Кирклендские услады - Холт Виктория - Страница 20
- Предыдущая
- 20/64
- Следующая
Может, Пятница свалился в один из прудов и утонул? Нет, едва ли: пруды были неглубокими, к тому же он прекрасно плавал. И тем не менее, каждый раз, бродя меж развалин, я звала Пятницу, хотя и понимала, что это глупо. Но я не решалась признаться себе, что никогда больше его не увижу, – мне так нужна была хоть крошечная надежда.
Я вспоминала тот день, когда повстречала здесь доктора Смита, и его совет не спускать Пятницу с поводка. Едва придя в себя после смерти Габриеля, я отправилась к заброшенному колодцу в поисках Пятницы, но и там его не было.
Однажды, возвращаясь с прогулки, я выбрала тропинку, которая привела меня к боковому входу в дом, которым я прежде ни разу не пользовалась. Это была дверь почти незнакомого мне восточного крыла. Насколько я успела понять, все части дома были совершенно одинаковыми, если не считать того, что в южном крыле находилась главная лестница, спускавшаяся в холл мимо галереи менестрелей.
Я поднялась на четвертый этаж, чтобы по соединительному коридору перейти в другую часть здания и попасть в свою комнату. Однако выбрать из лабиринта коридоров нужный и понять, какая именно дверь ведет в южное крыло, оказалось не так просто. К тому же я не решалась открывать все двери подряд, боясь грубо нарушить чье-нибудь уединение.
Подходя к дверям, я стучала, а потом осторожно отворяла их, но каждый раз обнаруживала гостиную, спальню или рабочую комнату, а не коридор.
Можно было либо выйти на улицу тем же путем, обогнуть дом и войти через парадный вход – либо продолжить поиски. По недолгом размышлении я выбрала последнее, поскольку не была уверена, что смогу найти обратную дорогу к лестнице.
В отчаянии я стала проверять все двери подряд, и наконец на мой стук отозвался голос:
– Войдите.
Войдя, я буквально наткнулась на тетю Сару, стоявшую у самого порога, и от неожиданности отпрянула назад. Старушка засмеялась и тонкой ручкой ухватила меня за рукав.
– Входи же, – сказала она. – Я ждала тебя, дорогая.
С этими словами она забежала мне за спину и проворно захлопнула дверь, будто опасаясь, что я ускользну. Здесь, у себя в комнате, она проявляла больше живости и прыти, чем внизу, когда собиралась вся семья.
– Ты ведь пришла посмотреть мои гобелены, правда?
– С удовольствием на них взгляну, – сказала я, – хотя вообще-то я просто заблудилась. Никогда раньше не бывала в восточной части дома.
Она погрозила мне пальцем, словно непослушному ребенку.
– Да, здесь легко заблудиться, когда не знаешь дороги. Но что же ты стоишь – садись.
Я с удовольствием повиновалась, чувствуя усталость после прогулки.
– Мне очень жаль твоего песика, – проговорила старушка. – Он и Габриель ушли одновременно. Ты потеряла обоих. Это так грустно.
Меня удивило, что она помнит Пятницу. Я вообще испытывала неловкость, общаясь с тетей Сарой, ибо не знала, чего от нее ожидать: иногда ее мысли пугались и она смешивала настоящее с прошлым, а иногда вдруг проявляла неожиданную ясность рассудка.
Обведя глазами просторную комнату, я увидела, что стены ее увешаны яркими, искусно вышитыми гобеленами. Тетя Сара заметила мой восхищенный взгляд и радостно хихикнула.
– Это все моя работа, – сообщила она. – Видишь, они уже закрывают большую часть стен, но и пустых мест достаточно. Возможно, я успею заполнить их... прежде чем умру. Я ведь очень старая. Будет печально, если я умру, не выполнив того, что должна. – Выражение меланхолии на ее лице мгновенно сменилось ослепительной улыбкой. – Но все в руках Божьих, не так ли? Может, он согласится продлить мои дни, если я попрошу его об этом? А ты не забываешь молиться, Клер? Подойди и взгляни на мои гобелены... Ближе. Я расскажу тебе о них.
Она взяла меня за руку. Ее пальчики, похожие на коготки, были беспокойными и подвижными.
– Великолепная вышивка, – сказала я.
– Тебе правда нравится? А вот ты недостаточно стараешься, Клер. Я много раз говорила тебе, что это так просто... просто, надо только проявить упорство. Понимаю, у тебя много забот. Рут такая упрямая малышка. Марк не доставляет тебе особых хлопот, но ты ведь ждешь еще одного ребенка...
