Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции - Фукуяма Фрэнсис - Страница 20

И здесь причина тому, что социальные, политические и интеллектуальные изменения куда медленнее будут происходить в обществе, где продолжительность жизни существенно выше. При наличии трех одновременно активно работающих поколений молодая когорта всегда будет образовывать незначительное меньшинство, пытающееся докричаться до старших, и смена поколений никогда не будет решительной. Чтобы быстрее приспосабливаться к меняющейся реальности, таким обществам придется устанавливать правила, требующие постоянной переподготовки и "социальной мобильности вниз" на поздних стадиях жизни. Мысль о том, что человек в двадцать лет может приобрести умения и знания, которые пригодятся ему на сорок лет вперед, даже сейчас уже кажется неправдоподобной, если учесть скорость технологических изменений. Мысль, что эти навыки останутся полезными в течение пятидесяти, шестидесяти или семидесяти лет, еще более нелепа. Людям старшего возраста придется сдвигаться вниз по социальной лестнице не только ради переподготовки, но и чтобы освободить место новым силам, поднимающимся снизу. В противном случае к классовым и этническим конфликтам присовокупится вражда поколений, разделяя общество еще одной границей. Убрать стариков с пути молодых — это будет непростая борьба, и в мире высокой ожидаемой продолжительности жизни обществу, возможно, придется прибегнуть к безличным, институционализированным формам эйджизма.

Прочие социальные эффекты продления жизни сильно будут зависеть от того, как именно разыграется гериатрическая революция — то есть останутся ли люди физически и умственно бодры в эти продленные годы или общество будет все больше походить на гигантскую богадельню.

Медики профессионально убеждены, что все, способное победить болезнь и продлить жизнь, является добром по определению. Страх смерти — одна из глубочайших и упорнейших людских страстей, и потому понятно, что мы готовы прославлять заранее любые достижения медицины, позволяющие отодвинуть смерть. Но люди также интересуются и качеством жизни, а не только количеством. В идеале человек хочет не просто жить дольше, но и еще чтобы различные его способности и умения отказали как можно ближе к смерти, и тогда не придется в конце жизни проходить через период беспомощности.

Многие достижения медицины увеличили качество жизни пожилых людей, но многие оказали и обратное действие, удлинив лишь срок жизни и повышая зависимость. Болезнь Альцгеймера — при которой определенные части мозга изнашиваются, что ведет к потере памяти и далее к слабоумию, — хороший тому пример, потому что вероятность ею заболеть увеличивается с возрастом. В 65 лет вероятность заболеть этой болезнью — один из ста, в 85 лет — один из шести^[131]. Таким образом, быстрый рост числа больных болезнью Альцгеймера в развитых странах есть прямой результат повышения ожидаемой продолжительности жизни, продления телесного здоровья без продления сопротивляемости этой страшной неврологической болезни.

На самом деле медицинская технология открыла два периода старости — по крайней мере для людей в развитых странах^[132]. Первый продолжается от 65 лет и иногда за 80, и человек может ожидать в этом периоде здоровой и активной жизни. Оптимистические разговоры о продлении жизни относятся в основном к этому периоду, и действительно, появление новой фазы жизни для большинства людей есть достижение, которым современная медицина вполне может гордиться. Главной проблемой людей этой категории будет постепенное наступление труда на возраст: из простейших экономических соображений будет существовать серьезное давление с целью поднять возраст выхода на пенсию и сохранить в рабочей силе когорту старше 65 лет сколь возможно долго. Этим не подразумевается какая-либо социальная катастрофа: может быть, пожилым работникам придется переучиваться и соглашаться на некоторое движение вниз по социальной лестнице, но многие из них вполне благожелательно отнесутся к возможности вложить в общество свой труд.

А категория вторая, она же вторая фаза старости, создает больше проблем. В этот период, в который большинство людей сейчас входит после восьмидесяти лет, способности атрофируются, и человек возвращается в детство, становится зависимым. Об этом времени человек не любит думать, тем более его переживать, поскольку оно сильно противоречит идеалам личной самостоятельности, весьма для человека дорогих. Увеличение численности первой и второй категории создает новую ситуацию, в которой люди, подходящие к пенсионному возрасту, сталкиваются с ограничением собственного выбора, потому что у них на попечении находятся зависимые от них престарелые родители.

