Тонкая темная линия - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 13
- Предыдущая
- 13/104
- Следующая
– Что сделано, то сделано, и мы с этим справимся, помощник, – закончил Ноблие с таким видом, словно это Анни нарушила закон. – Дело в том, что мы бы разобрались с этой ситуацией лучше, если бы ты действовала со мной заодно. Понимаешь, о чем я?
Анни промолчала. Не стоило напоминать, что ей не позволили быть с ними заодно, а просто захлопнули дверь у нее перед носом, исключили из дела, словно она была посторонней. Теперь Анни не знала, что лучше – быть выброшенной из дела или участвовать в сговоре.
– Я не хочу, чтобы ты говорила с журналистами, – продолжал Ноблие, обходя стол и устраиваясь в большом кожаном кресле. – И ни под каким видом ты не должна говорить с Кадроу. Поняла меня?
– Так точно, сэр.
– «Никаких комментариев», вот что ты должна отвечать. Справишься?
– Да, сэр.
– И что важнее всего, я не хочу, чтобы ты говорила с Маркусом Ренаром. Уяснила?
– Да, сэр.
– Ты была не на дежурстве, поэтому не слышала сообщения о грабителе в этом районе. Ты случайно наткнулась на них и вмешалась в ситуацию. Так все было?
– Да, сэр, – прошептала Анни, ощущение тошноты поднималось у нее в желудке, словно дрожжевое тесто. Ноблие минуту молча смотрел на нее.
– Откуда Кадроу узнал, что ты пыталась арестовать Фуркейда? Он уже с тобой говорил?
– Адвокат оставил сообщение на моем автоответчике утром, пока я бегала.
– Но ты с ним не говорила? – уточнил шериф.
– Нет.
– Ты говорила Ренару, что арестовала Фуркейда?
– Нет.
– Ты говорила с Фуркейдом в присутствии Ренара?
– Ренар был без сознания.
– Значит, Кадроу блефует, мерзкий сукин сын, – пробормотал себе под нос Гас. – Ненавижу его. Мне плевать, что он умирает. Лучше бы этот паразит поторопился и освободил нас от себя. Ты написала рапорт?
– Еще нет.
– И не пиши. Если ты начала что-то записывать, все порви.
– Но Ренар выдвинет обвинения…
– Но это не значит, что мы должны облегчать ему жизнь. Давай, запиши его жалобу, составь предварительный рапорт, но не упоминай об аресте Фуркейда. Этого не было. Оставь свои инициалы на рапорте и принеси бумаги ко мне в кабинет. Я персонально буду заниматься этим делом, – добавил он, словно уже репетируя фразу для будущего официального заявления. – Чудом избежавший наказания преступник пытается оговорить моего сотрудника. И не надо так на меня смотреть, Бруссар. – Шериф обвиняюще ткнул в нее пальцем. – Мы не делаем ничего, что Кадроу не сделал бы для ублюдка, чьи интересы он представляет.
– Значит, мы ничем не лучше их, – тихо сказала Анни.
– Черта с два, – возразил Ноблие, протягивая руку к телефону. – Мы хорошие парни, Анни. Мы работаем на Правосудие. Просто оно не всегда хорошо видит из-за этой своей повязки на глазах. Ты свободна, Бруссар.Женская раздевалка в офисе шерифа округа Парту изначально была кладовкой. Когда в шестидесятых годах это здание строилось, женщины в департаменте не работали, и не видящие дальше своего носа шовинисты не предусмотрели такой возможности. В результате у мужчин-полицейских в раздевалке был душ и просторная комната отдыха, а их коллеги-женщины довольствовались бывшей кладовкой для швабр. Раздевалка имела неприглядный вид – голая лампочка под потолком, четыре узких металлических шкафчика, дешевенькое зеркало без рамы над крошечной фаянсовой раковиной.
Когда Анни впервые пришла на службу, кто-то проделал дырку из мужской раздевалки в футе слева от зеркала. Теперь Анни периодически осматривала комнату на предмет новых дырок и замазывала их шпаклевкой, которую хранила в своем шкафчике вместе с шоколадными батончиками. Она была единственной женщиной – помощником шерифа, которая пользовалась раздевалкой регулярно, и единственной женщиной – патрульным офицером. Анни считала эту комнату своей собственной и попыталась как-то украсить ее. Она принесла искусственную пальму в горшке и обрезок ковра, чтобы прикрыть цементный пол.
