Принц-странник - Холт Виктория - Страница 21
- Предыдущая
- 21/77
- Следующая
– Госпожа Уотер! – сказал сэр Генри, нагибаясь к ее руке.
– Добро пожаловать в Голландию, сэр Генри!
– Мне страшно не хотелось из Франции перебираться в эту страну, – сказал он, многозначительно глядя на нее, – но если бы я знал, что встречу здесь вас, госпожа Люси, от моих колебаний не осталось бы и следа.
– О, при французском дворе мужчины в два счета становятся льстецами, сэр Генри.
– Не совсем так, Люси. Они просто учатся ценить красоту и не сдерживать свое восхищение при ее виде.
Люси сделала Энн знак, чтобы та ушла. Горничная вертелась вокруг, а Люси вовсе не хотелось, чтобы ей сейчас напоминали о ее любовнике-монархе. Она и без того помнила о нем четыре месяца, и никто, даже Чарлз, не мог заставить ее нести бремя верности столь долгий срок.
Как только они остались одни, сэр Генри подсел к ней и, схватив руку, осыпал ее поцелуями.
– Вы… вы чересчур скоры, сэр.
– Мадам, в этом изменчивом мире нужно спешить.
– Я бы хотела поставить вас в известность о моем положении здесь.
– А вы полагаете, я не знаю о нем? Неужели вы думаете, что я не навел справки, едва увидев вас?
– В соседней комнате спит ребенок – это сын короля.
– Бедная, бедная Люси!.. Так долго жить в одиночестве, без мужчины!.. Ведь его величество уже давно находится в Шотландии.
– Я все это время хранила ему верность.
– Милая Люси! Какое самопожертвование с вашей стороны! Я просто хочу убедить вас – лучше держать в объятиях дворянина, пусть и не самого высокого титула, чем сохнуть по королю, который в это время находится где-то за морем.
– Вы что же, предлагаете мне изменить, сэр?
– Ради вас пойдешь не то что на измену, Люси, на плаху!
Люси отбежала от него и направилась в сторону двери в надежде, что он перехватит ее раньше, чем она коснется дверной ручки, что он и проделал с чрезвычайной ловкостью. Он начал страстно целовать ее.
– Как вы смеете, сэр? – закричала Люси.
– Вы слишком прекрасны, и есть один способ уйти от искушения – взять и согрешить.
– Вы заплатите за это, сэр!
– Заплачу, и с удовольствием, Люси.
– Немедленно уходите и больше не показывайтесь здесь.
Голос Люси замер. Она задохнулась, потом перевела дыхание и, пока он нес ее в спальню, умело изображала притворное сопротивление.
И вновь Люси не осталась одна – у нее был очередной любовник.
Крохотный двор забавлялся, наблюдая за перипетиями этого романа. И что там делает король Карл II в Шотландии, рассуждали придворные, жадно ловя все сплетни и толки. Не забыл ли он вообще про свой двор в изгнании? Судя по доходившим слухам, он находился там под неусыпным надзором. Каждый день Чарлзу приходилось выслушивать бесконечные молитвы и проповеди, по воскресеньям не разрешалось выходить на прогулку, часы напролет приходилось проводить на коленях. Все сошлись на том, что это слишком дорогая цена для такого человека, как Чарлз, пусть даже за свое терпение он должен получить престол. А что же женщины Шотландии? Было ли это вообще возможно – ускользнуть от своих тюремщиков, чтобы наслаждаться обществом, которое ему действительно приятно? Говорили, что ему не разрешалось играть даже в карты, и одна благочестивая леди, увидев через открытое окно, как он играет в карты, немедленно наябедничала комиссарам пресвитерианской церкви в Шотландии. Короля сурово отчитали. Карты в святое воскресенье! Шотландец не может позволить себе такого! Один из комиссаров собственной персоной явился к нему в дом, чтобы сделать выговор и прочитать долгую проповедь о вреде игры в карты в любое время и о том, что играть в воскресенье – двойной грех. Но, кажется, шотландцам импонировал веселый молодой король, ибо этот комиссар перед уходом, как говорили, шепнул: «А уж если вам вздумается играть в карты, ваше величество, молю вас – не забудьте предварительно закрыть окно». Нет, Карл II нашел определенное признание в Шотландии.
