Выбери любимый жанр

Все началось с велосипеда - Алексин Анатолий Георгиевич - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

— Сперва Андрея Никитича отвезу, а потом за вами приеду, — сказал Саша, деловито взбираясь на треугольное кожаное сиденье.

— Нет уж, вы гостя везите «до дому, до хаты», а я — пешим ходом. — Андрей Никитич похлопал себя по боковому кармашку спортивной майки. — Пусть оно у меня подышит немного…

— Болит? — участливо спросил я.

— Болит не болит, а… как бы это объяснить тебе? Ну, ты вот чувствуешь, что у тебя здесь, с левой стороны, есть сердце?

— Нет! — решительно ответил я, потому что действительно никогда этого не чувствовал.

— А я вот всё время его ощущаю… И не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле слова. И такое оно у меня тяжёлое, что даже дышать трудно. Так что я уж прогуляюсь: авось полегчает немного.

Андрей Никитич зашагал к городу, а мы начали рассаживаться. Саша предложил, чтобы я, как гость, сел в коляску, а Липучка забралась ко мне на колени и держала в руках мой чемоданчик. Но Липучка отказалась.

— Ой, что ты, Саша!.. — как-то смущённо воскликнула она. — Он же меня не удержит: я тяжёлая!

— Стесняется, — шепнул мне Саша. И в самое ухо добавил: — Она влюблена в тебя!

— Что-о?!

Я с интересом, будто на какую-то совершенно незнакомую девчонку, взглянул на Липучку, которая смело забралась на неудобное металлическое сиденье, приделанное к задней раме.

— Ноги в спицах запутаются, — сказал Саша.

— Вот ещё! Я привычная…

— Ну, смотри!

Я опустился в глубину коляски, мопед застрекотал, — и мы поехали.

То, что Липучка, оказывается, была в меня влюблена, как-то очень странно на меня подействовало. Я вдруг заметил, что у меня худые руки, без малейших признаков мускулов («Лапша!» — как говорил папа), и накинул на плечи курточку, хотя было очень тепло. Помимо воли я стал следить за своим собственным голосом, — и Саша даже удивлённо спросил: «У тебя насморк, что ли?» Я неожиданно вспомнил о том, что фотограф, снимавший меня как-то в фотоателье вместе с мамой и папой, сказал: «Тебя лучше брать в профиль!» И я старался теперь поворачиваться к Липучке профилем, который, наверное, был у меня красивее, чем всё лицо целиком.

Я знал, что вот сейчас мы обогнём берёзовую рощу — и сразу увидим Белогорск… И мы его в самом деле увидели, — и мне снова показалось, что городок взбежал на высокий зелёный холм, но некоторые домики не добежали до вершины и остановились на полпути, на склоне, чтобы немножко передохнуть. И ещё я увидел большой зелёный щит на краю дороги, которого не было в прошлом году. Он был разрисован зелёной краской, и на этом фоне, словно на густой, сочной траве, большими красными буквами было написано: «Ты въезжаешь в «город, где скоро захочется жить!» Саша торжественно ткнул пальцем в этот плакат:

— Вот для чего мы тебя вызвали! Понятно? Мы за такой город с утра до вечера боремся. И ты будешь бороться. Будешь?

— Буду! — ответил я.

Липучка так бодро заерзала на своём неудобном металлическом сиденье, что ноги её замелькали где-то возле самых спиц.

— Осторожно! — предупредил я Липучку, стараясь, чтобы голос мой при этом звучал не взволнованно и заботливо, а строго и покровительственно.

Я вообще решил, что буду теперь вести себя с Липучкой не так просто, как в прошлом году. И что при первом же удобном случае обязательно объясню ей (как это сделал Евгений Онегин в опере, которую я смотрел и слушал по телевизору), что люблю её всего-навсего «любовью брата», то есть так же, как Саша, который и в действительности был её двоюродным братом.

