Замок Менфрея - Холт Виктория - Страница 18
- Предыдущая
- 18/64
- Следующая
— А ты совсем не изменилась, Фанни.
— Те деньки, когда и я росла, давно уж миновали. А у нас такие новости… вы проведете эти каникулы в Лондоне. — Она немного испуганно поглядела на меня: — Что вы собираетесь делать?
— Что-то случилось? — спросила я. Фанни мрачно кивнула.
— О, Фанни, что же?
— Ваш отец снова женился.
— На ком?
— Подождите, моя леди, сами увидите.
— Увижу ее здесь… в доме?
— О да. Ваш отец не мог дождаться, когда представит вас мачехе. Он думает, что все должны быть от нее в таком же восторге, как и он.
— Он… в восторге!
— Я же вам сказала.
— Но… он, по-моему, вообще не способен на такие чувства.
— Ну, во всяком случае, по поводу этой белобрысой дурочки он их испытывает, говорю вам.
— Фанни, я ничего подобного и представить себе не могла.
— Я так и думала. Потому и предупредила вас. Вы должны подготовиться… так мне казалось.
Фанни взяла мою сумку, и мы направились к карете.
— Фанни, когда это случилось? — спросила я, когда мы устроились на сиденье.
— Три недели назад.
— Но отец ничего об этом не говорил.
— Он ведь никогда не считал нужным посвящать вас в свои планы, разве нет, уточка моя?
— Это все произошло неожиданно… да?
— Ну, я думаю, какое-то время он за ней ухаживал. Он изменился. Одна из горничных утром слышала, как он поет. Когда она нам рассказала, мы решили, что она тронулась. Но это была правда. Любовь — удивительная штука, мисс Хэрриет.
— Вот уж действительно, если она пришла даже к моему отцу.
Фанни взяла меня за руку.
— Он изменился, — предупредила она.
— В любом случае это к лучшему, — отозвалась я. — Потому что хуже уже быть не может, верно?
Я потом и правда заметила, что отец изменился. Но, впервые увидев свою мачеху, я могла только поразиться нелепости этого союза.
Едва мы подъехали к дому, миссис Трант, выйдя нам навстречу, велела мне немедленно подняться в библиотеку, где меня ожидают мой отец и леди Делвани.
Ступив на порог этой комнаты, я ощутила, как изменилась атмосфера в доме. «Ничего, — подумала я, — уже не будет как прежде. Прежние времена ушли безвозвратно». Леди Делвани сидела у камина в кресле. Это была молодая женщина, миниатюрная, со светлыми пышными волосами, румяным круглым личиком и светло-голубыми глазами — такими большими, что она все время казалась испуганной. Возможно, она и правда испугалась — при виде меня. Она была одета в белое и розовое, и я в первый же момент подумала, что она похожа па кусок роскошного торта, вроде тех, которые наша кухарка готовила, когда отец устраивал очередной прием. В ее волосах красовалась розовая лента, по платью шла белая и розовая отделка; если добавить к этому напудренное лицо и осиную талию, то я никогда еще не встречала дамы, которой эпитет «фарфоровая куколка» подходил бы больше.
Но отнюдь не она представляла самое потрясающее зрелище в этой комнате. Его представлял мой отец. Я и подумать не могла, что когда-нибудь увижу его таким. Его глаза стали синее и сияли, как в те минуты, когда он упражнялся в остроумии со своими друзьями-политиками.
— Хэрриет, — сказал он, поднимаясь и подходя ко мне. Он взял меня за руку, а другую положил мне на плечо — выражение нежности, которой он никогда не позволял себе в отношении меня. — Я хочу познакомить тебя с твоей… мачехой.
Очаровательное создание закрыло лицо руками и пробормотало:
— О, это звучит так ужасно.
— Ничего подобного, моя любовь, — отозвался отец. — Вы с Хэрриет станете друзьями.
Дама встала и подняла на меня свои огромные голубые глаза — она была даже ниже меня ростом.
— Вы так думаете? — дрожащим голосом спросила она.
Я поняла, что она боится меня! Или притворяется, что боится.
— Разумеется, — сказала я. Никогда мне не удавалось порадовать своего отца, а теперь он нежно улыбался мне.
— Я так рада, — пискнула дама.
— Ну вот! — воскликнул отец. — Я же говорил, что бояться нечего, ведь так?
— Да, Тедди, ты говорил.
Тедди? Вот это новость. Тедди! Какая нелепость! Но больше всего меня поразило, что отцу это нравилось! Что за чудо совершила эта куколка?
