Живопись, рассказанная с похмелья - Храбров Иван Геннадьевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая

Сим действом под ответственность юного командира клистирных трубок переданы разные замечательные предметы. Набор хирургический №1 для подводных лодок, то же №2, дальше больше номер, и еще печать для рецептов, а отдельным ящиком секретные (sic!) таблетки №1 препарата №2 от радиации 500 штук. И в придачу — много разных интересных и поучительных обязанностей.

Например, у военнослужащих бытует заблуждение, что доктор обязан их лечить. Ничего подобного! Таковые случаи, конечно, не редки, но в основном это бывает в шесть утра, когда у дверей мается страдалец со словами: «Доктор, у меня тут вот...» Это значит: из сейфа достается канистра из нержавейки скромной емкости 10 литров, и страдальцу выдается полстакана лекарства и огурчик. Анамнез потом старпом выпишет художественным слогом (если симптомы усечет), потому что русская рулетка выродилась в контрольный выстрел в желудок.

Во всех других случаях из рукава черной гестаповской шинели достается либо один указательный лечебный палец в направлении медсанчасти, либо, сообразно случаю, другой — в направлении госпиталя.

Приходится, конечно, иногда и поработать. Например, всему экипажу медкомиссию провести. Для этого с утра экипаж строится по ранжиру званий и доктор всем торжественно вручает медицинские книжки, а это, надо сказать, документ серьезный и глубокомысленный, иной раз такие глубины мысли в нем обнаруживаешь, такие откровения — Толстому отдохнуть не помешает!

После этого доктор скрывается за дверью и занимает свое место за столом, а рядом уже сидят еще три седовласых лейтенанта, и у каждого под рукой по три-четыре печати.

Набор не радует разнообразием: на каждой присутствует большая надпись «здоров» и ссылка на специалиста — стоматолога там, или еще кого. Проктолог в списке не значится. А зря. После краткой гражданской панихиды в исполнении замполита очередник протягивает свою книжку, куда доктор с размаху лепит свои три многостаночные печати и передает объект другому доктору для лечения печатями. Через час весь экипаж здоров и весел, и дружно чистит плац от снега.

Бывают, конечно, и очень настырные подводники, которые не верят собственным глазам и Большой Королевской Печати. Некто М., кап. 2 ранга, видимо, что-то заподозрил в своем организме и громко возмутился в том смысле, что даже анализов не брали. Но докторов голыми руками не пропьешь! Анализы? Направо по коридору, последняя дверь.

Опыт показал, что за дверью скрывается лаборатория и такой же седой доктор, но уже в чине майора м/с. Картина следующая:

— Че пришел?

— Анализы сдать.

— А-а-а... Ну, давай палец, (из пыльной банки достается ржавая железка, палец колется и выдается ватка с запахом спирта). Все! (железка бросается в ту же банку).

Логика такая же ржавая и железная: палец уколот? Уколот. Значит, анализ сделан. Только матрос-первогодок будет спорить. Старый кап-два спорить не будет.

Зато сейчас я могу начинать живопись со слов: когда я был доктором...

Когда я был доктором, приходилось, в числе прочего, обеспечивать тренировки в УТП.

УТП — это учебно-тренировочный пункт, а попросту — списанная дизелюха, в которой установлены барокамера, бассейн и прочий пыточный арсенал. Очень удобно быть доктором иногда. Когда весь экипаж (кроме зама, натюрлихь) поочередно одевает рыжий резиновый костюм «дядя Ваня», призванный, видимо, не пропускать воду внутрь и воздух наружу (но на практике наоборот), и страшно веселую штуку ИДА-59, после чего, пыхтя и матюкаясь, надо залезть в торпедный аппарат по двое и вылезти с той стороны в бассейне. Доктор сидит наверху и покуривает.

