Шестой уровень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/91
- Следующая
— Ух ты! — Кирюха склонился над фотографиями, которые выстроились в солидный ряд на столике. — Это вы с американским президентом обнимаетесь?
— Да, я играл Рейгану сразу после его инаугурации, — пояснил Сотников -старший.
— А это вы с кем? Блин, да это ж Ельцин! — Он самый.
— Ну и какой он вблизи?
— Представьте, такой же, какой и по телевизору. А как руку крепко жмет! Я аж зубы от боли сцепил, оттого у меня здесь такое выражение лица. — Леонид Моисеевич снял со стены застекленный диплом, и глаза его увлажнились. — А это моя самая первая награда, так сказать, путевка в жизнь. Конкурс Чайковского... Дай Бог памяти, тридцать лет назад...
— Тридцать два, — послышался за их спинами приятный голос. — Именно тогда я тебя и увидела в первый раз. Ты был на сцене в белой манишке, а весь зал стоя тебе рукоплескал.
Голос принадлежал стройной миловидной женщине. Она была седовласой, но эта седина не старила, а, скорее, молодила ее.
— А если бы я тогда провалился? — не оборачиваясь, спросил Леонид Моисеевич.
- Неужели ты думаешь, что я стала бы женой неудачника?
— Кстати, познакомьтесь. Моя супруга, Софья Павловна.
— Ты же знаешь, я ненавижу это слово — «супруга».
— Вот еще! — капризно откликнулся хозяин. — А у меня все готово. Прошу за стол.
Но, усесться за стол не успели: появился Венька, Изменился парень... Раздобрел, округлился на домашних харчах и еще больше стал похож на своего отца. И прическа какая-то дурацкая, патлы отпустил до плеч.
Венька прижимал к груди бутылки с шампанским и растерянно улыбался. Андрей с Кирюхой, раскрыв объятия, бросились к нему с диким гиканьем. Он упредил их жестом, мол, осторожно, бутылки. Будто не был рад...
— Ты чего? — отстранившись, спросил Андрей.
— Ничего... — холодно ответил Венька. - Телячьи нежности...
Вскоре стало понятно, что виной всему было присутствие отца, который без доли застенчивости наблюдал за встречей друзей. Понял это и сам Леонид Моисеевич.
— Я исчезаю, исчезаю! — воскликнул он, прошмыгивая в комнату.
Вот теперь можно было обняться так обняться. Крепко, до хруста в костях.
— Едешь с нами?
— Тихо, батя услышит...
— Так едешь?
— М-м-м... ребята, вы должны меня понять...
— Значит, нет? — выдохнул Андрей.
— Вы должны меня понять, — сдавленно повторил Венька. — Я обещал. Что буду учиться. Что больше никаких приключений...
— На артиста? — усмехнулся Кирюха.
— Ты не скалься, мне самому тошно. Но я слово дал... Отец как услышал, что вы приехали, у него с сердцем плохо стало.
Венька замолчал, виновато опустил голову. Это был удар. Неожиданный и сразу наповал.
— Как же мы без тебя? — Взгляд Андрея заметался по Венькиному лицу.
— Вы бы тоже завязывали, ничем хорошим это не кончится.
— Что ж... Спасибо за совет. А может, ты сам боишься? Отец, может, ни при чем?.. — Это был ответный удар.
Но Венька выдержал его:
— Я не могу забыть ребят... И не хочу к ним, рановато еще...
Если бы все по-честному, тогда другое дело... А так... Бессмысленно, глупо, лживо. Я в такие игры больше не игрок...
...Угощения было много, все очень вкусно, но ребятам кусок в глотку не лез. Опустив головы, они изредка тыкали вилками в тарелки, для приличия...
Если бы не чудесное дарование заводить и поддерживать разговоры на самые разные темы, которым обладал Леонид Моисеевич, торжественный ужин прошел бы в полной тишине. Он очень тонко прочувствовал напряженную обстановку, а потому болтал без умолку, вспоминая смешные истории, случавшиеся с ним во время гастролей. Одна из них произошла еще в далекие советские годы, и не где-нибудь, а в Японии.
Конечно, все сводилось к экономии суточных. Традиционная артистическая байка о том, как кто-то пытался сварить картошку в унитазном бачке. Леонид Моисеевич рассказывал ее взахлеб и так образно, что Андрей с Кирюхой не могли не рассмеяться. Венька же остался серьезен, он слушал эту байку в тысячный раз.
