Последний странник - Хоукс Джон Твелв - Страница 4
- Предыдущая
- 4/99
- Следующая
Устыдившись собственной слабости, она немного прибавила шаг и, сойдя с Карлова моста, вступила в Старый город. Церкви, магазины и ресторанчики жались здесь друг к другу, будто пассажиры в переполненном трамвае. Молодые чехи и иностранные туристы с рюкзаками за спиной стояли перед пивными и, скучая, покуривали травку.
Торн жил на Конвиктской улице, в одном квартале от секретной тюрьмы на улице Бартоломейской. Во время «холодной войны» службы госбезопасности забрали у церкви монастырь и устроили там пыточные и тюремные камеры. Теперь монахини вернулись на прежнее место, а полиция перебралась в здания неподалеку. Вышагивая по кварталу, Майя поняла, почему Торн обосновался именно здесь. Во-первых, Прага до сих пор выглядела как средневековый город, а Арлекины в массе своей ненавидели все современное. Во-вторых, в городе имелись приличные больницы, хороший транспорт и интернет. Третья и самая главная причина состояла в том, что чешская полиция получила воспитание в эпоху коммунизма. Дав взятку нужному человеку, Торн всегда мог заглянуть в полицейскую картотеку и архивы.
Однажды в Барселоне Майя познакомилась с цыганом, который объяснил ей, почему представители его народа имеют полное право обчищать карманы и гостиничные номера туристов. Когда римляне распинали Иисуса, они приготовили золотой гвоздь, чтобы вбить его Спасителю в сердце. Однако какой-то цыган – по всей видимости, в древнем Иерусалиме тоже жили цыгане – украл этот гвоздь. С тех самых пор Господь позволил цыганам воровать до скончания времен. Арлекины не были цыганами, но Майе показалось, что образ их мыслей отличался ненамного. Торн и все его друзья и соратники обладали высокоразвитым чувством долга и чести, соблюдали строгую дисциплину и были преданы друг другу, но к законам обычных граждан относились с презрением. Арлекины считали, что данная ими клятва охранять Странников оправдывает все убийства.
Майя неторопливо прошла мимо церкви Святого Распятия и взглянула на другую сторону Конвиктской улицы – на дом номер восемнадцать. На первом этаже находилась красная входная дверь, втиснутая между магазином сантехники и салоном дамского белья. В витрине последнего стоял манекен в поясе с подвязками и паре блестящих чулок. На втором и третьем этаже часть окон была закрыта ставнями, а в остальных не горел свет. В домах Арлекинов всегда имелось по меньшей мере три выхода, причем один из них обязательно был потайным. В доме номер восемнадцать имелся парадный вход через красную дверь и запасный выход в задний переулок. Потайной ход, вероятно, вел с верхних этажей в салон дамского белья.
Майя открыла тубус и наклонила его так, чтобы рукоять меча выскользнула наружу на пару сантиметров. Вызов пришел ей в Лондон обычным путем: под дверь сунули светло-коричневый неподписанный конверт. Майя не знала, жив Торн или нет. Если в Табуле выяснили, что девять лет назад она участвовала в том убийстве в отеле, то могли выманить Майю из Англии, чтобы расправиться с ней на чужой территории.
Перейдя улицу, она остановилась перед салоном дамского белья и заглянула в витрину. Майя искала традиционный символ Арлекинов – маску, или кусок ткани с ромбовидным рисунком, или другой знак, который снял бы растущее беспокойство. Часы показывали семь. Майя медленно спустилась на тротуар и на его бетонном покрытии увидела сделанный мелом рисунок. Овал, перечеркнутый тремя прямыми линиями – символическое изображение лютни Арлекина. Если бы знак оставил кто-то из Табулы, он постарался бы, чтобы рисунок сильнее походил на инструмент. Однако набросок, напротив, был очень небрежен и полустерт, словно его от нечего делать нарисовал ребенок.
Надавив кнопку звонка, Майя услышала его жужжание и заметила, что под металлическим козырьком наддверной рамой установлена камера видеонаблюдения. Дверь, щелкнув, открылась, и Майя ступила внутрь. Она оказалась в маленькой прихожей, которая вела к крутой железной лестнице. Дверь за Майиной спиной плавно закрылась, а трехдюймовый засов скользнул обратно в паз. Будто капкан захлопнулся. Майя вынула меч и, поставив гарду поперек клинка, стала подниматься по лестнице. Наверху оказалась еще одна металлическая дверь и еще один звонок. Майя надавила на кнопку, и из маленького динамика раздался электронный голос:
– Будьте добры, образец голоса.
– Иди к дьяволу!
Компьютер проанализировал ее голос, и через три секунды вторая дверь со щелчком открылась. Майя вошла в просторную белую комнату с полированным деревянным полом. Квартира отца была чистой и строгой. Никакой пластмассы. Ничего яркого и искусственного. От входа гостиную отделяла невысокая перегородка. В комнате стояло кожаное кресло и стеклянный кофейный столик с желтой орхидеей в вазе.
На стене висели два плаката. Один рекламировал выставку самурайских мечей в токийском музее изобразительных искусств Недзу. «Путь меча. Жизнь воина». Другой представлял собой репродукцию с картины «Случайная остановка», написанной Марселем Дюшаном в 1914 году. Француз бросил на холст с высоты одного метра несколько веревок, а потом просто очертил их контуры. Как и всякий Арлекин, Дюшон не боролся со случайностями и непостоянством. Он использовал их, чтобы создавать искусство.
Майя услышала звук шагов, и из-за угла показался молодой человек – босой, с обритой головой и немецким пистолетом-пулеметом в руке. Мужчина улыбался, а его оружие смотрело вниз под углом сорок пять градусов. Майя решила, что если он сделает глупость, подняв пистолет, она отступит влево и мечом раскроит противнику лицо.
– Добро пожаловать в Прагу, – сказал он по-английски с русским акцентом. – Ваш отец будет через минуту.
Молодой человек был одет в брюки на шнурке и футболку без рукавов с отпечатанными на ткани японскими иероглифами. Руки и шею незнакомца покрывали многочисленные татуировки. Змеи. Демоны. Изображение преисподней. Майе не требовалось увидеть его раздетым, чтобы понять – перед ней своеобразный ходячий эпос. Арлекины будто намеренно выбирали на службу разных чудаков и оригиналов.
Майя вложила меч обратно в футляр.
– Как тебя зовут?
– Алексей.
– Давно на Торна работаешь?
– Это не работа, – самодовольно ответил молодой человек. – Я помогаю вашему отцу, а он помогает мне. Я учусь боевым искусствам.
– И делает большие успехи, – сказал Торн. Сначала Майя услышала голос отца, а затем и он сам появился из-за угла на электрической инвалидной коляске. Меч Арлекина висел в ножнах на подлокотнике. За последние два года Торн отрастил бороду. Его руки и мышцы груди по-прежнему оставались сильными и заставляли забыть о бесполезных, немощных ногах.
Торн остановил инвалидную коляску и улыбнулся дочери:
– Здравствуй, Майя.
Последний раз она видела отца в Пешаваре, той ночью, когда Линден принес его с гор на северо-западной границе Пакистана. Торн был без сознания, а одежду его друга насквозь пропитывала кровь.
С помощью сфабрикованных газетных статей Табула выманила Торна, Линдена, китайского Арлекина по имени Уиллоу и австралийского по имени Либра в Пакистан, на территорию племен. Арлекинов убедили, что двое местных детей – двенадцатилетний мальчик и его десятилетняя сестра – были Странниками и находились в опасности из-за религиозных фанатиков. В горах четверо Арлекинов и их союзники попали в засаду, устроенную наемниками Табулы. Либра и Уиллоу погибли. Торну в спинной мозг попал осколок, отчего Майиного отца парализовало ниже пояса.
Два года спустя он жил в Праге, держал слугой татуированного чудака, и все шло замечательно. Оставалось только забыть о прошлом и двигаться вперед. В тот момент Майя почти радовалась, что отец стал калекой. Если бы его не ранили, он никогда не признался бы, что попал в засаду.
– Ну, так как ты поживаешь, Майя? – Торн повернулся к русскому. – Мы с дочерью какое-то время не виделись.
То, что он назвал ее дочерью, привело Майю в бешенство. Это значило, Торн вызвал ее в Прагу, чтобы попросить о какой-то услуге.
– Два с лишним года, – сказала она.
- Предыдущая
- 4/99
- Следующая