Я ласково сказала:
– Вы забыли, тетя Сара. Я не Клер, а Кэтрин, вдова Габриеля.
– А, так ты пришла полюбоваться моими гобеленами, Кэтрин. И правильно. Я знаю, они тебе понравятся» именно тебе. – Она подошла ко мне совсем близко и взглянула прямо в лицо. – Тебя я тоже вышью на одном из гобеленов – когда придет время.
– Меня? – в изумлении переспросила я.
– Вот, взгляни сюда. Узнаешь?
– Это же Забавы…
Она весело рассмеялась и потянула меня к шкафу, который тут же открыла. С полки посыпались куски полотна, и она со смехом подобрала их, двигаясь с легкостью молодой девушки. Внутри шкафа был встроен еще один шкафчик, поменьше, набитый разноцветными мотками шелка. Тетя Сара принялась их нежно перебирать.
– Я сижу здесь и вышиваю, вышиваю... все, что вижу. Сначала рисую то, что хочу вышить. Я покажу тебе свои наброски. Когда-то я собиралась стать художницей, но потом стала вышивать гобелены. Это ведь намного интересней, как по-твоему?
– Ваши гобелены изумительны, – ответила я. – Мне хотелось бы рассмотреть их получше.
– Конечно, конечно.
– Особенно тот, где изображен дом. Он выглядит так правдоподобно, камни совсем как настоящие, и цвет...
– Иногда бывает непросто подобрать нужный цвет, – заметила она, сокрушенно сморщившись.
– А люди... Кажется, я их узнаю!
– Разумеется. Вот мой брат... и наша сестра Агарь, а вот моя племянница Рут, и мой племянник Марк – он умер, когда ему было четырнадцать лет, – и Габриель, и Саймон, и я сама...
– И все они смотрят на дом. Она взволнованно закивала.
– Именно! Все мы смотрим на дом. Возможно, тут должен быть и еще кое-кто... Ты, например. Но я не думаю, что ты смотришь на дом. Клер тоже не смотрела. Ни Клер, ни Кэтрин.
Я не поняла, что она имела в виду, но она не стала объяснять, а продолжала:
– Я многое вижу. Наблюдаю. Видела, как ты приехала. А ты меня не заметила.
– Вы были на галерее менестрелей.
– Значит, все-таки заметила?
– Но не знала, что это вы. Она кивнула.
– Оттуда многое можно увидеть... незаметно для других. А вот свадьба Мэтью и Клер.
Вышивка изображала местную церковь, возле которой стояли жених и невеста; в женихе я узнала сэра Мэтью. Сходство было поразительным. Неужели этого можно добиться с помощью крошечных стежков шелковых ниток на ткани? Эта маленькая старушка – действительно настоящая художница.
– И свадьба Рут. Он погиб от несчастного случая на охоте, когда Люку было десять лет. Взгляни.
Тут я поняла, что на стенах этой комнаты отображена вся история семьи Роквеллов, увиденная глазами этой странной женщины. На протяжении многих лет она запоминала все важнейшие события и переносила их на ткань, стежок за стежком.
– Вы совсем как летописец, тетя Сара, – проговорила я. Ее личико снова сморщилось, в голосе послышались слезы:
– Ты хочешь сказать, что сама я не жила... только наблюдала за другими. Да, Клер?
– Я Кэтрин, – напомнила я.
– Кэтрин, мне нравилось наблюдать. Я создала эту галерею – галерею гобеленов, – и после моей смерти люди будут разглядывать эти гобелены и узнают о нас больше, чем из фамильных портретов. Я рада, что выбрала вышивку, а не живопись, – она куда красноречивее.
Я обошла комнату, и глазам моим предстали картины жизни Кирклендских Забав. Я увидела мужа Рут на носилках, и убитых горем родных у его постели, и смерть Марка, а между этими сценами – изображения дома и глядящих на него людей.
– По-моему, это Саймон Редверз, – заметила я, указав на одного из них.
Тетя Сара кивнула.
– Саймон смотрит на дом, потому что в один прекрасный день может стать его владельцем. Если Люк умрет, как умер Габриель, поместье перейдет к Саймону. Потому-то он и не сводит глаз с дома.
Она пристально взглянула на меня, потом достала из кармана маленькую книжечку и быстро, несколькими уверенными штрихами сделала набросок.
- Предыдущая
- 20/64
- Следующая
