли, хватит уже. Нет. Жену этого старика поймали, живот ей вспороли и туда стариковскую голову— представляешь? Звери. Я сам их боюсь, командир. Они уже и для вас казни придумали — жуть.
Турецкий сцепил зубы и молчал. Все вокруг казалось розовым из-за налившихся кровью глаз. Только в этот момент Турецкий понял, что значит выражение— видеть все в розовом цвете. Это вовсе не елейная картинка.
«Русский же, — подумал он. — Хотя, как верно говорит Веня, дело не в национальности, а в характере. У этого характер — шакал. Ах, гады-гады, старика убили...»
Капитан пиратов медленно прокрутился в кресле. Лицо его остановилось против лица пленника. Маленькие, заплывшие жиром глазки пытливо поглядели на Турецкого.
— А ты хочешь жить? Хочешь. Ты ж не старик. Ну а хочешь жить — умей проигрывать, — сказал пират.
— Что вам от нас нужно? — прохрипел Александр.
— А что вам нужно так далеко от дома? — вопросом на вопрос ответил он.
— Мы потерпели кораблекрушение, — изобразив на лице непробиваемую тупость, произнес Турецкий. В конце концов, в данных обстоятельствах не остается ничего другого, как только играть ва-банк.
— Я не люблю, когда меня обманывают, — сказал толстяк и наотмашь ударил Александра. Тот уже почти не чувствовал боли, потому что все тело и так разрывалось.
— Не понимаю вас, — тем не менее сказал Турецкий. — Ваши люди обнаружили нас посреди океана на дырявой лодке, которая должна была затонуть при первом же ветерке. У нас не было воды и пищи. Разве это не доказательство моих слов? Где ж тут обман?
— Кораблекрушение потерпели не вы. Кораблекрушение потерпел танкер «Луч». Он-то нам и нужен.
— Да, но при чем тут мы? Вы же не хотите сказать, что мы спрятали целый танкер. Всем известно его местонахождение...
Толстяк поморщился, все более и более раздражаясь непонятливостью собеседника.
— Танкер «Луч» имел при себе ценный прибор.
Мы ищем этот ценный прибор. А вы знаете, где его искать. Нам надо просто договориться. Иначе...
— Убьете?
— Не-ет, — протянул толстяк. — Зачем вас убивать? Вы и так не живы. Весь мир уже считает вас мертвыми.
— Но мы живы...
— Пока, ха-ха-ха, — весело раскатился толстяк. — Вы все равно умрете. Это уже решено. Только ведь умирать можно легко, от пули в затылок, скажем, а можно тяжко, муторно. От голода. От такого голода, что вы озвереете и будете есть своих товарищей. Это мои проказники придумали. Они вам будут кидать по куску мяса ваших товарищей каждый день. Говорят, вкусное мясо, кстати. Я против, но вы должны мне помочь. А? Что вы выбираете? Пулю в затылок или — сидят и кушают бойцы товарищей своих? — пропел он последние слова.
Турецкий сплюнул горькую кровь, накопившуюся во рту.
— Я дам вам на размышление три часа. И пять бутылок водки. Помозгуйте там хорошенько. Уведи его, — кивнул он охраннику.
И тут произошло то, что немного ободрило Турецкого.
Охранник лениво потянулся, медленно поднялся со стула и что-то недовольное сказал своему начальнику. Начальник прикрикнул на своего подчиненного. Началась ссора.
На каком языке они ругались, Турецкий не понял — скорее всего, помесь многих языков. Но понял главное — дисциплины на подлодке нет никакой.
- Предыдущая
- 72/91
- Следующая
