Воинство Рассвета - Хэмбли Барбара - Страница 25
- Предыдущая
- 25/63
- Следующая
– Ни на что они не способны, – проскрипел из-за занавешенных дверей кухни голос Нан. Старая колдунья высунулась из-за серой мешковины, ее глаза угрожающе сверкали. – Дуики – бессловесные животные, что бы ни болтал о них этот старый шарлатан. Я гоняю их со двора метлой, этих трусливых гадких воров, этих мерзких пожирателей ящериц...
– Если ты гоняешь их метлой, – с неожиданной горячностью возразил Кта, – то они, конечно, не станут с тобой говорить.
– Уж скорее мой осел научится болтать языком, чем они, – огрызнулась Нан.
– По крайней мере, они не злобствуют попусту, как многие старухи, – отрезал отшельник, в его ягодно-черных глазках загорелись веселые искорки.
– Пах!
– Пух!
Ведьма и отшельник обменялись ритуальными жестами, словно швыряя друг в друга заклинания, и Нан исчезла за занавесом так же внезапно, как и появилась. Кара, она сидела в дальнем углу у очага, занимаясь рукоделием, только вздохнула. А уже через мгновение можно было слышать голос ее матери, извергавший проклятия на огонь в кухонной плите, который погас так не вовремя.
И все же чаще всего вечера Джил проводила в маленькой наблюдательной комнатке, рядом с лабораторией Руди, уставившись на стол с кристаллами, одна ее рука лежала на выросшей за последнее время кучке кристаллов, другой она делала заметки о том ярком, сверкающем мире, полном солнца, интриг и цветов, который безвозвратно ушел в прошлое.
Минальда предоставила в ее распоряжение летописи королевского рода Гая, где на черных кожаных потертых переплетах был вытеснен золотой орел. Королевский герб невольно напомнил ей об Элдоре. Она вспоминала, как однажды видела этого человека, высокого и сурового; на золотом орле, вышитом на черном мундире, играл отсвет свечей, когда он склонился над кроватью спящего сына, ей вспомнился холод той ужасной ночи.
«Король имеет право умереть со своей страной...» – сказал Элдор.
Он только попросил Ингольда спасти сына.
Ингольд выполнил его просьбу. Дворец пал; на следующее утро Янус вынул меч с отделанной рубинами рукояткой из рук трупа, который невозможно было опознать, и принес беженцам в Карст известие, что король мертв.
Тогда, в ночь падения дворца, Минальда и многие другие были захвачены в плен Дарками. Ледяному Соколу и горстке гвардейцев удалось отбить Минальду лишь на ступенях лестницы, ведущей в Логово. Немудрено, что двое суток после этого Альда была вне себя от страха и горя. Удивительно, как она вообще уцелела и сохранила здравый рассудок. Впрочем, Джил давно заметила, что под внешней мягкостью и застенчивостью Минальды скрывается решительная, сильная натура.
А сейчас настало ужасное, тревожное время. Слухи, которые передавали Джил гвардейцы, были противоречивыми и не слишком правдоподобными: южане собираются домой, не рискуя ввязываться в битву за Гай; у Ваира есть вторая армия, которая нападет на Убежище, как только его защитники выступят в поход; Гай будет управляться от имени императора, как только его отобьют; Алвир принес присягу вассала посланнику; существует план, по которому убьют канцлера, приведут к власти Джованнин и установят теократию. Не успевал умереть один слух, как на его месте рождались три новых.
Минальда делала все, что было в ее силах, чтобы погасить эти сплетни, она проводила большую часть своего времени на четвертом и пятом уровнях, где воины Томека Тиркенсона спали на полу в залах и кладовках, которые и так уже были переполнены беженцами из Пенамбры. Джил видела, что Минальда находится на пределе своих сил и возможностей. Напряжение сказывалось на ней, и в их отношениях с Руди теперь сквозило лихорадочное отчаяние, от которого у Джил сжималось сердце.
Но в те дни в Убежище слухи были не единственным злом. Жестокая ненависть людей Дарвета к алкетчцам возродилась с новой силой. Особенно это чувствовалось среди воинов Геттлсенда и жителей Пенамбры, которые обитали по соседству с Империей. У некоторых воинов семьи были убиты или уведены в рабство приграничными разбойниками Алкетча, встречались и жители Пенамбры, чьи дома и скарб были разграблены алкетчскими налетчиками. Жестокие драки стали обычным явлением.
