Магия черная, магия белая - Хорватова Елена Викторовна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/69
• Следующая

– Почему ты о нем спрашиваешь? – поинтересовалась Нининсина.

Пришлось откровенно рассказать, что этого, «брюнетистого», бабушкино зеркало представило ей в ответ на просьбу: «Покажи того, кто сейчас думает обо мне!» А потом он неожиданно встретился у гроба бабули…

Стоило только объяснить это, как сидящие за столом принялись испуганно переглядываться.

– Если мы поняли тебя правильно, то ничего хорошего эта встреча тебе не сулит, – грустно заметила Кика. – Это известный маг и. чародей, обладающий черной силой и крайне мерзким характером. Лучше бы тебе с ним больше не встречаться…

– Лучше бы, не лучше бы, – хмыкнула Валька. – Терпеть не могу такие неопределенные пожелания. Все должно быть четко и ясно! Если этот хмырь заинтересовался Риткой, нужно, во-первых, узнать, из-за чего собственно, а во-вторых, наложить заклятие забвения, чтобы у него все из башки выветрилось…

– Как все просто! – скептически хмыкнул господин Буртининкас. – Тебе, милая барышня Хлёкк, давно пора привыкнуть, что мир не прост и не всегда можно найти однозначное решение даже для пустяковой проблемы. А это – вовсе не пустяк.

Его балтийский акцент делал каждое слово особенно значительным, и дамы, сидящие за столом, сочли нужным прислушаться.

– Ты уже составил космограмму, старый хрыч? – грубовато, но беззлобно спросила Нининсина. – Ты смотрел на звезды и узнал, что ждет нашу девочку?

– Да, – сдержанно ответил Буртининкас. – Если угодно, то космограмму я составил. Но не уверен, что нужно доводить до сведения…

– Не увиливай, дед! Не зли меня! – влезла Валька. – А ну выкладывай, что там нарисовалось…

– Вы, валькирии, всегда отличались грубостью нравов. Потому вам и не везет в личной жизни, несмотря на то что вы всегда крутитесь в мужском обществе. Всем мужчинам нравятся нежность и доброта, и никто не захочет видеть вместо жены ефрейтора, в юбке…

– Ефрейтора?! Да чтоб твои сыновья всю жизнь в ефрейторах прослужили! – взорвалась Валька, которой старик Буртининкас, видимо, наступил на больную мозоль. – Это сейчас я всего лишь прапорщик, исключительно силой обстоятельств! А в Отечественную, к слову сказать, была подполковником!

– Подполковником ты была, – хмыкнул колдун. – Не только под полковником, но и под генералом… В качестве походно-полевой жены…

– Убью! – заорала Валька, пытаясь вцепиться в редкую растительность, окружающую лысину на голове Буртининкаса, – Я воевала! Я фашизм ненавижу! У меня боевых вылетов больше, чем у тебя волосенок на плешивой башке! Наш женский полк называли «ночные ведьмы», такой ужас мы наводили на противника! А личную жизнь не трожь! Убью гада!

Но старый колдун, видимо, успел поставить магическую защиту вокруг своей персоны, и Валька билась словно о невидимую стену, в тщетных попытках уязвить его.

– Эрик, вы и правда слишком уж… Переходите все границы. Нельзя так издеваться над чужими чувствами! – подала голос Кика, вставшая на защиту бледной от бешенства Вальки. – Война – не повод для иронии. Я уж не говорю о том, что вообще не ожидала от вас такой пошлости. Как не стыдно!

– Защиту на себя поставил, карлик поганый, цверг долбаный! – голосила Валька. – Правильно вас, цвергов, Зигфрид давил в свое время! Мерзкое племя вы, гномы! Сейчас я твою защиту дурацкую разнесу в клочья, и вспомнишь у меня «Песнь о Нибелунгах», жаба речная! За все ответишь!

И в руке Вальки вдруг, откуда ни возьмись, появился старинный меч, которым она рассекла воздух перед самым лицом старика Буртининкаса.

Теперь пришла его очередь смертельно побледнеть – видимо, против меча валькирии его защита была бессильна. От ужаса его лоб покрылся мелкими, как бисер, капельками пота, но все же прекратить ссору и извиниться было выше его сил. Он продолжал верещать, рассчитывая в любом случае оставить последнее слово за собой:

– Фашизм она ненавидит! Как же! А истреблять нас, мудрых цвергов, – это не фашизм? Зигфрид для нее герой! То-то Адольф Гитлер так Зигфрида почитал, что родственную душу в нем видел. Уберите от меня эту фурию! Она проповедует чуждую идеологию!

