Поцелуй Иуды - Холт Виктория - Страница 3
- Предыдущая
- 3/77
- Следующая
Отец покачал головой.
— Это было невозможно. Мне уже было уготовано будущее. Я должен был пойти по его стопам. Я не должен был стать солдатом или политиком. Я был сыном землевладельца, и должен был стать таким же, как он. Я должен был учиться управлять поместьем и провести всю свою жизнь, стараясь быть похожим на отца.
— А ты не хотел этого, — сказала Франсин.
— Нет… я ненавидел это. Я ненавидел все в Грейстоуне. Я ненавидел дом и правила, которые насаждал отец, его отношение ко всем нам — маме, моей сестре Грейс и ко мне. Он считал себя нашим хозяином. Он во всем требовал повиновения. Он был тираном. А потом… я встретил вашу маму.
— Расскажи про это, — попросила Франсин.
— Она появилась в нашем доме, чтобы шить платья для вашей тетушки Грейс. Она была такая хрупкая, нежная, красивая. Встреча с ней и решила все.
— И ты убежал из поместья Грейстоун, — заключила Франсин.
— Да. Я вырвался из тюрьмы. Мы убежали искать свободы — мама от изнурительной работы швеи, я — от поместья Грейстоун. Мы никогда не жалели об этом.
— Так романтично… красиво, — пробормотала Франсин
Сначала было трудно. Лондон… Париж… попытки заработать деньги. Потом мы познакомились в кафе с одним человеком. У него была студия на этом острове, и он предложил ее нам. Вот так мы и приехали сюда. Родилась Франсин… а потом ты, Пиппа.
— И он никогда не возвращался сюда, в свою студию? — спросила Франсин.
— Он вернулся. И немножко пожил с нами. Вы были маленькие и не помните. Потом он уехал обратно в Париж, где он нажил себе довольно большое состояние Он умер несколько лет назад и оставил студию мне Нам удалось наладить свою жизнь… хотя и небогатую, но мы были свободны.
— Мы были очень счастливы, папа, — твердо сказала Франсин. — Счастливее не бывает.
Потом мы все обнялись — мы любили показывать свои чувства — а потом Франсин вдруг опять стала очень деловитой и сказала, что всем пора спать.
Всего через несколько недель после этого разговора отец утонул. Он поехал на лодке в голубую лагуну, что делал довольно часто, но попал в шторм. Лодка перевернулась. Я потом думала, были ли его попытки спастись достаточно сильны. После смерти мамы жизнь потеряла для него всякий вкус. У него было две дочери, но я думала, он понимал, что Франсин сможет позаботиться о себе и обо мне лучше, чем он. И кроме того, он, наверное, представлял себе, как повернутся события, и. считал, что так для нас будет лучше.
Я чувствовала, что это судьба, я будто знала, что это случится. Я уже тогда поняла, что после смерти мамы наша жизнь не сможет быть такой же, как раньше. Мы старались возвратить нашу былую жизнерадостность. Особенно хорошо это выходило у Франсин, но даже у нее это не получалось совершенно естественно.
Мы сидели друг перед другом в студии в день, когда его похоронили рядом с мамой под оливковыми деревьями.
— Он хотел быть там с того момента, куда ее туда положили, — сказала Франсин.
— Что мы будем делать? — спросила я. Она казалась почти беспечной:
— Мы вместе, и нас двое.
— У тебя всегда будет все хорошо, и ты позаботишься обо мне, — ответила я.
— Правильно, — сказала она.
Наши соседи на острове были к нам очень добры. Они кормили нас, ласкали, и мы чувствовали, что нас любят.
— Это неплохо для начала, — прокомментировала Франсин, — но вечно так продолжаться не может. Нам нужно подумать о будущем.
Мне тогда было почти одиннадцать, а Франсин шестнадцать.
— Конечно, — сказала она, — я могла бы выйти замуж за Антонио.
— Не можешь и не выйдешь.
— Мне нравится Бабочка, но ты права. Не могу и не выйду.
Я вопросительно посмотрела на нее. У нее очень редко не было готового ответа на вопрос, но сейчас был именно тот случай. В ее глазах сквозила нерешительность.
— Мы могли бы уехать, — предложила она.
— Куда?
— Куда-нибудь. — И она призналась мне, что всегда знала, что уедет с острова. Она терпеть не могла чувствовать себя отрезанной от мира, а на острове это было именно так
— Когда родители были живы, все было по-другому. Здесь был наш дом, — сказала она. — А теперь уже все не так И вообще, что нам здесь делать.