— Эх, унижали тогда нашего брата, за людей не считали, — в сердцах махнул рукой Леонид Моисеевич. — Я не имею в виду только нас, артистов... Это сейчас уже не верится, что такое могло быть. А тогда... Коммуняки чертовы. Весь народ раком поставили!
— Ленечка, — укоризненно посмотрела на него жена.
— Когда разговор ведут мужики, женщина не должна влезать со своими замечаниями, — неожиданно грубо одернул ее Сотников - старший. — Если тебя коробит, иди на кухню, никто не держит.
— Ленечка, — опять произнесла Софья Павловна, но уже нежно и примирительно.
И Ленечка чуть оттаял.
— Вот, опять еду по заграницам с серией сольных концертов, — не без гордости сказал он. — Билет на следующий вторник. За месяц охвачу пять стран, девятнадцать городов.
К такому марафону надобно хорошенько подготовиться. Сижу по шесть часов в день, тили-тили, тили-тили... А что делать? Мне семью надо кормить. Софье Петровне я работать запрещаю, сыне моей тоже отвлекаться от занятий нельзя. — Сотников -старший ласково потрепал Веньку по загривку.
Венька покраснел, стеснительно сбросил с себя отцовскую руку.
— И нечего тут смущаться, — нравоучительно заметил Леонид Моисеевич. — Это закон природы. Сначала родители помогают детям, а потом дети помогают родителям.
Вот так, — закончил он вдруг очень жестко и замолчал.
Софья Павловна, прекрасно знавшая все выражения мужниного лица, под каким-то невинным предлогом поспешила ретироваться на кухню.
— Мальчишки, а ведь вы не просто повидаться с моим сыном пришли, — наконец тихо промолвил Леонид Моисеевич. — Что, опять Родина позвала?
Андрей не проронил ни звука Кирюха заерзал на стуле.
— Ох уж эта Родина... — вздохнул Сотников - старший. — Прямо как неугомонная дамочка легкого поведения... И все ей вечно должны. Она никому никогда не дает, а ей должны! Динамистка какая-то...
— Отец, не надо, — попросил Венька.
— Нет, пусть они мне сначала ответят! — потребовал Леонид Моисеевич. — Зачем они пришли?
— Просто так... — Андрей не умел врать.
— Я не верю вам. Не верю. Вы хотите забрать у меня сына. Не отдам.
Оказывается, это доброе лицо может быть очень злым.
— Отец!..
— Не отдам! — Леонид Моисеевич шарахнул кулаком по столу.
От этого удара бутылка с шампанским накренилась и, замерев на мгновение, запрыгала по скатерти, маятником раскачиваясь в разные стороны.
— Не отдам! Запру в комнате, привяжу к батарее, но не отдам! — Сотников -старший, припав губами к ушибленной руке, выскочил из-за стола и неврастенической походкой зашагал по комнате. — Только все наладилось, только все забылось! И на тебе, здрасьте!
— Отец!— взмолился Венька. — Я уже взрослый мужик, сам решу!
— А что ты делать умеешь, мужик? — коршуном навис над ним Леонид Моисеевич. — Драться, стрелять, убивать? Этим ты зарабатывать на жизнь хочешь?
— Что ты в этом понимаешь?..
— И понимать не хочу, и слышать об этом не хочу! То, чем ты занимался вместе с этими мародерами, мне омерзительно до такой степени, что душа наизнанку выворачивается! Мужик он, видите ли... Мужик... Где мой валидол?
Венька вперил в отца тяжелый, почти что ненавидящий взгляд:
— Ты хотя бы раз в своей жизни смог защитить женщину? Что ты вообще видел, кроме своего смычка? Ты же как аквариумная рыбка, гуппи! Ты никогда не держал на руках умирающего друга, никогда не захлебывался в собственной крови! А на твоих глазах расстреливали детей?! А перерезали ножом горло старухе? А привязывали к беременным женщинам динамит?
— Ужас! Не хочу слышать!
— А я это видел! И я убивал только зло!
— Ты убивал? Ужас! Замолчи!
— Так какое же ты имеешь право рассуждать об этом?
Тоже мне, инженер человеческих душ!
- Сотников - старший весь двигался, как ртутный шарик. Он был сейчас готов и заплакать, и захохотать одновременно. Валидол он съел, наверное, весь.
- Предыдущая
- 7/91
- Следующая