Он еще не был коронован, и герцог Гамильтон с графом Лодердейлом предостерегали его показываться на улицах, поскольку такой способ покорять сердца был чреват непредвиденными последствиями: мало ли какие мысли мог внушить шотландцам вид этого молодого человека. Шотландцы намеревались твердо держать в руках своего короля, Карл II Стюарт должен был стать флагом, под которым их колонны могли бы маршировать в бой против кромвелевской Англии.
Но, говорили при дворе изгнанников, подвернись Чарлзу возможность для любовной интрижки, его обаяние, вне сомнения, разогнало бы даже холодные туманы и изморось этого горного края.
Как бы то ни было, вернувшись и обнаружив неверность любовницы, Чарлз наверняка почувствует себя задетым. Зато потом он поймет и простит. Он всегда и все понимал. Сам горячий и страстный, он не мог не принять во внимание пылкость и страстность Люси. В самом деле, рассуждала Люси, человек с таким темпераментом, как у нее или у Чарлза, не мог перенести столь длительное воздержание. И после первых колебаний и умело разыгрываемого смирения перед ситуацией Люси с головой погрузилась в любовную интрижку с очередным партнером; она вновь начала одеваться как павлин, с головой ушла в изучение науки любви, в которой давно уже была дока, и через месяц после первого визита к ней сэра Генри Беннета обнаружила, что снова ждет ребенка.
Небольшая и строгая кавалькада медленно продвигалась в сторону Кэрисбрукского замка. Впереди и позади скакала стража, сзади всадников было несколько слуг и домашний учитель, а в середине размещались двое детей: девочка лет пятнадцати и одиннадцатилетний мальчик.
Мальчик по дороге исподтишка поглядывал на девочку, по щекам которой струились слезы. Бледное лицо сестры пугало его, еще больше пугали слезы: никогда она не была так несчастна, как сейчас.
Он всегда испытывал священный страх перед сестрой, перед ее исступленной смелостью, перед ее частыми слезами. В отличие от него она не могла приспособиться к их образу жизни и примириться с ним. Он был способен забыть, что является узником, если бы сестра не напоминала ему.
– Нет, нет и нет, – страстно говорила она. – Тебе не следует ни о чем забывать. Ты обязан всегда и везде помнить, кто ты такой, и в первую очередь помнить о папе.
При одном упоминании об отце мальчуган готов был зареветь. Ночью в постели он мог заключить сам с собой пакт: «Я не буду думать о папе!»И в молитвах своих он попросил: «Господи Боже, пожалуйста, пожалей меня в эту ночь и не дай увидеть во сне папу!»
Это были никто иные как принц Генри и его сестра Элизабет, для учителя и слуг – господин Гарри и госпожа Элизабет. Им сказали, чтобы они забыли о своем отношении к королевскому семейству Стюартов, пусть, дескать, Элизабет учится пришивать пуговицы, а Генри – мастерить обувь, чтобы в конце концов они смогли стать полезными обществу гражданами Английской республики, провозглашенной Кромвелем.
– Я лучше умру, – кричала Элизабет. И в самом деле, если бы горе и меланхолия могли убивать, принцесса давно была бы мертва.
Мистер Лавл, учитель мальчугана, когда они бывали одни, говорил шепотом, что не стоит бояться: лорд-протектор только лает, но не кусается, а своими угрозами он надеется запугать мать и братьев мальчугана.
В компании мистера Лавла, занимавшегося его обучением, и слуг, постоянно утешавших его, Генри мог бы и примириться со своим жребием, но рядом была сестра, чтобы, как Божий перст, указывать ему на его титул и вытекающие из него обязанности.
Будучи старше, она еще застала славные дни королевского величия, а он, почти не помня мать, отца помнил даже слишком хорошо. Чарлза, Джеймса и Мэри он помнил весьма смутно, а младшую сестричку Генриетту даже ни разу не видел. Вообще-то он физически был крепче Элизабет: сломав в восемь лет ногу, та так и не оправилась от травмы. С каждой неделей она становилась тоньше и бледнее, но дух нетерпимости к врагам семьи с каждым днем разгорался в ней все сильнее и сильнее.
- Предыдущая
- 21/77
- Следующая
