Немыслимое путешествие - Блайт Чэй - Страница 26
- Предыдущая
- 26/38
- Следующая
Дня два назад (не помню дату, но по журналу можно будет восстановить) Морин чуть не овдовела, но и об этом в журнале не сказано…
Я работал без предохранительного ремня (это со мной часто бывает, я забываю о нем). И я забыл закрепить конец гика. Теперь представь себе такую картину. Яхта бодает встречную волну, гик болтается туда-сюда, крен достигает тридцати пяти градусов, и волны без помех гуляют на палубе. Ну вот, одно такое чудовище обрушилось на меня. Я уперся в гик, но гик подался, и меня бросило к подветренному борту, который был затоплен ревущими каскадами. Я шлепнулся в воду — хорошо, что меня задержала стойка. Мне пришлось буквально карабкаться по палубе, как по скале, чтобы выбраться к наветренному борту».
Это происшествие потрясло меня. И не в опасности дело: как ни странно, я в общем-то и не очень испугался, а просто покорился своей участи — мол, утону, так утону. Но ведь я вышел в плавание, чтобы проверить себя в экстремальных ситуациях. И вот такая ситуация случилась, и я убедился, что может произойти, если ослабить внутреннюю дисциплину. Убедился, что работаю на износ. Я чувствовал себя, как боксер, которого снова и снова сбивает с ног нокаутирующий удар, и падает он на наждак. Когда «Бритиш стил» переваливала через волну, я весь напрягался, ожидая удара… Чтобы сделать шаг, надо было крепко держаться; прислонишься к чему-нибудь — тут же тебя прижмет, и непременно в бок врежется что-нибудь острое. Всюду сыро, неуютно. До сих пор я стойко переносил сырость как нечто неизбежное, теперь же влага словно пронизала меня насквозь. От мокрой одежды зудела кожа. В таких условиях не мудрено и раскиснуть, но я вовремя распознал признаки утомления и мобилизовал всю свою волю. Сказал себе, что я обязан выстоять, обязан довести «Бритиш стил» до мыса Доброй Надежды. А там, как поверну за угол, недалеко и до полосы пассатов — летучие рыбки, дельфины, русалки сидят под зонтами, пьют ледяной пепси-кола и машут мне рукой. «Только бы добраться до пассатной зоны, — говорил я себе, — а там начнется благодать. Придет день, и я поверну направо!» И я продолжал борьбу.
Хотя очистить корпус от ракушек я не смог, но лаг все-таки заработал; правда, я не сомневался, что его показания занижены. И в самом деле, 9 апреля меня ожидал приятный сюрприз: определение места показало, что я нахожусь на 80 миль дальше к западу, чем предполагал.
За воскресенье 11 апреля получился вполне приличный суточный переход, хотя я почти не отходил от румпеля. И поскольку была пасха, я обратился к «амбарной книге», чтобы выяснить, где лежит пасхальный сверток. Заглянув в указатель, я открыл книгу на странице 35 и прочел: «Пасхальный сверток — извини, родной, совсем забыла его приготовить. М.» Я рассмеялся, однако не сложил оружие: пусть Морин забыла про пасху, но забыть свой день рождения она не могла! И так как я рассчитывал вернуться до ее дня рождения, то отыскал приготовленный к этому дню сверток и вскрыл его. Кекс, банка ветчины, банка варенья, банка сосисок, бутылочка бренди и мозаика… Есть чем отметить пасху!
За пасхальным воскресеньем последовала унылая неделя. Слово журналу:
«13 апреля. Большую часть дня туман, погода мерзкая.
Я сильно устал, и меня одолевает вялость. Может, принимать побольше витаминов? Полдня нахожусь словно в трансе, многое делаю механически. Ловлю себя на том, что брожу по палубе без предохранительного ремня. Безрассудство! Я все время должен быть начеку. Ноги волочу, как старик, — по-моему, это от недостатка физических упражнений. Когда мало двигаешься, сил не прибавляется, как думают некоторые, а совсем наоборот. Болит спина, все время зябну».
Это нытье уже тогда меня раздражало. Запись того дня завершается такими словами:
«Господи, вот разнылся-то! Можно подумать, что это калека писал! Да не так уж я и плох, если на ужин уплел половину кекса и банку ветчины».
