Выбери любимый жанр

Том 14. Первые товарищи - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 14


Изменить размер шрифта:

14

Мальчики шумно одобрили поступок Людочки и смеялись над тем, как она, по своей детской наивности, называла начальницу госпожой Пушкой.

— Вот ты струсил, а девочка, да еще такая малюсенькая, не побоялась! — упрекнул Грушин Валю Сторка.

— И совсем я не малюсенькая: мне уже пять лет! — обиженно возразила Грушину Людочка, — и потом я теперь уже не девочка, — продолжала она, окинув всех гордым взглядом, — а королева! Вы слышали, Принц назвал меня королевой!

— Да, да, королева, королева! — раздались со всех сторон голоса, — ты королева, а мы твои рыцари!

— Смотри, как нас много, — воскликнул Петух, — целых двенадцать человек, и вот у тебя будет столько рыцарей. Хочешь?

— Конечно, хочу! — серьезно ответила Людочка, — только мне пора домой! А то меня дома ждет мама, а в прихожей ждут няня и Арапка!

— Отлично! — вскричал Жучок, — мы проводим тебя к ним. С почетом проводим, как подобает королеве.

— Да, да, проводим, проводим, — подхватили другие.

— Сережа! — между тем уже распоряжался Принц, — ты, как брат королевы, будь ее гофмаршалом. Вот тебе кочерга. Это твой гофмаршальский жезл. Ты подними его и иди вперед. Ты, Морозко, и ты, Грушин, вы самые высокие в классе, соедините руки и посадите на них Людочку. Жучок, я, Петух и все прочие берите линейки, привяжите к ним носовые платки, это будут знамена. Становитесь с ними в пары и идите по двое за носилками. А ты, Мартик, и ты, Сторк, вы такие тихони, что Пушка на вас не рассердится, если вас и поймает, берите тетрадки, сверните их трубочками и трубите вовсю. Поняли меня все? Ну, марш вперед!

Когда Принц выдумывал какую-нибудь затею, никому в голову не приходило ослушаться его. Он, к тому же, всегда говорил тоном настоящего командира, которому никто не посмел бы возражать. Вот почему все одиннадцать мальчиков мигом поступили под его команду. Двое рыцарей несли королеву, один представлял из себя гофмаршала, семь человек шли попарно, размахивая грязными носовыми платками (чистого, к сожалению, не нашлось ни у одного мальчика), а двое, самые лучшие ученики в классе — Сторк и Миллер — так старательно трубили в свои самодельные трубы, что грозили оглушить весь пансион.

Это странное шествие миновало коридор, рекреационный зал и вступило в коридор, направляясь к прихожей. Несколько человек старших пансионеров, желая повеселить Людочку, важно восседающую на руках ее рыцарей, примкнули к малышам и по временам оглашали громким ура стены пансиона.

Проходя мимо комнаты начальницы, мальчики было притихли, но внезапно появившаяся на пороге Пушка, увидя забавное зрелище, не могла удержаться от улыбки, и маленькие трубачи затрубили еще оглушительнее, а знаменщики еще неистовее замахали грязными платками, привязанными к линейкам.

— А знаешь, Сергун, она вовсе не такая злюка, как мы думали, — сказал старший знаменщик Принц гофмаршалу Сереже.

Гофмаршал только важно кивнул головою в знак согласия и еще выше поднял руку с жезлом — кочергою.

При виде стольких мальчиков и своей маленькой хозяйки на руках у двух высоких пансионеров, Арапка, несмотря на урезонивания Домны Исаевны, все еще державшей его за ошейник, завыл так, точно увидел не королеву с ее двенадцатью рыцарями, а целую дюжину кошек, которых считал своими злейшими врагами.

Няня зашикала на него изо всех сил, поторопилась снять торжествующую Людочку с рук ее новых приятелей и стала обувать ее в теплые гамаши и галоши. Через десять минут она была одета.

— Прощайте, королева! — кричали все двенадцать мальчиков, высыпая следом за Людочкой на площадку лестницы.

— Прощайте, рыцари! — важно отвечала Людочка и с улыбкой кивала своим новым друзьям.

И няня тоже кивала шалунам. Ей очень понравилось веселые и жизнерадостные товарищи ее ненаглядного Сереженьки, так приветливо принявшие сегодня его маленькую сестренку.

Только Арапка был недоволен приемом. Он всю дорогу скалил зубы и издавал тихое рычанье.