Называется эта веселуха тренировкой по эвакуации личного состава через торпедные аппараты. А торпедный аппарат задуман вообще-то для других целей. А для этой вообще-то существует ВСУ, всплывающее спасательное устройство. Но я никогда не слышал, чтобы кто-то его успешно использовал для спасения. И ИДА-59 — неплохая штука (индивидуальный дыхательный аппарат), особенно — баллон с кислородом, мечта взломщика сейфов, но изобретения и изготовления 1959 г. И во всем этом барахле, стуча коленками по острым углам и потея, надо всухую залезть в торпедный аппарат. Потом, судорожно вспоминая таблицу условных стуков и таблицу режимов всплытия (старпом наверху сразу же проверит знание таблиц!) залиться по уши грязной и холодной забортной водой, упираясь в полной темноте в железную трубу со всех сторон. О, какие перлы русской словесности слышали родные торпедные аппараты!

Наконец, если все удачно, и напарник впереди не вышиб из тебя мозги свинцовой калошей, выплывай наверх, придерживаясь шкертика с узелками.

Вот этот самый шкертик как-то раз и прозвучал! Собственно, нужен он для того, чтобы сообразно с глубиной погружения отсчитывать по таблице, сколько на каком узелке надо повисеть ради соблюдения режима декомпрессии.

И когда начинается выход экипажа, то первым выходит один человек, толкая перед собой вьюшку с этим шкертиком. Вышел на улицу, вьюшку бросил, а кончик карабином надо зацепить за специальный рым. Это все довольно-таки трудно под водой сделать, да еще в темноте.

Ать-два, у солдата выходной, пуговицы в ряд! На флоте выходных почти не бывает, поэтому: экипажу построиться на плацу для следования в УТП.

Интендант, стоять! Куда побежал? Интендант срочно врет, не получается, поставлен в строй, пойдет первым за пререкания со старпомом.

А интендантом был Васька Г., в строю два десятка лет, и внешне — столько не живут, сколько он отслужил. Но никогда — ни разу! — ни в каких предосудительных тренировках не участвовал. И тут — на тебе, да еще первым.

А водичка забортная вообще-то достаточно непрозрачная штука, а тем более в темном и узком бассейне: разглядеть можно только копошение на дне, а судить о здоровье купальщика только по размеру пускаемых пузырей.

Начать тренировку!

Через минуток надцать всплыла вьюшка НЕРАЗМОТАННАЯ. Ну, у старпома привычная истерика из матных слов и невнятных угроз — сгною... прачка... в трубе... устрою... родишь...

Через еще пару минут интендант вылетел из бассейна как рыжая ракета, награжденная свинцовыми бахилами, пульс 200, зрачки во все очки, на губах пена, дергается внутри костюма и орет.

Оказалось, этот придурок начал на ощупь искать рым, присел на дне на корточки, но пристегнул не карабин с вьюшки, которая почему-то взяла и всплыла, а карабин с собственного пояса, чем и зафиксировал себя на глубине 10 метров в сидячей позе роденовского мыслителя, что для мичмана вообще-то принципиально непривычно. Но каков инстинкт к сохранению своей драгоценной жизни! — от шока усилием полусогнутых ног стальной карабин толщиной в палец был порван пополам!

А если б под руку фашист попался? Да в клочки бы ушел, в мусор, в пепел рисовой бумаги с иероглифом писца!

Кто сомневается в героизме подводника?

Нельзя в нем сомневаться, иначе количество внешне неглупых, хорошо образованных большей частью и даже симпатичных иногда мужчин, согласных залезть в железную трубу, припаркованную в краях, где птицы на лету от скуки дохнут, резко уменьшится. Вот женщины всегда умнее всех, их туда конвоем не доставишь, только под угрозой порвать паспорт со штампом. И получается, что в городах героев-подводников женщины одна на десять страдальцев. Никаких денег не хватает на ресторанный флирт, ибо в финале сплошь электрохимический процесс — динамо на вечер, больная голова на утро.

Вот о блестящем решении этой проблемы и разговор.

Послали как-то гидрографа на Кубу с визитом дружбы. А гидрограф, или иначе — белый пароход, на самом деле — корабль разведки штаба флота, и занимается по извилистой дороге по капиталистическим водам чуть ли не всеми видами разведки, изо всех сил прикидываясь улыбчивым рассеянным очкариком с сачком, эдакий Паганель с коммунистическим приветом.

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая