Реквием по солнцу - Хэйдон Элизабет - Страница 4
- Предыдущая
- 4/120
- Следующая
Хотя и не всегда.
Слит с беспокойством посмотрел вверх. Ремесленник, надзиравший за работой Слита и других учеников, разминал ноги в тени высокой открытой печи для отжига, ища спасения от жара, — сейчас он не обращал на мальчишек ни малейшего внимания. Боннард, тучный мужчина, искусный мастер по изготовлению керамики, не имел себе равных в работе с мозаикой, но надзиратель из него получился никудышный. Слит вздохнул и вновь осторожно засунул руку в необожженный кувшин, стоявший на нижней полке.
Вчерашняя находка оставалась на прежнем месте, на дне кувшина.
Еще раз убедившись, что Боннард смотрит в другую сторону, Слит быстрым движением — чтобы не заметили работавшие рядом мальчишки — взял глиняный кувшин и засунул под мышку. Никто даже не взглянул на него, когда он вышел из мастерской и направился во двор, в уборную.
Слит уже давно привык к вони, которая на него обрушивалась, стоило ему отодвинуть в сторону мешковину, закрывающую вход. Нырнув внутрь, он тщательно задвинул ее за собой и осторожно засунул влажные, слегка дрожащие пальцы внутрь кувшина. Вытащив свою находку, он принялся рассматривать ее в свете луны, проникавшем сквозь щели уборной.
Перед его глазами возникло черно-синее сияние.
Слит очень осторожно повернул круглый диск, тонкий, словно крыло бабочки, и лунный свет отразился на его идеально гладкой поверхности. Внешний край был острым как бритва — вчера Слит сильно поранил руку, когда случайно засунул ее в глиняный кувшин.
Вероятно, он бы этим удовлетворился, решив, что странный металлический диск является каким-то неизвестным инструментом, но его внимание привлекла темная липкая тень, портившая поверхность диска. Слит дрожащей рукой перевернул диск.
Тень не исчезла.
След засохшей крови.
На Слита нахлынули воспоминания. Три года назад его и других учеников-первогодков разбудил посреди ночи отчаянный перезвон колоколов. Они выскочили в коридор, но их бесцеремонно отпихнули в сторону ремесленники, бежавшие в мастерскую. То, что Слит чуть позже увидел в мастерской, не давало ему заснуть в течение многих ночей.
Огромные котлы с кипящей массой для изготовления изразцов были перевернуты, по полу растеклась раскаленная лава. Трое учеников, работавших в ночную смену, исчезли. Лишь одного из них удалось найти, когда фарфоровая масса остыла. Тела двух других — Омета, бритого наголо ученика пятого года, который нравился Слиту, и Винкейна, жестокого парня, обожавшего злые шутки, — больше никто не видел. Пропали и человек десять ремесленников из ночной смены.
Но хуже всего дела обстояли с нишей, откуда начинался туннель, который копали мальчики-рабы: вход в него наполнился кипящей лавой, а потом каким-то образом вспыхнул огонь и фарфоровая масса затвердела, превратившись в неприступную керамическую стену.
В ночь катастрофы Слит во второй раз в жизни увидел Эстен, владелицу мастерской и главу Гильдии Ворона, объединявшей изготовителей керамики и черепицы, стеклодувов и других ремесленников, а также служившей прикрытием для самой жестокой и гнусной банды Рынка Воров.
В первый раз Слит увидел Эстен, когда поступал учеником в мастерскую по производству изразцов. И хотя ее лицо отличалось темной красотой, фигура была хрупкой, а улыбка ослепительной, она буквально излучала опасность, и Слита, которому тогда исполнилось девять лет, начала бить крупная дрожь, едва его подвели к ней. Эстен оглядела мальчика с ног до головы, словно собиралась купить борова, затем кивнула и небрежно махнула рукой. Сделка состоялась, бумаги подписали, и с тех пор его жизнь больше ему не принадлежала. С того дня страх, родившийся в его душе, постоянно преследовал Слита.
Теперь выяснилось, что этот страх может стать еще сильнее.