— Мы тебя тоже примем в комитет… Если заслужишь! — сказал или, вернее, крикнул Саша, потому что мы все не разговаривали, а орали, чтобы заглушить стрекотание мопеда.

— А вы чем заслужили?

— Поступками! — крикнул Саша.

— Какими?

— Скоро узнаешь!

— Ты расскажи ему, как у нас всё началось, — вмешалась Липучка.

«Заботится! Хочет, чтобы я обо всём узнал по порядку, с самого начала!.. — От этих мыслей мне почему-то стало очень приятно. — А хорошо, когда тебя любят!» — подумал я.

— Всё началось с велосипеда! Вот с этого самого! — крикнул Саша.

— То есть с мопеда?

— Нет, он ещё тогда был велосипедом. Это уж мы потом его сами в мопед переделали и коляску приспособили… Его Андрей Никитич своему племяннику подарил. Как совсем сюда переехал, так и подарил: врачи-то ему самому кататься запретили. Понятно?

— Понятно. А разве у него тут есть племянник?

— Есть! Кешка-Головастик… Только ты его в прошлом году не видел: ты к дедушке приезжал, а он к бабушке уезжал…

— Головастик?

— Прозвище такое. У него голова большая, лобастая, и всё время из неё всякие идеи наружу выскакивают. Кешка за один час столько всего напридумать может, что тебе и за год не придумать!

— А тебе?

— И мне тоже…

Мне почему-то было неприятно, что Саша в присутствии Липучки нахваливает какого-то незнакомого мне Головастика.

— Противное прозвище! Головастик! — прокричал я, заглушая стрекотание мопеда. — Лягушечье какое-то…

— Ой, Шура, ты не прав! — снова вмешалась Липучка. — Это же от слова «голова» происходит, а голова — самое главное в человеке!

— Главное — это сердце! — неожиданно для самого себя возразил я. — Душа должна быть у человека!..

Эти мои слова произвели на Липучку большое впечатление, — она замолчала и даже перестала ёрзать на своём неудобном сиденье. А Саша продолжал:

— Всем на этом новеньком велосипеде покататься хотелось! Мы даже расписание завели: кто за кем катается. И Кешка-Головастик тогда придумал… «Давайте, — говорит, — детский общественный транспорт создадим! Общий гараж устроим, свезём туда все велосипеды: и двухколёсные, и трёхколёсные, — и самокаты тоже, и педальные автомобили… И все будем пользоваться поровну!» Так мы и сделали! У нас старый сарай был, в котором раньше дрова хранились, — мы его подремонтировали и в гараж превратили. Понятно?

Мне было не очень удобно слушать Сашу, потому что стрекотал мопед, посвистывал ветерок и я всё время сидел «в профиль», не поворачивая головы. И всё-таки я не пропускал мимо ушей или, вернее сказать, мимо своего левого уха, находившегося по соседству с Сашей, ни одного слова. А Саша, который всегда был таким сдержанным и немногословным, тут вдруг никак не мог остановиться — всё продолжал рассказывать:

— Много разных названий для гаража перебрали: «Наш транссарай», «Садись — и катись!», «Наши общие колёса!». Вот на этих самых колёсах и остановились. Теперь на всех наших самокатах, велосипедах и мопедах прямо так и написано: «Наши общие колёса!» Ну, как они везут, «общие колесики»?

— Хорошо-о!

— То-то!.. Нас за это самое дело и в комитет приняли. И мы стали «чоковцами»!

— Чокнутыми сделались?

— А ты не повторяй за Липучкой вслед… Чокнутыми быть не так плохо. Смотря на чем чокнуться! Ты думаешь, мы только катаемся? Как бы не так! Мы и пассажиров, когда надо, со станции перевозим. Для этого самого и коляски приделали. Понятно?

— И всё у нас началось с велосипеда! — гордо подтвердила Липучка.

— А что ещё впереди будет! — прокричал Саша. Но что именно «будет впереди», я на этот раз узнать не успел, потому что «общие колёса» вкатили нас в Белогорск.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы