Семь футов под килем - Миксон Илья Львович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/29
- Следующая
— Перекусил? — с серьёзной миной спросил Кудров. — Тогда пошли дальше. Куда двинем? К Хагенбеку?
Лёшка решил, что Хагенбек — какой-нибудь нумерованный кайзер, германский царь. Нужны ему эти цари!
— А здесь есть музей Тельмана?
Зозуля хмыкнул:
— Забыл, где находишься, Смирнов?
Ничего Лёшка не забыл. Гамбург — старый центр революционного рабочего движения. Здесь вождь пролетариата Германии поднимал на восстание народ.
— В ФРГ ты, Смирнов, а не в демократической республике. Тут одному «железному канцлеру» монумент стоит, Бисмарку. Вот там, на холме…
— Можно подняться, — предложил Кудров, — вид оттуда хороший.
Лёшка был с фотоаппаратом, отцовским.
На холме узкая асфальтированная дорога перешла в лесную аллею, извилистую и крутую. У вершины деревья и кусты почтительно остановились, словно не решились приблизиться к суровому канцлеру. Вокруг памятника было голое пространство.
Монумент поражал не величием, не искусством зодчих и архитекторов, а размерами: от основания до макушки Бисмарка — с трёхэтажный дом.
Закопчённый гранит цвета парадного нацистского мундира, нарочитая грубость форм подчёркивали резкую, солдафонскую натуру бывшего премьер-министра кайзеровской Германии.
Каменный великан в накинутом на плечи военном плаще тяжело опирался обеими руками на рыцарский меч.
Бисмарк никак не вписывался в кадр фотоаппарата. Лёшка приседал на корточки, отходил в дальний угол площадки — ничего не выходило!
— С косогора спустись немного, — посоветовал Кудров.
На обрывистом склоне — Лёшка открыл рот от неожиданности — росли белоствольные деревца с кружевной зеленью.
Лёшка обрадовался так, словно встретил друзей детства:
— Берёзы!
Позабыв о Бисмарке, он погладил шелковистую кору. Подошли остальные. И каждый прикоснулся к берёзке.
— Как же они попали сюда? — дивился Паша. — Немцы в войну вывезли?
— Берёзы по всему миру растут, — сказал боцман. — Но, конечно, не такие, как дома, на родине.
Возвращались другой дорогой — пологой, сразу перешедшей в улицу. Дома сплошной стеной; на первом этаже пивные, закусочные, крохотные магазинчики: войдут четверо — не повернуться.
Тесная улочка вдруг оборвалась. На открытой зелёной лужайке до войны, наверное, были дома. Неподалёку стояла высоченная церковь, двухцветная: внизу — красный кирпич, верх и купол со шпилем — сизые, будто окисленная бронза.
— На колокольню, что у нас на Владимирской стоит, похожа, — заметил моторист.
— Собор Михаила, — пояснил боцман. — Внутри лифт есть, до самого верха поднимает.
Лёшка, задрав голову, смотрел на открытый балкон с колоннами. «Забраться бы туда и сфотографировать сверху весь Гамбург».
Двери-ворота собора были заперты.
Впереди, справа и слева от широкой улицы, над старыми, в шесть — восемь этажей, зданиями и современными небоскрёбами из стали и стекла возвышались вековые кирхи, остроносые, как ракеты.
Никто на русских моряков не обращал внимания, как на туристов в Ленинграде. Лёшка шагал спокойно и уверенно. Он как-то быстро освоился здесь. Даже не верилось, что это заграница. Надписи только всюду немецкие. Лёшка читал и мысленно переводил их. Получалось!
Улица вывела моряков на просторную и пустынную площадь со станцией метро в центре.
— Отсюда до Хагенбека остановок восемь, — сообщил боцман.
— Погуляем ещё, — попросил Паша. — В универмаг бы какой заглянуть.
— Можно, — согласился штурман Кудров.
— Тогда на Риппербан надо. — И боцман свернул на красивый проспект, тянувшийся до самого горизонта.
Всё здесь было иным, чем в портовом районе. Роскошные отели, рестораны, магазины с зеркальными стёклами во всю стену, надраенная бронза дверных ручек.
«Игрушку Димке купить надо», — подумал Лёшка, и, словно по щучьему велению, сразу же возникла перед ним витрина с пистолетами, ружьями, винтовками. Они лежали, висели, покоились в коробках-футлярах, совсем как настоящие, не отличить!
— Зайдём в игрушечный?
— Какой тебе игрушечный! — обозлился неожиданно для Лёшки боцман. — Доподлинное боевое вооружение. Вон и парабеллум лежит. Меня из такого в сорок четвёртом ранили.
— Вы и в Гамбурге воевали? — спросил Лёшка.
— Нет, наша дивизия только до Дрездена дошла. Там и победу отпраздновали… А этим, фашистам недобитым, потише вести себя надо. Нечего им опять парабеллумами обзаводиться.
Гамбург — почти двухмиллионный город, портовый, торговый, промышленный. Город как город, но люди…
Лёшка пристально приглядывался к встречным, стараясь угадать, кто они: моряки, рабочие, чиновники, бывшие эсесовцы?
По внешнему виду фашиста от нормального человека не отличить. Лёшка пристроился к боцману и не отставал ни на шаг. Туристская беззаботность кончилась. Почему-то вспомнился монумент Бисмарку. Странно он как-то стоит: ни к морю лицом, ни к городу…
— Товарищ боцман, — обратился Лёшка, — отчего Бисмарк спиной к Гамбургу поставлен?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Не к Гамбургу, а к востоку, — вмешался в разговор Кудров. — Символика. Бисмарк неоднократно предупреждал немцев: «Не вздумайте идти войной на Россию!»
— Не дурак был, — с уважением произнёс Зозуля.
Универмаг занимал четырёхэтажное угловое здание.
У входа — маленькое кафе, жевательную резинку на лотках продают всех видов, поштучно и наборами, как шоколадное ассорти.
На первом этаже торговали сувенирами и галантереей. Паша потащил Лёшку с собой: «Ты хоть немножко по-немецки шпрехаешь».
Переводчика из Лёшки не вышло: стоило лишь подумать, что нужно заговорить с настоящими немцами, как из головы мгновенно улетучивались все немецкие слова до единого. Хорошо, что на всех товарах были пластмассовые ценники.
Они купили многоцветные шариковые карандаши и брелочки для ключей, а Лёшка ещё и набор открыток с видами Гамбурга.
На верхние этажи подниматься было уже некогда, хотя Паша и рвался:
— Ничего, обождут малость.
— Нет! — твёрдо заявил Лёшка.
Никто из своих ещё не подошёл.
— Я же говорил! — прошипел Паша. — А-а, ну тебя! Сам сбегаю. Я мигом!
Пашин «миг» затянулся, и ребята куда-то подевались. Лёшке надоело ждать. Он вышел из магазина и стал глядеть на улицу.
Народу было немного, как в рабочие часы на Невском. Машин — негусто, в большинстве грузовые.
Прошло ещё минут пятнадцать. Никто не появился. Лёшка забеспокоился, возвратился в вестибюль, опять вышел. Никого. Не могли же его бросить, забыть о нём! Почему не могли? Запросто даже. Компания большая. Собрались в вестибюле. «Все?» — «Все». И пошли себе…
Неприятно засосало под ложечкой. Мысль о том, что он отстал от своих, привела его в полную растерянность.
Входили и выходили люди. Никто по-прежнему не обращал внимания на Лёшку, но он ощущал теперь, что вокруг него не незнакомые, а чужие, совсем чужие люди, другой мир.
Надо было что-то предпринять. Бежать вслед за ребятами? В какую сторону? Спросить, как проехать к «Ваганову»? Он не запомнил номер причала, а их в порту десятки, если не сотни. И название станции метро не вспомнить.
Бисмарк! Вот кто может выручить. Монумент каждый гамбуржец знает, а от Бисмарка рукой подать до пристани. Там «Сибирь», свои…
Свои… А может быть, они и не покинули его? Ждут, волнуются, ищут по всем этажам.
Лёшка кинулся к эскалатору, но кто-то грубо схватил за плечо и дёрнул назад.
— Хватит, Смирнов, — процедил сквозь зубы боцман.
У Лёшки мгновенно отошли все страхи. Он так обрадовался, что чуть не бросился Зозуле на шею.
— Улыбочки ещё строишь, — процедил боцман и потащил Лёшку за собой.
— Да я…
— Оправдываться потом будешь.
Теперь ничего не страшно, никакие угрозы и наказания. Нашлись, свои нашлись!
Зозуля вывел Лёшку на улицу. Он пошли вокруг здания. Миновали ещё два вестибюля. И там продавали кофе, булочки, жевательную резинку. Как же Лёшка не додумался, что в таком огромном универмаге не один, а много выходов! Растерялся, как таёжный парень, впервые очутившийся в большом городе. Но куда Паша делся?
- Предыдущая
- 8/29
- Следующая
