Функция оргазма. Основные сексуально-экономические проблемы биологической энергии - Райх Вильгельм - Страница 28

Формальная сторона разрасталась, заслоняя содержательную, организация выходила за рамки собственной задачи. В психоанализе начался процесс распада, уничтожавший во все времена крупные социальные движения в истории. Подобно тому, как первоначальное христианство, проповедовавшееся Иисусом, превратилось в церковь, а марксизм породил фашистскую диктатуру, многие психоаналитики очень скоро стали злейшими врагами своего же дела. Последствия этого сдвига, происшедшего в аналитическом движении, были неустранимы.

Сегодня, 15 лет спустя, это стало очевидно каждому. Я понял это со всей ясностью только в 1934 г., когда было уже слишком поздно. До тех пор, вопреки моему собственному внутреннему убеждению, я боролся за свое дело в рамках Международного психоаналитического объединения, делая это как официально, так и, по собственному мнению, во имя психоанализа,

Примерно в 1935 г. в формировании психоаналитической теории возникли "ножницы", сначала незаметные для приверженцев психоанализа, но сегодня ставшие очевидными. Если возможность объективной и аргументированной защиты взглядов теряется, го место ее занимает личная интрига. То, что выдается окружающему миру как отстаивание принципов, становится закулисной политикой, тактикой и дипломатией. Возможно, болезненное переживание, испытанное мною в процессе расхождения с Международным психоаналитическим объединением, привело к важнейшему результату моих научных усилий, а также к пониманию механизма политики всякого рода, как большой, так и малой.

Характеристика этой ситуации очень важна, Я могу показать, что именно критическое осмысление явлений распада психоаналитического движения, например учения о влечении к смерти, было необходимой предпосылкой прорыва в сфере вегетативной жизни, который мне посчастливилось осуществить несколько лет спустя.

Райк издал книгу "Принуждение к признанию и потребность в наказании", в которой были поставлены с ног на голову все первоначальные представления о душевной болезни. Хуже самой книги были аплодисменты, вызванные ею. Его новое слово, сведенное к простой формуле, можно описать как ликвидацию страха наказания за сексуальные проступки детей. В своих трудах "По ту сторону принципа удовольствия" и "Я и Оно" Фрейд предположил существование бессознательной потребности в наказании, которая должна была обосновать сопротивление выздоровлению. Одновременно в теорию было введено "влечение к смерти". Фрейд предполагал, что живая субстанция управляется двумя влечениями, направленными в противоположные стороны, - влечениями к жизни, которые он отождествлял с половым влечением (Эрос), и влечением к смерти (Танатос). По Фрейду, задача влечений к жизни состояла в том, чтобы извлечь живую субстанцию из неорганического состояния покоя, порождать напряжение, объединять жизнь во все более крупные единицы. Эти влечения, по мнения Фрейда, были громки, шумливы и являлись причиной гула жизни. Но за ними действовало "немое" и все же "гораздо более мощное" влечение к смерти (Танатос), тенденция к возвращению живого в безжизненное состояние, в ничто, в нирвану. В соответствии с этим воззрением жизнь была только помехой вечному молчанию, мешала воцариться "Ничто". В неврозе, согласно этим взглядам, толкающие вперед жизненные или сексуальные влечения противодействовали влечению к смерти. Влечение к смерти как таковое нельзя ощутить, но его проявления были слишком четкими, чтобы можно было закрывать на них глаза. Люди обнаруживали повсюду тенденцию к самоуничтожению. Влечение к смерти проявлялось в мазохистских стремлениях. Поэтому излечение невроза отвергалось. Неврозы питали неосознанное чувство вины, которое можно было бы назвать и потребностью в наказании. Говорили, что больные просто не хотят выздоравливать, так как это запрещает им потребность в наказании, находящая удовлетворение в неврозе.

Только при знакомстве с книгой Райка я понял, где Фрейд начат двигаться по ложному пути. Райк преувеличивал правильные, но не абсолютные утверждения, например о том, что преступники сами легко разоблачают себя, или о том, что многие люди ощущают облегчение, если могут сознаться в преступлении.

