Тайна царского фаворита - Хорватова Елена Викторовна - Страница 11
- Предыдущая
- 11/63
- Следующая
Я затаилась за своей дверью, как мышь под метлой, чувствуя, что кровь приливает к щекам. Валентин тоже почему-то молчал, зато речь поручика текла прямо как полноводная река:
– Сейчас милая Елена Сергеевна состоит в четвертом браке, и я бы предположил, что он-то, наконец, заключен ради удовольствия и житейских радостей, ведь говорят, что господин Хорватов – человек с очаровательными манерами и большой любовью ко всему прекрасному. Но его лицо, к несчастью, было ужасающе изуродовано редкой формой какой-то страшной тропической оспы… Вероятно, у дамочки несколько извращенные вкусы, если она увлеклась этим Квазимодо. Правда, я слышал, что некий петербургский профессор, светило пластической хирургии (есть такое новое направление в медицине, пришедшее к нам из Америки, кстати, имей в виду!), буквально вылепил для господина Хорватова новое лицо. Но все равно, всех шрамов и рубцов скрыть не удалось…
В этот момент поручик вдруг замолчал так резко, словно подавился собственным языком, а из-за двери донесся треск плотной ткани – похоже, кого-то схватили за грудки, и я даже догадывалась, кого именно…
– Послушай, Кривицкий, я советую тебе хорошо запомнить следующее, – раздался тихий голос Салтыкова, в котором тем не менее явно читалась сдержанная ярость. – Во-первых, тот первый муж Елены Сергеевны, которого ты считаешь ее большой ошибкой, был моим близким другом, и я советую об этом не забывать, во-вторых, я никому не позволю распускать грязные сплетни об уважаемой женщине, так что будем считать, что ты ничего не говорил, а я ничего не слышал. Но если ты намерен продолжать обсуждение подобных тем со мной или еще с кем-либо, я буду вынужден стреляться, чтобы это пресечь. Я, знаешь ли, весьма щепетилен в вопросах чести. Можешь прислать ко мне своих секундантов.
– Ну что ты, Валентин, успокойся! – залебезил поручик. – Я беру все свои слова назад. Да и что такого я сказал? Просто вспомнил какие-то досужие байки, на которые и внимание обращать нечего. Я вовсе не хотел никого обидеть и тем более как-то задеть честь дамы. Видишь ли…
После этого голоса в коридоре стихли, видимо, господа офицеры отправились продолжать разговор в другое место. А я так и осталась в своей спальне со шляпной коробкой в руках и в полном смятении чувств. Что ж, хотела удовлетворить свое любопытство – вот и результат! Получите, мадам!
Нет, я не так уж зависима от чужого мнения, тем более от мнения какого-то армейского фертика, но все же… Услышав о себе такое, никто не пришел бы в радостное расположение духа. Наверное, слабая, ранимая женщина, воспитанная на дамских романах, могла бы ощутить, что ее сердце разбито.
Впрочем, мое сердце, закаленное в житейских передрягах, отличается особой выносливостью и разбить его не так уж легко. Приятно думать, что сила моего духа подобна гранитной скале, ударяясь о которую, рассыпаются сплетни и злопыхательские инсинуации.
А этот поручик Кривицкий – просто душка! Веселый такой, жизнерадостный, не чужд любознательности, из него получился бы прекрасный разбойник с большой дороги. Не знаю, от чего он лечится здесь, в Гиреево… На мой взгляд, он неизлечимо болен душевной черствостью, а скверными манерами захворал еще в детстве, и теперь процесс перешел в хроническую форму.
Однако, бог с ним, меня ждут обязанности – пора навестить Анну Чигареву и посмотреть, как там дела, в ее обители скорби…
Чтобы сократить себе путь, я прошла до Привольного напрямик, через лес. Мне не так уж часто удается побродить по лесным дорожкам и подышать хвойным воздухом. Для горожан это большая роскошь. А ведь все врачи утверждают, что пешие прогулки на свежем воздухе чрезвычайно благотворно влияют на здоровье. Так нужно же мне извлечь из этой поездки хоть какую-то пользу для себя лично!
Оказалось, что Аня гуляет в усадебном парке. Милая старушка, похожая на прижившуюся в доме няню, объяснила мне, как туда пройти. Обойдя обширный заросший пруд, я издали увидела огромное гранитное надгробие (довольно редкое украшение для подмосковных парков). Возле камня в позе кладбищенского мраморного херувима застыла молодая вдова.
