Том 23. Её величество Любовь - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/38
• Следующая

— Нет, я не уйду, мой мальчик, — послышался твердый ответ князя, — не уйду ни за что! Я слышал случайно сорвавшиеся у вас слова, слова, подсказанные мукой сердца, о проданном таланте и о чьей-то злой затее. И я понял все! Вы творец этой картины. И я благословляю вас за нее, за мою Лелю, которую вам удалось воспроизвести на полотне, как живую!

— Нет… нет… — отвечал Алексей, — нет, нет, это не я… не я писал ее… Это хозяин… Марин… Его благодарите!..

И, как подстреленная птица, он тяжело рухнул к ногам князя.

Князь Увалов сидел в своей гостиной и разговаривал вполголоса с высоким седым господином в темных очках.

— Ему лучше, доктор? Он выживет? — спросил князь.

— Натура молодая, сильная… Надо надеяться… Такой славный, такой красивый юноша! — задумчиво произнес врач.

— И какой талантливый и честный, добавьте! Знаете, о чем он бредит все эти ночи, доктор? Он умоляет никому не открывать его тайны, чтобы не повредить этому бесстыдному эксплуататору Марину. Несчастный юноша! Благословляю судьбу, что мне удалось увести его от этого жестокого человека…

— Воображаю, как поражен был этот Марин, когда, вернувшись, он не нашел ни юноши, ни картины, — сказал собеседник князя.

— Вы сейчас увидите его. Я пригласил его сюда для объяснений. Я хочу…

Появление лакея помешало князю договорить.

— Г-н Марин! — доложил слуга.

— Проси! — коротко приказал князь.

Вошел Марин.

— Ваше сиятельство… — начал он нетвердо, — я пришел, чтоб узнать, как здоровье моего помощника, Алексея Ратманина. Вы знаете, князь, что я очень привязан к нему и…

— Молчите, — оборвал его князь, — и слушайте, что я вам скажу. Вы обманули того несчастного юношу, который лежит теперь у меня в бреду в жесточайшей горячке… Вы воспользовались его безвыходным положением и заставили его заключить позорное условие… Вы бессовестно эксплуатировали его талант, вы чуть не убили его теми нравственными мучениями, которые ему пришлось испытывать, отдавая вам, вместе со своими картинами, куски своего сердца… Из его горячечного бреда я понял все. Понял, как вы бесчестно воспользовались его талантом в тяжелую для него минуту, словом, узнал всю его мучительную драму… Узнал я также, какой честный и благородный юноша, этот Ратманин: он считал заключенное с вами условие обязательным для себя и не хотел выдать вас. Но теперь ваша тайна разоблачена, и я не допущу, чтоб он работал впредь у вас и доставлял вам славу и деньги ценою собственной своей славы… Я решил заняться судьбою Алексея Ратманина и окончательно отнимаю у вас вашего помощника, господин Марин. Но я боюсь, как бы несчастного юношу, когда он поправится, не замучили ложные упреки совести, что он не выполнит ваших условий. Поэтому я решил, г-н Марин, заплатить вам за то, что вы отныне лишитесь помощника, который бы вам писал ваши картины… Я заплачу вам, сколько вам следует, за квартиру и обеды Ратманина, за все время, которое он прожил у вас. Но я требую, чтобы вы письменно отказались от всяких претензий к Ратманину и считали заключенное с ним условие недействительным. Вы, г-н Марин, — прибавил князь, — и так достаточно нажили за это время на работах Ратманина, которые вы выдавали за свои, и в сущности вас следовало бы отдать под суд за обман. Но я этого не сделаю, не сделаю ради этого доброго, сердечного мальчика… Итак, вы согласны получить ту сумму, которую я вам предлагаю за возвращение Ратманину проданного им таланта?

— Я согласен! — произнес Марин, замирая от страха.

Доктор не мог удержаться и громко расхохотался при виде его разом съежившейся фигуры.

— А теперь давайте условие и получайте деньги…

Марин вынул из кармана подписанное Алешей условие и, передавая его князю, сказал:

— Это, верно, моя Нюра предала меня… Кроме нее, никто не мог знать о нашем соглашении с Ратманиным, а он, наверное, не выдал меня… Я его знаю. Да, да, это, наверное, Нюра.