До тех пор невроз считался результатом конфликта между сексуальным стремлением и страхом перед наказанием. Теперь стали говорить, что невроз представляет собой конфликт между сексуальным стремлением и стремлением к наказанию, то есть является прямой противоположностью страху перед наказанием за сексуальные действия. Это было полной ликвидацией психоаналитического учения о неврозах. Такая позиция, противоречившая любым клиническим результатам, не оставляла никаких сомнений в правильности первых формулировок Фрейда. Больные терпели крушение в жизни из-за страха перед наказанием за сексуальные действия, а не из-за желания быть наказанными за такие действия. Правда, у некоторых больных дополнительно развивались из сложных ситуаций, в которых они оказались вследствие торможения собственной сексуальности, мазохистские ориентации, желание быть наказанными, нанести ущерб самим себе или продолжать болеть. Несомненная задача лечения заключалась в разрушении этих желаний самонаказания как невротических новообразований, в устранении страха перед наказанием и высвобождении сексуальности, а отнюдь не в том, чтобы подтверждать смысл самоповреждения как проявления глубоких биологических стремлений. Приверженцы представления о влечении к смерти, которых становилось все больше, со все возрастающим чувством собственной важности - так как они могли теперь говорить о "Танатосе" вместо сексуальности - сводили невротические намерения душевнобольного нанести себе ущерб к первичному биологическому инстинкту, свойственному живой субстанции. Психоанализ так никогда и не оправился от этой аномалии.

За Райком следовал Александер. Изучив личности нескольких преступников, он обнаружил, что преступление является результатом бессознательного стремления к наказанию, толкающего к уголовно наказуемому деянию. Он не задавался вопросом о происхождении этого поведения, враждебного жизни. Он не назвал ни единым словом важнейшую социальную причину преступлений. Это освобождало от каких бы то ни было дальнейших размышлений. В том, что не наступало выздоровления, было виновато влечение к смерти. Если люди убивали, так лишь для того, чтобы попасть в тюрьму. Дети крали, чтобы избавиться от мучительного давления совести. Сегодня меня удивляет энергия, которую затрачивали тогда на обсуждение таких мнений. И тем не менее Фрейд имел в виду нечто стоившее больших усилий. Об этом я скажу ниже.

"Негативная терапевтическая реакция" больных оказалась позже результатом технической и терапевтической неспособности сформировать оргастическую потенцию, иными словами, рассеять в сознании больных страх перед удовольствием.

Терзаемый этими заботами, я в один прекрасный день пришел к Фрейду. Я спросил его, хотел ли он ввести влечение к смерти в свое учение как клиническую теорию. Ведь он сам отрицал возможность клинического постижения влечения к смерти. Фрейд успокоил меня, сказав, что речь шла "только о гипотезе", которой с таким же успехом могло и не быть. Все это никак не изменило общих очертаний психоанализа как учебного предмета. По словам Фрейда, он однажды допустил умственную спекуляцию, точно зная, что ею злоупотребили. Мне не стоит беспокоиться об этом, а надо спокойно продолжать клиническую работу. Я ушел, испытывая облегчение, но был исполнен решимости жестко бороться в своей сфере работы с разговорами о влечении к смерти.

В 1927 г. вышли мои резко критическая рецензия на книгу Райка и статья, направленная против Александера. В моем Техническом семинаре мало что можно было услышать о влечении к смерти и неосознанной потребности в наказании как о причинах неудач в лечении. Этого не допускало точное до педантизма клиническое изложение случаев болезни. Лишь иногда тот или иной теоретик влечения к смерти пытался выразить свое мнение. Я тщательно избегал любого прямого нападения на это лжеучение. У меня не вызывало сомнений то обстоятельство, что оно должно было само себя сделать нежизнеспособным благодаря клинической работе. Чем точнее мы изучали бы механизмы возникновения заболеваний, тем вероятнее становилась бы наша победа. Напротив, в Международном психоаналитическом объединении чем дальше, тем больше процветало ложное истолкование теории "Я". Напряжение в наших отношениях постоянно нарастало. Внезапно выяснилось, что я очень агрессивен, "еду только на своем коньке" и слишком уж односторонне и преувеличенно рассматриваю значение ге-нитальности.