Проблема разрешилась сама собой, когда Франсин получила письмо.
На конверте было написано: «Мисс Юэлл».
— Это мне, — объяснила Франсин. — А ты — мисс Филиппа Юэлл.
Когда она начала читать, я увидела в ее глазах возбуждение.
— Это от юриста, — сказала она. — От юриста сэра Мэтью Юэлла. Нашего дедушки. В связи с постигшим наш несчастьем сэр Мэтью Юэлл выражает желание, чтобы мы немедленно вернулись в Англию. Поместье Грейстоун по закону является нашим домом.
Я в ужасе смотрела на нее, но ее глаза сияли.
— Ой, Пиппа, — сказала она. — Мы едем в тюрьму…
За этим последовали хлопоты и сборы к отъезду, и это было хорошо, потому что отвлекало нас от мыслей о наших потерях, которые были слишком велики для нашего разума. Нужно было собрать вещи и решить вопрос о студии и ее содержимом. Студию в конце концов с грустью взял себе Антонио.
— Там вам будет лучше, — сказал он. — Вы будете жить как настоящие леди. Мы слышали, что синьор Юэлл — знатный джентльмен.
Один из юристов фирмы прибыл, чтобы сопровождать нас в наш новый дом. На нем был черный фрак и блестящий котелок. Он совсем не вписывался в пейзаж острова и на него смотрели с большим уважением. Сначала он нас немного стеснялся, но Франсин быстро разговорила его. После смерти отца она стала вести себя с большим достоинством, как и подобает мисс Юэлл, которая выше рангом, чем мисс Филиппа Юэлл. Звали юриста мистер Каунсил, и было видно, что для человека его положения сопровождение в Англию двух девочек было делом не совсем обычным.
Мы с грустью простились с друзьями и обещали им вернуться. Я хотела было пригласить их всех в Англию, но Франсин бросила мне предостерегающий взгляд.
— Представь их всех в тюрьме, — сказала она.
— Но они бы никогда и не приехали, — возразила я.
— Может и приехали бы, — ответила она.
Путешествие было долгим. Мы и раньше бывали на континенте, но никогда не ездили на поезде. Мне это страшно понравилось, хотя я немножко стыдилась своего восхищения. Мне кажется, Франсин испытывала то же самое. Все вокруг смотрели на Франсин, и я понимала, что так и должно быть. Даже мистер Каунсил был под влиянием ее чар и относился к ней, как к красивой молодой женщине, а не как к ребенку. Я думаю, она была и тем и другим. В ней была шестнадцатилетняя невинность, но в чем-то она вела себя, как зрелая женщина. На острове она заправляла нашим хозяйством, вела переговоры с покупателями и всячески опекала всех нас. Но с другой стороны там жизнь была очень проста, и мне кажется, что вначале Франсин продолжала судить людей так, как она привыкла на острове.
Мы пересекли Ла-Манш и, к смятению мистера Каунсила, опоздали на поезд, который должен был привезти нас в Престон Карстэйрз, ближайшую станцию от поместья Грейстоун. Мы узнали, что следующий поезд будет только через несколько часов. Нас отвезли в гостиницу рядом с пристанью и там накормили жареной говядиной с картошкой в мундире, что нам показалось экзотическим и очень вкусным блюдом. Пока мы ели, к нам подсела жена владельца гостиницы. Когда она узнала, что нам придется так долго ждать, она предложила осмотреть окрестности.
— Мы могли бы заложить двуколку. У нашего Джима как раз сейчас есть пара часов.
Мистеру Каунсилу понравилась эта мысль, и вот так мы попали в церковь Берли. Франсин даже закричала от восторга, когда мы ее проезжали. Она была очень интересна, эта церковь. Франсин сказала, что она из норманнского серого камня и страшно подумать, сколько лет она простояла. Мистер Каунсил не возражал против визита в церковь, и мы пошли осмотреть ее. Он считал себя большим авторитетом в области архитектуры и любил показать свои знания, которыми явно гордился. Он указывал нам на всякие интересные детали, а Франсин и я стояли раздвинув рот. Нас не волновало, какие столбы и арки являлись опорой стен церкви, но нас интересовал необычный запах смеси плесени и полировки дерева, разноцветные мозаичные окна, отбрасывающие всюду голубые и красные тени, список викариев, управлявших церковью с двенадцатого века.
- Предыдущая
- 3/77
- Следующая