Расовая и политическая ненависть были не единственными причинами ссор. Мало кто из маркитанток решился последовать на север за войском. Из уст в уста передавались ужасные истории о том, как женщины или даже подростки были изнасилованы где-нибудь в лесу, а то и вообще в задних коридорах самого Убежища, поэтому стало считаться опасным ходить в одиночку. Однажды трое плосколицых островитян напали из засады на Джил, когда та возвращалась от Минальды. Она рассказала об этом Янусу, но только для того, чтобы предотвратить досужие домыслы, которые могут возникнуть после того, как обнаружат трупы.
Образовались своего рода анклавы. Ни один южанин, даже по делу, не осмеливался подняться выше третьего уровня Убежища. Ингольд был единственным волшебником, который ходил в управляемые Церковью лабиринты в восточном конце Убежища, где Джованнин и инквизитор Пинард держали совет, окруженные бритыми молчаливыми воинами-монахами. Джил обнаружила, что очень неспокойно себя чувствует каждый раз, как он туда отправляется. Сведения о сферах разделения власти между церковными властями и гражданским правительством вычитывались в древних записях в заветной библиотеке Джованнин и горячо обсуждались на Совете. Более того, Джил узнала о песенке, которая была популярна среди королевской стражи: в ней описывались сексуальные наклонности алкетчских вождей. Веселенький марш насвистывался стражей во всех коридорах даже глубокой ночью, и от этого делалось только хуже.
– Не знаю, сколько еще я могу это выдержать, – заявила как-то вечером Минальда, сидя на покрытой овчиной скамье, за письменным столом Джил. Тир сладко спал, прижавшись к ее боку. – Словно ждешь удара молнии и не знаешь, куда и когда она ударит. Алвир и Стюарт совещаются между собой и приносят мне на подпись соглашения, о которых они уже полностью договорились, а я ничего с этим не могу поделать. – Ее руки беспокойно теребили черную куртку с нарисованным золотым орлом рода Дейра, которую Руди сшил специально для нее. – Я чувствую себя такой беспомощной.
Джил молчала. Задумавшись, она чертила палочкой на восковой дощечке для заметок узоры, напоминавшие рыбьи скелеты. Ее пальцы отбрасывали резкую черную тень на гладкую полупрозрачную восковую поверхность. Снаружи из общей комнаты доносился насмешливый голос Нан и раздраженный – Томека Тиркенсона.
– Отстань, женщина! Я что, не могу поздороваться с твоей дочерью, без того чтобы ты не кудахтала рядом, как наседка?
Джил подняла глаза и встретилась взглядом с Минальдой.
– Твой брат настаивает на этом союзе, не так ли?
Минальда вздохнула и откинула с лица волосы.
– Он как... как влюбленный, Джил. Ты знаешь, Стюарт привез с Юга подарки, вещи, которых у нас не было со времен падения Гая... отрезы бархата, музыкальные инструменты, книги. Он подарил мне вот это...
Она приподняла подол темной юбки и продемонстрировала остроконечные атласные туфельки, отделанные парчой и жемчугом.
– Алвир часами напролет твердит о торговле с Югом, о восстановлении той цивилизации, которую мы потеряли. Знаешь, Алвир всегда мечтал иметь все самое лучшее. Он любит красивые вещи, удобства и изящество. Суровая жизнь в Убежище раздражает его, как ноющая рана. Ты сама это знаешь. Ты же его видела.
Джил подумала о безупречных нарядах канцлера, о роскоши, которой тот себя окружает, о запахе мыла и духов. Всем этим он словно бы возводил себя на пьедестал, возносясь над подданными. Однако Альда, запросто носившая простые крестьянские платья, все же пользовалась куда большей любовью и уважением.
– Но дело даже не в этом, – спокойно продолжала Минальда. – Если мы намерены напасть на Дарков, делать это нужно сейчас. Кто знает, что может случиться к весне? Из всех правителей королевства только Томек Тиркенсон отозвался на призыв Алвира, но ведь известно, что, по крайней мере, еще четверо уцелели. Алвир прав в одном: если нам удастся отбить посевные поля вокруг Гая, мы сумеем установить с Алкетчем торговый союз, и на следующий год они не придут сюда как завоеватели.
- Предыдущая
- 25/63
- Следующая