– А ну тихо! – неожиданно властно рявкнула Нининсина. – Замрите все!

И тут же Валька, взмахнувшая мечом, отпрянувший от нее Буртининкас и даже Кика с вытаращенными от возмущения глазами неподвижно, словно изваяния, замерли в тех самых позах, в каких настиг их крик Нининсины.

– Позор, какой позор! – Маленькая сухая старушка прогуливалась между ними, словно между статуями в петербургском Летнем саду, и строго отчитывала: – Вы что, забыли, что здесь поминки и вы оскорбляете память нашей дорогой ушедшей подруги? Постыдились бы ее молодой наследницы! Что она о вас подумает? Исчадья ада, вырвавшиеся на волю, не иначе! Надо уметь властвовать над собственными эмоциями и не давать воли дурному характеру, если уж претендуете на особую роль в этом мире.

Нининсина взмахнула рукой и произнесла несколько слов на неизвестном языке. По лицам живых изваяний разлилось неземное блаженство, но никто из них даже не сдвинулся с места.

– Это такое древнее ассирийское заклятие, – объяснила Нининсина оторопевшей Маргоше. – Включает в себя не только элемент забвения, но и блаженно-успокоительный компонент для полного восстановления нервной системы…

– Элемент забвения? Они что, потеряли память? – испугалась Маргоша. – У них теперь амнезия?

– Ах, деточка, амнезия – это такая латиноамериканская болезнь исключительно для использования в сюжетах мексиканских сериалов. Это там действующие лица, чуть что, теряют память и долго, нудно, серий так тридцать, выясняют у окружающих, кто они такие и откуда взялись. А заклятие забвения насылается, чтобы удалить из памяти локальный сегмент, в данном случае – воспоминания о дурацкой ссоре. Конечно, наши друзья очень разные, каждый со своим сложным характером и неординарным жизненным опытом, и у них часто возникают ссоры из-за отсутствия взаимопонимания… А потом, мы все так долго живем в России, что успели привыкнуть к здешним нравам. Тут ведь ни свадьба, ни поминки почти никогда не обойдутся без ссоры и драки… Однако некоторые туземные обычаи перенимать вовсе даже незачем.

Маргарита призадумалась, не обидеться ли ей за Россию и россиян: это тетя Нина здесь долго живет, а для Маргоши это родина…

Но тетя Нина отвлекла ее от неприятных размышлений.

– Пойдем-ка, – заговорщицки подмигнула она, – я тебе кое-что покажу. Пока наши голубчики истуканами застыли, самое время немножко посекретничать.

И подвела Маргошу к массивному шкафу.

– Открывай!

Распахнув дверцы, Маргоша увидела ряд элегантных бабушкиных блузок, аккуратно развешанных на деревянных плечиках. Ничего не понимая, она нетерпеливо взглянула на тетю Нину: так где же, дескать, обещанный секрет?

Нининсина сдвинула тонкие блузки в сторону, и оказалось, что задняя стенка шкафа представляет собой дверь, ведущую неизвестно куда.

– Открывай, – повторила Нининсина таким же загадочным голосом.

Маргоша шагнула в шкаф и толкнула загадочную дверь. Та не открывалась.

– Во-первых, скажи ей: «Впусти хозяйку!», а во-вторых, тяни на себя, а не толкай, – подсказала Нининсина.

После заветного слова о хозяйке дверь легко открылась. За ней обнаружилась довольно просторная комната, освещенная каким-то невидимым источником света.

– Как же так? – удивилась Маргоша. – По квартирным документам, подготовленным в БТИ, здесь не должно быть никакой комнаты… Ведь это еще лишние метров двадцать жилплощади!

– Правильно Булгаков писал, что квартирный вопрос москвичей испортил! – фыркнула тетя Нина. – Ты как-никак в доме ведуньи и сама уже превращаешься в ведунью, а потому •должна понять, что пространство можно смело перекраивать по собственному вкусу и потребностям. Двадцать метров жилплощади! Придет же такое в голову, когда я тебе собираюсь открыть магические тайны твоей бабушки, дурочка!

Пристыженная Маргоша замолчала, а Нининсина шагнула в дверь и поманила начинающую ведьму за собой.

• Предыдущая
• 21/69
• Следующая