Все та же неделя:
«14 апреля. Доел орехи — жаль, что кончились. У меня было целых 7 фунтов — подарок от служащих отеля «Морской» в Дартмуте. Жевательная резинка тоже кончилась.
Весь день густой туман.
15 апреля. 41°10 ю. ш., 78°10 в. д. Меня разбудил какой-то стук, после чего начали хлопать паруса. Выскочил на палубу, подозревая, что лопнул фал стакселя № 2. Не тут-то было, треснул блок на топе. Спустил и свернул № 2, поднял № 3 (шквалистый норд-вест 5–6 баллов). Что-то надо было ставить, а у меня не было фалов для № 1 или № 2, вот я и поставил № 3.
В 10.00 — штиль, проливной дождь. Совсем убрал фал № 2, теперь у меня на все передние паруса остался только фал № 3. Поверну «за угол» — укреплю другой фал. При такой зыби на мачту карабкаться — слуга покорный.
По расписанию — связь с Кейптауном, но не смог дозваться.
16 апреля. Сильный норд-вест. Почаще бы такой ветер, он мне нужен. Иду вдоль границы льдов, не худо бы немного подняться на север.
17 апреля. С утра густой туман, потом прояснилось — барометр упал, и сила ветра возросла от 4 до 8 баллов.
В 15.15 убрал грот. В 18.30 сменил стаксель № 2 на № 3. Да, нужен еще фал, а то каждый раз надо переставлять скобу и проверять, чтобы ходила как следует.
Когда я на носу менял № 2, послышалось шипение. Я уже знал, в чем дело, — волна готовилась ударить. Обычно в таких случаях я хватаюсь за что-нибудь и приседаю. На этот раз почему-то решил обернуться и поглядеть на волну. Я ее увидел: она обрушилась на меня и сшибла с ног, словно на стул посадила. С той разницей, что никакого стула не было, и я промок насквозь. Определить точно высоту волны не берусь, во всяком случае, она была много выше меня, хотя я стоял на носу. Что-нибудь около 15–20 футов».
К этому времени половина пути от Австралии до Южной Африки была пройдена. Одержимый мыслью о Доброй Надежде, я почти не думал о последней части долгого пути домой. «Только бы Мыс пройти, — говорил я себе, — а там все будет в порядке». Если же все-таки думал о завершающем этапе после Мыса, то больше всего меня заботило, как бы заставить «Бритиш стил» самостоятельно держать курс при попутном ветре. До сих пор я в этом не очень преуспел. Курсами бейдевинд яхта шла вполне прилично, но, когда ветер дул с кормы, я должен был часами сидеть на руле. Надо было искать какой-то иной выход, чтобы пассаты поскорее доставили меня домой: ведь управляя яхтой вручную, я терял много времени. Будь у меня команда — другое дело, было бы кому подменить меня на время сна. Худо приходится одиночке без автопилота: спать-то необходимо, и, если не можешь заставить яхту держать курс, приходится, покидая румпель, ложиться в дрейф и терять драгоценные мили. Впрочем, до встречи с пассатами еще было далеко, я мог продолжать эксперименты.
А пока я полз по безбрежной карте к Южной Африке, главной проблемой было поддерживать внутреннюю дисциплину и бороться с вялостью. 20 апреля выдался безветренный день, и я потратил его на уход за яхтой и за собственной персоной. Подстригся, хорошенько помылся с головы до ног, потом проверил кожу, как мамаша, когда осматривает новорожденного. Если не считать двух-трех язвочек от соленой воды, я был в полном порядке.
Затем я полез на мачту, чтобы распутать капризный фал. По случаю штиля паруса были убраны, ничто не помогало яхте сохранять устойчивость, зыбь нещадно качала ее, и топ мачты выписывал лихие дуги. Все же я справился с работой, потом занялся стакселями. Они основательно истрепались, и, как я ни старался заделать углы, надолго заделки не хватало. Решил на этот раз применить другой способ, авось будет лучше держать.
Видел трех китов, поймал по радио «шотландскую программу». Хорошо на душе, когда слушаешь родные песни. Словом, на всем этом долгом этапе это был один из самых отрадных дней.
- Предыдущая
- 26/38
- Следующая
