Отравительница - Холт Виктория - Страница 28
- Предыдущая
- 28/71
- Следующая
Еще существовали могущественные де Гизы. Они были сердиты, потому что Франциск умер и королем стал он, Карл. В последнее время они, казалось, притихли, но Карл боялся их всевидящих глаз, внимательно следивших за ним.
Его воспитателями были господин Бираго и граф де Ретц. Они открывали перед ним незнакомый ему мир; он с интересом узнавал много нового о жизни. Они хотели, чтобы он больше походил на своего брата Генриха. Карл тоже желал этого, потому что тогда мать любила бы его сильнее. Но изменить свою натуру трудно. Он старался изо всех сил; но воспитатели вели себя странно. Они показывали Карлу картинки, смущавшие его, говорили, что весьма приятно хлестать друг друга по голой коже. Это казалось Карлу совсем удивительным — так люди поступали, когда сердились и хотели наказать кого-то. Но итальянцы заявляли: «Вам предстоит многое понять, Ваше Величество. Это совсем иная порка.»
Если такое поведение считается нормальным, значит, этот мир безумен. Карл не понимал их; иногда, слушая итальянцев, он впадал в истерику; с ним случались припадки, во время которых он кричал бог знает что; затем его успокаивали с помощью специального напитка, приготовленного матерью.
Он не знал, почему припадки происходят все чаще и чаще — то ли дело было в том, что он становится старше, то ли их провоцировали воспитатели, то ли бремя королевских обязанностей все сильнее угнетало его.
Но обладание престолом давало ему одно преимущество: он мог жениться на Марии. Дорогая Мария! Сейчас она была несчастна. Она проводила сорок дней в уединении, которое традиция предписывала королеве Франции, потерявшей мужа. Она не покидала своих покоев в Фонтенбло, где все было затянуто черной тканью; сама Мария носила черные одежды, но и в них она выглядела великолепно. Ее прекрасные светлые волосы и белая кожа оттенялись черной материей еще лучше, чем расшитым бриллиантами свадебным платьем.
Марии исполнилось девятнадцать; ему, Карлу, было только девять. Но мир знал супругов с еще большей разницей в возрасте.
Раньше он наблюдал за своим старшим братом. Франциск не хотел быть королем, однако, имея такую жену, как Мария, он часто бывал счастлив.
Я тоже был бы счастлив, думал Карл, если бы женился на Марии.
Он заговорил об этом с матерью.
— Теперь, когда мой брат Франциск мертв — да упокоится его душа — и Мария стала вдовой, ей нужен новый муж, а мне нужна жена.
Выражение лица Катрин не изменилось.
— Это верно, мой сын, — сказала она.
Он внезапно почувствовал себя счастливым; она не назвала его помыслы «нечестивыми», как прежде, потому что Мария была уже не женой брата, а вдовой.
— Продолжай, — добавила Катрин.
Он боялся посмотреть на нее; ощущение возможности счастья переполнило его с такой силой, что ему не удавалось найти нужных слов.
— Я подумал, мама, о том, что, возможно, мой долг — утешить Марию, потерявшую Франциска, — радостно произнес Карл.
Он не замечал ярости, скрывавшейся за спокойной улыбкой Катрин.
Значит, после всего, что сделали для него и с ним воспитатели, он по-прежнему мечтает о Марии; если он позволит дядям Марии узнать об этом — вероятно, это уже произошло, — они сделают все, чтобы выдать племянницу за короля. Тогда положение королевы-матери станет невыносимым — таким, каким оно было последние два года — близким к полному бессилию. Герцог и кардинал будут править страной через Марию и Карла, как прежде они правили ею через Марию и Франциска.
Я скорее умертвлю тебя, чем допущу это, подумала Катрин.
— Не думаю, мой сын, что Мария способна быстро забыть о своем горе. Неприлично заводить с ней разговор о браке, когда она оплакивает мужа.
Мальчик легко согласился с матерью.
— Да, я понимаю. Она должна оплакивать его сорок дней и ночей. Но траур закончится, и тогда…
Катрин ласково положила руку на плечо сына и улыбнулась, глядя ему в глаза:
— Мой сын, мой маленький король, ты знаешь, что я мечтаю только об одном — чтобы ты был счастлив.
Он, как в детстве, уткнулся лицом в ее колени.