В ночь катастрофы он увидел Эстен во второй раз. Холодное равнодушие первой встречи исчезло, ему на смену пришла такая ослепительная ярость, что Слиту показалось, будто сейчас на него обрушатся небеса. Он попытался выбросить из головы образ стремительно шагающей Эстен, пинающей обломки застывшей лавы, хлопающей дверями, швыряющей на землю горшки, бьющей готовые изразцы, — ее черный гнев искал выхода, рвался наружу. Оставшиеся в живых ремесленники вздрагивали от ее взгляда и едва не умерли от страха, когда бешенство Эстен сменилось холодной злобой.
Наконец, примерно через час, Эстен остановилась и обвела ледяным взглядом собравшихся ремесленников и учеников.
— Это не случайность, — негромко заявила она, четко выговаривая слова.
От тона, которым были произнесены эти слова, спина у Слита покрылась холодным потом, а стоявшие рядом с ним мужчины побледнели.
Эстен больше ничего не сказала — не было необходимости.
Однако и через три года, насколько знал Слит, улик найти не удалось, произошедшая той ночью катастрофа так и осталась загадкой.
Жизнь в мастерской изразцов стала еще тяжелее. До катастрофы все были настороже из-за таинственных работ, проводившихся в туннелях под фабрикой. Теперь всех мучил вопрос о том, кто осмелился помешать самой Эстен, уничтожив нечто для нее крайне важное. Стоит ли за случившимся умный и могущественный противник или удачливый глупец, значения не имело. Поскольку все секреты, подобно рекам, неизбежно впадающим в море, рано или поздно попадали в уши к Эстен.
И Слит только что нашел новый секрет.
Котелок, Илорк
ОГОНЬ В ОГРОМНОМ КАМИНЕ комнаты совета то весело потрескивал, то яростно пылал, точно отражая настроения короля фирболгов.
Акмед Змей, Сверкающий Глаз, Пожиратель Земли, Безжалостный, обладатель других наводящих страх титулов, пожалованных ему верными болгами, наклонился вперед в своем тяжелом деревянном кресле и швырнул горсть осколков стекла в ревущее пламя, бормоча под нос ругательства на болгише. Он переплел длинные тонкие пальцы и опустил на них подбородок; его лицо, как всегда, скрывала черная вуаль, а разноцветные глаза — один светлый, другой темный — сердито уставились в огонь.
Омет рассеянно провел рукой по бороде и прислонился к стене, но вслух ничего не произнес. Как правило, он предпочитал наблюдать за происходящим и редко высказывал свое мнение вслух. С того самого момента, как он появился в Илорке почти три года назад, Омет понял, что подобное настроение короля означает лишь одно: тот собирает воедино многочисленные мысли, планы, образы, ответные ходы и впечатления, обрушивающиеся на его сверхчувствительные органы восприятия, и заговорит только тогда, когда этот процесс будет завершен.
Какое-либо вмешательство в эти минуты не приветствовалось.
В отличие от его товарищей-мастеровых, большинство из которых были болгами, Омета вполне устраивало такое положение дел. Понаблюдав несколько минут за тем, как они смущенно переминаются с ноги на ногу и испуганно потеют в присутствии своего монарха, он потянулся, а потом наклонился и поднял с пола оставшийся осколок, пропустил его между большим и указательным пальцами и поднес к свету камина.
«Король прав, — подумал он. — Слишком толстое».
Но вот Акмед наконец опустил руки, и Омет выпрямился. Он уже научился различать даже едва заметные изменения в настроении короля болгов и пытался ненавязчиво передать свои знания товарищам.
— Слишком много полевого шпата, — сказал Омет.
Король болгов моргнул, но ничего не ответил.
Шейн, крупный, дюжий мастер по изготовлению керамики из Кандерра, наклонился чуть вперед, смущенно теребя свой передник.
— Золотая смальта? — испуганно спросил он. Король болгов не пошевелился, но его разноцветные глаза уставились на Омета, который молча покачал головой.
Шейн нетерпеливо фыркнул:
— Значит, стекло. Что скажешь, Песочник? Омет тяжело вздохнул:
— Недостаточно прочное.
— Фу! — фыркнул Шейн и швырнул изъеденную кислотой перчатку на стол.
У короля напряглись мышцы спины. В комнате неожиданно повисла напряженная тишина.
Рур, каменщик-фирболг, единственный в комнате, кроме Омета, чей лоб не был покрыт испариной от ужаса, встретил взгляд юноши.
- Предыдущая
- 4/120
- Следующая