Социальный эффект возрастающей продолжительности жизни будет зависеть от соотношения численности этих двух групп, а оно зависит, в свою очередь, от "равномерности" будущего прогресса продления жизни. Лучший сценарий здесь таков, что новые технологии будут одновременно отодвигать все процессы старения — например, будет открыт общий источник старения всех клеток тела на молекулярном уровне, и замедление этого процесса будет тоже равномерным для всех клеток тела. Отказ различных систем будет происходить в одно и то же время, только позже, и численность категории I будет выше, а категории II — ниже. Наихудший сценарий — крайне неравномерный прогресс, в котором, например, будет найден способ поддержания здоровья тела, но невозможно будет остановить развитие старческого слабоумия. Работы со стволовыми клетками могут дать способы выращивания новых частей тела и органов, как предполагает цитированный во второй главе Вильям Хейзелтайн. Но если не будет параллельно найдено средство от болезни Альцгеймера, эта дивная новая технология лишь позволит большему количеству людей существовать растительной жизнью дольше, чем это возможно сейчас.

Взрывной рост численности категории II может быть назван сценарием "богадельни национального масштаба", когда люди будут вполне рутинно доживать до возраста 150 лет, из которых последние пятьдесят будут находиться в беспомощном состоянии на руках обслуживающего персонала. И, конечно, нет способа предсказать, так это будет, или сработает более счастливый сценарий продления периода категории I. Если молекулярная биология не даст способа отодвинуть смерть, поскольку старение есть результат постепенного накопления повреждений в широком спектре разных биологических систем, то нет причин думать, что дальнейший медицинский прогресс будет идти равномернее, чем это было раньше. Существующая медицинская технология может лишь поддержать жизнь в теле при сильно сниженном качестве этой жизни, и это причина, что в последние годы самоубийства с врачебной помощью, эвтаназия, и такие фигуры, как Джек Кеворкян, оказались в центре внимания в Соединенных Штатах и других странах.

В будущем, вполне возможно, биотехнология предложит нам сделку, в которой продолжительность жизни выменивается на ее качество. И если это предложение будет принято, социальные последствия могут быть весьма серьезными, но оценить их будет очень трудно; малозаметные изменения умственных способностей, например, утрату кратковременной памяти или закоснелость в собственной точке зрения по самой их сути трудно измерить и описать количественно. Упомянутая уже политическая корректность по отношению к возрасту сделает практически невозможной откровенную оценку, как для отдельных лиц, имеющих дело с престарелыми родственниками, так и для общества, старающегося сформулировать общие правила. Чтобы избежать даже намека на дискриминацию пожилых людей или предположения, что их жизнь в чем-то менее ценна, чем жизнь молодых, всякий, кто пишет о будущем старения, ощущает необходимость с неубиенным оптимизмом вещать, будто прогресс медицины не просто продлит жизнь, но и качество этой продленной жизни будет превосходным.

Особенно это заметно по отношению к сексуальности. Согласно одному автору: "Один из факторов, подавляющих с возрастом сексуальность, это, несомненно, промывка мозгов, от которой нигде не скрыться и которая утверждает, что с возрастом сексуальная привлекательность падает"^[133]. Ах, если бы все дело было только в промывке мозгов! К сожалению, есть хорошие дарвинистские причины, по которым сексуальная привлекательность связана с молодостью, особенно у женщин. Эволюция создала сексуальное желание для поощрения размножения, и немного есть селективных причин для людей испытывать сексуальное влечение к партнерам, вышедшим из расцвета репродуктивного возраста^[134]. Следствие из этого таково, что через пятьдесят лет общество в развитых странах может стать "постсексуальным" в том смысле, что большинство членов этого общества не будут включать секс в верхние строчки списка важных дел.