— О, мама, значит, ты разрешишь мне это?
— Мы сделаем все возможное. Не сомневайся в этом, мой сын. Но не забывай о своем положении, о королевском достоинстве. Ты должен проявлять предельную осторожность при каждом шаге. Поступать так, как хотел бы твой отец.
При упоминании об отце, смерть которого была для Карла величайшей трагедией, глаза мальчика наполнились слезами.
— Папа, — продолжала Катрин, — огорчился бы, узнав, что ты думаешь об удовольствиях так скоро после кончины брата.
— Нет, мама. Я не…
— Да, мой дорогой, ты думаешь о них. Разве нет? Ты знаешь, что не должен лгать маме.
— Но я любил Франциска. Мы были… лучшими друзьями.
Она подняла палец.
— Однако ты хочешь получить в жены его вдову, не дав телу Франциска остыть! Мой сын, быть взрослым, любить женщин, носить корону — все это сопряжено с опасностью. Не думай, что трон — надежная защита. С королями случаются ужасные вещи. Когда-нибудь я расскажу тебе о них.
Его руки начали подергиваться, он стал хватать пальцами свой костюм — Катрин были знакомы эти симптомы истерии.
— Но я не буду делать ничего дурного. Не буду подвергать себя опасности.
— Твоя мама позаботится о тебе, Карл, ты понимаешь, как тебе повезло иметь мать, которая превыше всего ставит благополучие своих детей?
— Я понимаю это.
— Тогда помни, что ты еще ребенок; разумные дети слушаются родителей. Я постоянно мысленно советуюсь с папой. Я чувствую, что он где-то рядом… он подсказывает мне. Ты хочешь делать то, что я и твой папа считаем правильным?
— Да, мама.
— Значит, ты — хороший мальчик и мудрый король. Ты должен проявлять благоразумие, иначе тебя постигнет ужасная участь. Многие короли были убиты.
— Нет, мама, нет! Не говори мне об этом. Не говори мне о страшных вещах, иначе мне приснится ночью кошмар, и тогда…
Она обняла Карла.
— Мы не будем говорить о них, но ты ведь знаешь, мой сын, мой маленький король, что ты должен быть очень мудрым? Ты виновен в том, что ты предал своего умершего брата — да, боюсь, на тебе лежит некоторая вина. Что, если Франциск забудет о снисходительности и спустится с небес, чтобы наказать тебя?
— Он не придет, чтобы наказать меня. Я люблю Франциска. Всегда любил его.
— Но ты любишь его жену…
— Нет… нет… только как сестру.
— И ты хочешь жениться на сестре?
— Только когда Мария оправится от своего горя, а я — от своего.
— Послушай меня, Карл. Веди себя осторожно. Не говори никому о твоих намерениях относительно невестки. Вряд ли кто-нибудь поймет тебя так, как я.
— Хорошо, мама.
— Кое-кто может рассердиться. А теперь запомни: если это дойдет до ушей Марии… или ее родственников де Гизов, что они подумают?
Ей показалось, что Карл лукаво улыбнулся.
— О, я не думаю, что господин герцог и господин кардинал рассердятся. Если Мария выйдет за меня, она станет королевой Франции.
— Будь осторожен, — твердо сказала Катрин. — Если французы узнают о твоих дурных намерениях относительно невестки, если люди услышат о твоих нечестивых помыслах, они восстанут против тебя. Однажды, когда ты покинешь дворец, к тебе подойдет человек и… ты будешь считать его другом, пока не увидишь блеск кинжала. Холодная сталь пронзит твое сердце, и ты не сможешь сдержать вопля. Боль будет ужасной, сын мой. Я скажу тебе…
— Нет, нет. Я знаю. Ты права, мама, я должен скрывать это. Я никому ничего не скажу.
Катрин поднесла палец к губам.
— Поклянись мне, сын мой, что ты будешь умным и ничего не скажешь Марии и ее дядям. Это — наш секрет. Никто больше не должен знать о нем. И если у тебя когда-нибудь возникнет желание заговорить, вспомни о холодной стали… в твоем сердце… вот здесь. Ты потеряешь сознание от нестерпимой боли, но потом оно вернется к тебе, ты очнешься в агонии… ужасной агонии… залитый кровью… собственной кровью… ее запах ударит тебе в нос…
- Предыдущая
- 28/71
- Следующая