— И я оказался прав.
— Тедди, дорогой, ты сам знаешь, что ты — всегда прав.
Она улыбнулась, показав ямочки на щеках, и он улыбнулся ей в ответ, глядя на нее так, словно она была чудом света. Мне казалось, что я попала в один из своих снов: они были так счастливы друг с другом, что позволили частичке своего блаженства излиться и на меня.
— Ты удивлена…Хэрриет. — Он словно застеснялся, произнося мое имя.
— Я понятия не имела… Это для меня такой сюрприз.
— Ты не предупредил ее! О, Тедди, какой же ты непослушный! Я ведь действительно мачеха. Ты представь только! Считается, что мачехи — ужасные создания.
— Но вы наверняка будете доброй мачехой, — сказала я.
Похоже, отца тронули мои слова. И я подумала: как же могло случиться, что я совсем не знала его раньше?
— Спасибо тебе…Хэрриет.
Отец всякий раз делал паузу, прежде чем произнести мое имя, словно боялся его выговорить.
— Вот уж действительно мачеха! — воскликнул он. — Ты старше Хэрриет на шесть лет.
Она слегка надулась и сказала:
— Ну, я изо всех сил постараюсь быть хорошей мачехой.
— На самом деле, — заметила я, — я уже взрослая, и мне не нужна мачеха, так что лучше вместо этого станем друзьями.
Дама в экстазе всплеснула руками, а мой отец выглядел польщенным.
— У вас будет время получше узнать друг друга, пока у Хэрриет каникулы, — сказал он.
— Это, — провозгласила Дженни, — просто чудесно.
Оказавшись в своей комнате, я закрыла дверь и осмотрелась, ожидая, что и здесь все изменилось. Но тут все осталось по-прежнему: те же стены, которые видели так много моих детских страданий; сюда я пришла, подслушав те жестокие слова тети Клариссы, и строила планы побега; здесь я частенько плакала перед сном, потому что искренне считала, что я — уродлива и никто меня не любит. Здесь же висела картина с изображением мученицы, которая всегда меня пугала, когда я была маленькой: молодая женщина, по грудь в воде, прибита к столбу; ее руки связаны вместе так, словно она молится, а глаза устремлены к небу. Зачастую эта картина становилась причиной моих ночных кошмаров, пока Фанни не объяснила мне, что женщина на картине счастлива умереть, потому что она умирает за свою веру, и что скоро, когда поднимется прилив, все будет кончено, потому что вода покроет ее с головой. Остались на месте и маленький книжный шкаф со старыми книжками, которые я в детстве так любила, и даже копилка, из которой я вытряхивала шиллинги и шестипенсовики, чтобы купить билет в Корнуолл. Это была все та же комната, где меня держали на хлебе и воде в наказание за очередной проступок и где я старательно учила задания или переписывала строчки из Шекспира в качестве епитимьи.
Та же комната — но дом стал другим. Печали моего отца, тоска, терзавшая его на протяжении многих лет, которые окутывали все здесь, словно спали — или, точнее, их сорвали и отбросили ловкие пальчики легкомысленного вида девушки, похожей на кусок торта, которая была моей мачехой.
Я принялась изучать свое отражение в зеркале на туалетном столике. Да, я изменилась. Те крупицы доброты, которые перепали мне от отца, разгладили привычную складку между бровей. Я пообещала себе, что постараюсь выглядеть более привлекательной. Гвеннан была права, когда говорила, что я сама напоминаю людям о том, что некрасива, — собственным отношением к себе и к ним.
Я радовалась счастью других. Я начала верить, что могу изменить себя, ибо увидела, как изменился отец с появлением Дженни. Это было поразительное открытие.
Проходили дни, а мое изумление только росло. Отец не то чтобы допускал меня в круг их взаимных привязанностей, но, во всяком случае, не хотел совсем закрывать его от меня. Похоже, для полного счастья ему требовалось, чтобы я приняла Дженни, а Дженни — меня. Полагаю, что прежняя Хэрриет — обиженный ребенок, которым я была, — могла бы отказать ему в том, чего он так хотел. Но с тех пор, как я танцевала на балу в платье цвета топаза, с тех пор, как Бевил ясно дал мне понять, что находит меня привлекательной, я изменилась. Сердце мое смягчилось, я уже не жаждала мести, а, наоборот, желала нравиться.
- Предыдущая
- 18/64
- Следующая