— Вы говорите про вашу племянницу? — переспросил князь. — Нет, не она выдала вас, а выдала судьба, странный случай…

Ваша племянница только помогла мне раскрыть истину; она не научилась, к счастью, лгать, как вы. Когда бедный юноша упал без чувств, она прибежала на шум и дала мне возможность узнать все то, чего я сразу не мог понять, и окончательно убедила меня, как бесчестно поступили вы с бедным мальчиком.

— Значит, все-таки Нюрка! Я завтра же прогоню ее! — вырвалось невольно у Марина.

— О, от этого она не пострадает, — возразил князь, — я предвидел это и позабочусь о ней. А теперь, г-н Марин, берите деньги, наши разговоры с вами покончены.

Марин взял протянутые ему князем ассигнации, поклонился и вышел из комнаты.

После ухода его, когда князь с доктором остались опять одни, последний спросил:

— Вы окончательно решили, князь, заняться этим юношей?

— Доктор, — произнес Увалов тихим, задушевным голосом, — сама покойница Леля руководит этим делом. Не странно ли все это? Она явилась мне в ту ночь во сне. Этот дивный сон заставил меня отправиться к Марину, где я нашел этого юношу в минуту крайнего отчаяния. Во всем происшедшем я вижу волю моей незабвенной дочери. Юноша, безусловно, талантлив, но одним талантом трудно выбраться на дорогу славы. Я поддержу его. Я помогу ему, дам средства и силы. Одним словом, я займусь этим юношей, как собственным сыном.

— Благослови вас Бог за это, князь! — произнес растроганный доктор, сильно пожимая руку Увалова.

— Доктор, скорее поднимите его на ноги. С первыми теплыми днями я отправлю его в мое подмосковное имение, где мы всегда проводили весну с Лелей… Там он должен поправиться, отдохнуть и набрать сил…

— Да, но я посоветовал бы вам выписать мать юноши, — заметил доктор. — Больной постоянно в бреду упоминает о ней… Очевидно, любит ее крепко. А ласка матери отогреет его наболевшую душу скорее всяких лекарств.

— Вы правы, доктор; я сделаю все, что надо, — произнес князь. — Кто знает, может быть, моя дорогая Леля будет радоваться на небесах моему поступку, — заключил он чуть слышно.

— Кажется, она едет, мама!

— Нет, ты ошибаешься, Алеша!

— Да, ты права! Это пастух стадо гонит со стороны станции, а мне показалось — коляска.

Алексей Ратманин, еще бледный и исхудавший после болезни, сидел на балконе дома князя Увалова подле Анны Викторовны, уже успевшей поправиться и загореть за один месяц, проведенный ею с сыном в имении князя.

И матери, и сыну все пережитое казалось тяжелым, но мимолетным сном. Все темное и дурное осталось далеко позади них.

Впереди сияло огромное, неожиданное, яркое счастье.

Князь исполнил свое слово. Он приютил их обоих в своем имении и обещал поместить Алексея в академию, чтобы тот мог довершить художественное образование.

Портрет Лели, написанный Алексеем, висел над постелью князя и напоминал ему поминутно о его новых обязанностях по отношению к нарисовавшему его молодому художнику.

— Как хороша жизнь, мама! — произнес Алеша, вдыхая в себя полной грудью свежий аромат только что распустившихся лип. — Как прекрасна и полна жизнь!.. Теперь только я понял это, когда вновь нашел потерянное счастье.

— А не испытай ты тяжелого горя, Алеша, ты бы не сумел оценить всей полноты счастья… — произнесла Анна Викторовна, любуясь значительно посвежевшим и поздоровевшим лицом сына.

Он только, в знак согласия, кивнул своей кудрявой головой.

Где-то неподалеку звякнул колокольчик.

— Нюра едет! Непременно она. А я уже боялся, что Марин раздумал и решил оставить ее у себя, — произнес Ратманин, пристально вглядываясь в сторону дороги.

Действительно, вскоре показалась коляска, а из нее выглянуло оживленное личико Нюры.

• Предыдущая
• 37/38
• Следующая