Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/39
- Следующая
Последние слова старуха злобно выкрикнула на всю квартиру.
И тут произошло то, чего совсем не ожидали растерянные Дося и Веня. Голос юной гостьи затих на мгновение. Потом послышался легкий шум, как будто что-то упало на пол, и внезапно громкое рыдание огласило небольшую квартирку Велизарихи.
— Господи! Господи! — рыдал, обрываясь ежесекундно, детский голос, — что же мне делать, что делать? Юра! Юрочка! Бедняжка ты мой! Как он без теплого останется на зиму? Он, такой хрупкий, нежный, так легко простужается. А любимые его прабабушкины чашки! Все пропадет, все погибнет, погибнет последняя память покойных родителей! Аграфена Степановна, сжальтесь же над нами, милая, добрая! Подождите хоть три недели, хоть две! Умоляю вас, на коленях прошу, вы же видите, голубушка, золотенькая, милая. — Новый взрыв слез покрыл этот жалобный лепет.
И снова закричала вышедшая из себя старуха:
— Да что ж это такое! Люди добрые, поглядите-ка-сь! У себя дома покоя найти не можешь! И что вы это за комедию играете, барышня? На коленках ползаете, руки мне целуете, постыдитесь хоть Елизаветы моей. Ведь вы — барышня образованная и так унижаете себя.
— Умоляю вас, Аграфена Степановна, ради Бога, — снова прорыдала в ответ гостья.
— Ну, довольно. Будет с вас. Пора и честь знать. Надоело мне все это хуже горькой редьки. Ступайте вон, барышня, довольно меня расстраивать. Хватит! Пора и честь знать. Достаточно я наслушалась. И вот вам мое последнее слово: либо через три дня деньги сюда несите, либо прощайтесь со своим добром. А теперь вон ступайте. Не выталкивать же вас силой. Эй, Елизавета, проводи барышню!
— Нет, я не уйду. Ни за что не уйду, пока вы не пообещаете мне подождать уплаты, хоть неделю.
На этот раз плачущий голос окреп и зазвучал неожиданно сильно.
— Ах, так вы этак-то со мною, миленькая! — зашипела старуха. — Ну, когда на то пошло, — на себя пеняйте. Не хотели добром убираться, уж не взыщите, помимо вашего желания выпровожу.
Снова зашумело и застучало что-то. Не то стул упал, не то кресло свалилось на пол. Детский крик нарушил наступившую на мгновенье тишину в квартире.
С самого начала Дося и Веня волновались за незнакомую девочку. С первых же слов они поняли, что девочка эта — сестра "их музыканта".
И в то время как Дося награждала самыми нелестными прозвищами старуху, Веня ломал себе голову, чем помочь девочке. Но, увы, помочь было нечем. Когда же девочка зарыдала, слезы сочувствия обожгли и грудь Вени.
А разговор старухи и девочки, между тем, все обострялся с каждым мгновением.
И вот прозвучали угрозы старухи и крик ее юной гости. Этот крик окончательно затуманил сознание Вени.
— Она выталкивает ее. Может быть, бьет. Я не могу, не могу этого слышать больше! — вырвалось у маленького горбуна, и, прежде чем Дося успела удержать своего друга, Веня выскочил из-за ширмы и бросился в соседнюю комнату.
Старуха стояла посреди комнаты, красная, задыхающаяся от злобы, со съехавшей набок шляпой, и толкала к дверям плачущую девочку — ту самую девочку, которую они с Досей видели не раз в окне квартиры скрипача-музыканта.
При виде этого Веня не смог сдерживаться больше.
Мальчик бросился к старухе Велизаровой, вцепился обеими руками в ее костлявую руку и закричал:
— Вы не смеете! Вы не смеете! Я не позволю обижать. Не позволю!
Его появление было так неожиданно для старухи, что в первое мгновение та растерялась и смотрела на Веню, не зная, что подумать.
Она и раньше встречала маленького горбуна. И появление знакомой ей невзрачной фигурки скорее удивило и ошеломило, нежели испугало старуху. И, тем не менее, она отпрянула от Вени и бросилась к окну.
— Воры! Воры! Караул! Спасите! — завопила во весь голос Велизарова, высовываясь за окошко.
В тот же миг Лиза подскочила к горбуну и, схватив его за руку, потащила к выходу.
— Беги скорее, беги, что есть духу, слышишь! — зашептала она ему, до боли сжимая руку мальчика.