Анни села на складной стул и посмотрела на папку, лежащую у нее на коленях. Она слишком далеко зашла, когда прошлой ночью напечатала рапорт об аресте Фуркейда. Когда она села дома за машинку и изложила все черным по белому, у нее появилось ощущение хотя бы минимального контроля над ситуацией. Поздно ночью к ней пришло и минимальное чувство уверенности. А утром шериф Ноблие уничтожил и то и другое. Он хотел, чтобы Анни солгала и составила фальшивый рапорт.
– И всем, кроме меня, ситуация кажется нормальной, – пробормотала Анни себе под нос.
Ей стало тревожно, неуютно, во рту появился горький привкус. Она вышла из раздевалки и пошла по коридору.
Сержант Хукер многозначительно округлил глаза, когда Анни прошла мимо стойки дежурного:
– Посмотрим, сможешь ли ты сегодня арестовать преступников, Бруссар.
Анни не стала ему отвечать, но, расписываясь в книге ухода, заметила:
– В три часа я должна быть в суде.
– Да что ты говоришь? И как, ты выступаешь за нас или против?
– Дело Ипполита Граньона, грабеж, – невозмутимо ответила она.
Хукер хмуро посмотрел на нее своими поросячьими глазками.
– Твой рапорт должен быть на столе у шерифа к полудню.
– Да, сэр.
Ей следовало бы отправиться в кабинет и немедленно написать отчет, но она не в состоянии была сделать это сейчас. Анни вышла из здания и вдохнула влажный воздух.
Дождь кончился к пяти утра. Анни пролежала всю ночь без сна, прислушиваясь к шуму ливня, бьющего по крыше. Наконец она отказалась от мысли заснуть, заставила себя встать и поработать с гантелями и штангой, придававшими второй спальне в ее доме такой экзотический вид.
Делая зарядку, она наблюдала, как занимается заря над бухтой Ачафалайя. Иногда по утрам солнце напоминало огненный шар, а небо приобретало такие яркие оттенки розового и оранжевого, что казалось, оно плавится. Этим утром его закрывали тяжелые угольно-серые облака, предвещающие грозу.
Анни подумала, что буря ее вполне бы устроила. Правда, не стоило забывать и о том, что весенняя гроза отгремит и забудется, а с переделкой, в которую она попала, этого не случится.
– Помощник шерифа Бруссар, не могли бы вы уделить мне минуту?
Анни резко обернулась на звук низкого приятного голоса. Ричард Кадроу прислонился к стене здания, запахнув полы своего просторного плаща, словно эксгибиционист, притаившийся на школьном дворе.
– Прошу прощения, но у меня нет времени, – быстро проговорила Анни, сходя с тротуара и направляясь через стоянку к патрульной машине.
– Рано или поздно вам придется поговорить со мной, – адвокат шел за ней по пятам.
– Пусть лучше поздно, мистер Кадроу. Я на службе.
– Вашу службу оплачивают налогоплательщики. Должен ли я напомнить вам, мисс Бруссар, что я и сам аккуратно плачу налоги, финансируя жиры Огюста Ноблие и, следовательно, с технической точки зрения, я тоже являюсь вашим работодателем?
– У меня нет времени на дискуссию. – Анни отперла дверцу машины, другой рукой придерживая папки, блокноты и книжку со штрафными квитанциями. – Сержант будет недоволен, если я не справлюсь с работой.
– Сержант? Или шериф Ноблие – за то, что вы со мной беседовали?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – солгала Анни, пытаясь открыть дверцу машины.
– Я могу вам помочь? – Кадроу галантно протянул руку.
– Нет, – резко бросила Анни, уклоняясь.
От резкого движения папки и квитанции полетели на землю. Из дела Ренара вывалилось все содержимое. Анни в панике нагнулась, судорожно хватая документы, пока они не разлетелись на ветру. Кадроу присел на корточки и протянул руку к блокноту с записями, столь же привлекательными для адвоката, как кружевное белье для донжуана. Анни выхватила блокнот у него из-под руки и тут же увидела, как его худая, испещренная венами рука потянулась к постановлению об аресте, которое она не подшила в дело и не отправила в бумагорезку.
Анни рванулась вперед, схватила документ и поспешно скомкала его. Она прижала собранные бумаги к груди, неловко поднялась и попятилась к открытой двери патрульной машины.
- Предыдущая
- 13/104
- Следующая