Очевидно, Арапка считал себя непонятым и неоцененным в достаточной мере своими новыми знакомыми.

* * *

Мартик Миллер, всегда тихий, стал еще молчаливее и грустнее.

— Что с тобой, Мартик? — спрашивали его товарищи.

Но Мартик ничего не отвечал на это, точно не слышал вопроса, и старался тотчас же заговорить о чем-нибудь другом. И Сережа замечал, что после таких расспросов Мартик становился еще печальнее и задумчивее. Сережа очень любил Мартика, немногим меньше Принца. Принцем он восхищался, преклонялся пред его храбростью, заразительной веселостью и добротой. Мартика же он жалел за то, что тот был постоянно грустный, точно у него всегда что-нибудь болело. А теперь Сережа вдвое жалел Мартика, видя, что тот грустит с каждым днем все сильнее и сильнее.

Что с тобою, Мартик? — как-то раз спросил Сережа мальчика.

В ответ на его вопрос Мартик молча заплакал.

У Сережи сердечко защемило от жалости. Еще бы! Маленький, худенький, немногим выше Людочки, Мартик стал горько плакать, вытирая глаза кулачками.

— Мартик, голубчик! — не унимался Сережа и, обняв мальчика, он отвел его подальше от бегающих по залу пансионеров, — расскажи ты мне, о чем ты плачешь, пожалуйста расскажи, Мартик, миленький.

Голос Сережи, его участие успокоили Мартика. Он вытер глаза и, обняв в свою очередь Сережу, сказал шепотом:

— Хорошо, я тебе откроюсь! Только ты никому не скажешь?

— Нет! — твердо отвечал Сережа. — Никому не скажу, будь покоен!

— Смотри же, — произнес строго Мартик, грозя тоненьким пальчиком, — ты обещал не говорить! А теперь слушай! Ты знаешь, Сережа, что меня воспитывает одна богатая генеральша, одевает меня, берет к себе в отпуск, платит за мое ученье. Она очень строгая и важная, но меня она любит. У нее нет своих детей, и она меня еще совсем маленьким взяла от моей мамы. Моя мама — простая швея, но она очень меня любит, Сережа. Ей было жаль отдавать меня генеральше, но сама она не смогла бы дать мне такого хорошего воспитания, да и заниматься ей со мною было некогда: она должна день и ночь работать, чтобы прокормить себя хоть как-нибудь. Генеральша очень важная барыня и никогда не спросит маму о ее делах, она считает себя маминой благодетельницей и говорит, что уже много сделала для мамы и без того, взяв меня к себе. Да и мама моя из гордости никогда не попросит у нее ничего, лучше просидит голодная. Но все бы это еще ничего, если бы мама была здорова, а вот уже с неделю, как она больна и лежит в постели. Ты знаешь, Сережа, ведь она приходит ко мне в пансион каждую среду, в ту же среду она не пришла, а прислала маленькую дочь квартирной хозяйки — сказать мне, что она немного нездорова. Только это неправда, Сережа, она очень нездорова, а не немного. Говорит же она так, чтобы не тревожить меня. Дуня, хозяйская девочка, сказала, что мама лежит горячая, как огонь, и что ей не на что пригласить доктора и купить лекарство! У мамы нет ни копейки, а пока я обращусь к генеральше с просьбою помочь ей и пока она даст мне денег — может быть, уже будет поздно и моя мама умрет.

Мартик припал на плечо Сереже и снова горько-горько заплакал.

* * *

— Принц! Принц! — тревожно окликнул Сережа, лежа в тот вечер в своей постельке, находящейся в самом близком соседстве с кроваткой друга, — ты еще не спишь?

— Нет.

— Говори.

— Видишь ли, Принц, мама Мартика больна, очень больна, а у нее нет ни копейки денег, чтобы позвать доктора. А без доктора она умрет… наверное… Мартик очень плачет, бедный. Ему Дуня говорила… знаешь, девчонка, которая вызывала Мартика в прихожую на этой неделе? Надо ему помочь…

Сережа очень волновался, и поэтому все выходило у него нескладно, но Принц все сразу понял и думал теперь, как бы помочь Мартику.

— Экая досада! — вскрикнул он так громко, что спавший рядом Жучок разом вскочил и, бессмысленно уставившись сонными глазами в одну точку, залепетал быстро и невнятно спросонья:

14
Перейти на страницу:
Мир литературы