Но он только упрямо тряхнул головой в ответ.
— Никуда я не побегу! Вот что! Зачем мне бежать? Я не вор и не разбойник. Только воры должны бежать, спасаться, если их открыли… А ни я, ни Дося, мы ни за что не побежим, как воры, — произнес он, высвобождая руку от Лизы.
Между тем Велизариха все еще продолжала кричать истошным голосом:
— Люди добрые, спасите! Помогите! Караул! Грабят, режут! Воры! Караул!
И вот так же неожиданно, как за минуту до этого, появился перед нею маленький горбун, появилась высокая белокурая девочка.
Она вышла из-за ширмы, подошла к Велизаровой и осторожно притронулась к ее плечу:
— Ну, стоит ли так волноваться из-за пустяков, сударыня? — произнесла спокойным голосом Дося. — Вы поглядите на нас только! Ну, какие же мы с Веней воры, подумайте сами? Правда, мы пришли сюда к вам, в чужую квартиру, но ведь не для того, чтобы обокрасть вас, конечно; мы только хотели навестить нашу приятельницу Лизу. А когда услышали ваш звонок, испугались и спрятались, зная, что вы всегда сердитесь и кричите понапрасну, как баба-яга, мачеха Белоснежки из сказки. Вы ее читали, надеюсь?
Последних слов, разумеется, не следовало говорить, и Дося в следующее же мгновение почувствовала это. Но слово, как говорится, не воробей — вылетит, не поймаешь, и поправить дело было поздно. Старуха по-своему поняла это выступление девочки.
— А, и ты тоже здесь, миленькая барышня?! — зашипела она. — Вот уж кого не ожидала, признаться. А еще благородная девица называетесь!
— Я вашу крестную довольно хорошо знаю. Она благовоспитанная барышня, от хороших родителей, даром, что в театре служит, а крестница ихняя, оказывается, вроде воришки, в чужую квартиру залезает. По чужим углам шарит да высматривает.
Никогда еще за всю свою, правда, короткую жизнь, Дося не получала такого оскорбления. Кровь бросилась в лицо девочки. Она подскочила к старухе, готовая наговорить ей всевозможных дерзостей, и тут же оборвалась на первой фразе, почувствовав чью-то маленькую руку на своем плече.
— Успокойтесь, пожалуйста, не надо так волноваться, — произнесла Ася, — тут, очевидно, кроется одно сплошное и досадное недоразумение. Аграфена Степановна не узнала вас, по-видимому, и приняла за…
— За маленьких воришек, забравшихся в ее квартиру, — подхватила обиженно Дося.
— А нешто не воришки, скажете? А это что?
И Велизариха, успевшая уже вполне прийти в себя от испуга, вдруг схватила одною рукой Веню и, подтащив его к окошку, указала другой на странно оттопыренный карман его куртки.
— Что ты там спрятал, показывай, скверный мальчишка? — прошипела она, склоняясь к самому лицу мальчика.
Тот машинально опустил в карман руку и извлек из него какой-то небольшой блестящий предмет.
И при первом же взгляде, брошенном на этот предмет, старуха совсем зашлась от обуявшей ее торжествующей злобы.
— Ага, что? Не вор разве? Что я говорила! Да нешто будет честный человек чужие вещи по карманам прятать? — снова завопила она.
А Веня, растерянный и бледный, смотрел на малахитовое с серебряною лошадью пресс-папье, вытащенное им самим из собственного же кармана, и старался сообразить, каким образом эта чужая вещь очутилась у него в кармане.
Однако факт был налицо. Чужая вещь очутилась в его кармане, и старуха имела полное основание уличить его в воровстве.
Теперь на бледном лице маленького горбуна отразился такой ужас, такое безысходное отчаяние, что Дося не выдержала и заговорила быстрой скороговоркой, обращаясь то к старухе, то к Асе, то к Лизе.
— Как вы можете обвинять Веню?! Ужас какой! Что ж тут особенного, что ваша вещь у него оказалась? Ну, да, у него! Так что же такого? Когда вы позвонили, я сама видела, что он держал в руках и рассматривал вещицу. А испугавшись вашего прихода, нечаянно сунул ее в карман. Вот и Лиза тоже видела. Скажи же, Лиза. И вы тоже скажите, Ася, подтвердите Аграфене Степановне, что здесь ни о каком воровстве и речи быть не может!
- Предыдущая
- 7/39
- Следующая