– Здравствуй, Анечка, – окликнула я – Прости, что нарушаю твое уединение…
Аня повернула ко мне лицо, и я замолчала, потому что комок встал у меня в горле. Конечно, вдова должна быть скорбящей и кроткой, но, ей-богу, двадцатилетняя красавица с погасшим взглядом, с опухшим от постоянных слез лицом, да еще облаченная в глубокий траур и просто-таки олицетворяющая собой ходячий памятник усопшим – это кощунственное зрелище. К тому же она привлекала внимание своей откровенной неприкаянностью, и это очень бросалось в глаза. Просто высохшая былинка, которую вот-вот унесет ветром…
Не без труда справившись с волнением, я хотела было сказать, что, оказавшись в здешних местах по делу, решила по-соседски навестить Аню… ну и все прочее, что могло бы придать моему непрошеному визиту ритуальную благопристойность, но Анюта кинулась ко мне на грудь и залилась слезами, повторяя, что меня послал сам Бог.
– Леля, какое счастье, что ты приехала! Ты всегда была мне как сестра, а сейчас я рада тебе просто как никогда. Мне так плохо, кажется, я схожу с ума! Ты ведь поживешь у меня? Хотя бы немного, а? Я больше не вынесу этого одиночества и страха. Меня стали тревожить видения…
Я сперва не придала особого значения ее словам о призраках – Аня явно страдала глубокой депрессией, а во время депрессий людям часто что-нибудь мерещится. Кто голоса слышит, а кого фантастические видения беспокоят.
Но я ведь для того сюда и пожаловала, чтобы помочь! Попытаюсь как-то ее отвлечь и настроить на более светлые мысли. Только бы удалось нащупать необходимую тонкую грань между сочувствием и жизнелюбием…
Узнав, что я временно поселилась в соседнем Гиреево, где в отсутствие хозяйки наблюдаю за порядком в санатории для раненых фронтовиков, Аня с новой силой принялась уговаривать меня переехать в Привольное.
– Лелечка, согласись, ведь тебе здесь будет намного удобнее, чем в Гиреево. Как женщина может чувствовать себя в доме, битком набитом военными? Это же все равно что казарма. Любая дама обязательно будет ощущать дискомфорт в таких условиях! Но ведь за порядком в санатории можно следить и отсюда, из Привольного. Будешь по утрам отправляться в свое Гиреево, заниматься делами санатория, а к обеду возвращаться обратно… И я тоже смогу тебе во всем помогать. Правда-правда! Только, пожалуйста, поживи у меня. Я боюсь оставаться тут одна, – Аня замолчала, оглянулась и продолжила совсем тихо, еле слышным шепотом: – Хотя в том-то и дело, что я здесь не одна – в моем доме обитают некие существа.
Видимо, эти существа и являлись Ане в ее видениях. Похоже, бедняжка всерьез верит, что обладает возможностью общаться с потусторонним миром…
Каких-нибудь пару дней назад, услышав подобное, я, смеясь, припомнила бы поучительную историю из детской книжки о банде злых домовых, обитавших в подвале у бедной старушки (где вредные существа скорее всего ловко маскировались под клубни картофеля), и провела бы забавные параллели с Аниным рассказом. Попустительства в общении с вредоносными духами допускать нельзя. Пришельцам из мира иного не вредно дать понять, кто в доме хозяин… Но теперь я уже не рисковала шутить на столь деликатную тему – ей-богу, у меня самой в этих местах не раз возникало ощущение чьего-то незримого присутствия. Словно кто-то стоит за спиной и сверлит взглядом твой затылок, а обернешься – пустота, лишь незримые тени тают в дымке…
К вечеру я перевезла свои вещи в мрачный дом Анны Чигаревой. В окна столовой, где мы засиделись за самоваром, заглядывали деревья парка. При снисходительном вечернем освещении заросший бурьяном парк с грязным прудом уже не казался таким запущенным.
Перед сном мы с Анютой коротали время за беседой, тема которой показалась бы небезынтересной любителям демонологии, спиритам, мистикам и членам теософских обществ, а также рифмоплетам-неврастеникам.
- Предыдущая
- 11/63
- Следующая
